Реквием (СИ) - Единак Евгений Николаевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗

В 1989 году Валентина Александровна Киняк (по мужу Дороган) после многолетних поисков могилы отца прибыла в венгерский город Монор, что в тридцати километрах восточнее Будапешта. Из восьмидесяти тысяч погибших за освобождение Будапешта, на этом кладбище нашли последний приют более трехсот советских воинов. Среди сотен фамилий бойцов на обелиске воинского мемориала Валентина Александровна нашла надпись:

Через полвека с лишним…

Родился я, по рассказам мамы, ровно в полночь с 18 на 19 августа 1946 года. Днем моего рождения мама всю жизнь считала восемнадцатое, несмотря на то, что в свидетельстве о рождении с добрым десятком ошибок написано, что я родился девятнадцатого августа. Свидетельство о моем рождении выписал наш сосед Савчук, исполнявший тогда должность секретаря сельского совета.

В школу я пошел семи лет. Семилетнюю школу в Елизаветовке я закончил в 1960 году. С начальных классов я свыкся с мыслью, что в восьмой класс я пойду в Тырново, по стопам Алеши, моего старшего брата. Аттестат зрелости с отличными оценками брат получил в пятьдесят пятом и, не поступив в Кишиневский мединститут, пошел учиться в Сорокский медицинский техникум. А в июне нынешнего, шестидесятого года Тырновскую школу закончил мой двоюродный брат Тавик.

Моим планам воспротивились родители.

— Тырново больше года уже не райцентр. Село сразу же стало глушью. Да и добираться туда сейчас не с руки. — отговаривал меня отец.

Мне сразу стало обидно. Для меня Тырново всегда было торжественным, нарядным и, в чем-то даже необыкновенным. Въезд в Тырново, улицы и старинный парк, утопающий в зелени вековых деревьев, пестрели плакатами и красочными гирляндами. А в пятьдесят седьмом, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи, в Тырново тоже устроили фестиваль. Нас всей школой возили в райцентр на колхозной грузовой машине! Даже пыль за машиной клубилась веселее и гуще. Оставленное машиной серое облако медленно оседало, по нашим ощущениям, красивее, чем в Елизаветовке.

Самолет кругами летал над парком и разбрасывал листовки с поздравлениями! Такого огромного и низко летящего кукурузника я ещё не видел. От рокота его мотора подрагивало в груди. В огромном парке разместились, приехавшие из разных сел и играющие различные мелодии одновременно, духовые оркестры. Музыка нескольких оркестров вселяла ощущение особой торжественности праздника.

А в конце было торжественное факельное шествие. Шли ребята старших классов Тырновской школы. Факелы были сработаны из консервных банок, закрепленных гвоздями к одинаковым круглым палкам. Грандиозности и впечатлительности шествия не могло помешать даже то, что все факелы сильно дымили. Черный дым с плавающими в воздухе черными хлопьями относило на обочину улицы, где стояли мы, зрители.

Черные хлопья медленно оседали на наши впервые одетые, в большинстве белые рубашки. Попытка стряхнуть неизменно приводила к тому, что на ткани расползалось размазанное черное пятно. В некоторых факелах через отверстия мимо гвоздей сочились капли черной смолы. У части факельщиков капли падая, продолжали, гореть. Некоторые ребята выбегали из строя и швыряли горящие факелы в глубокий овраг напротив чайной.

Наш директор, Николай Григорьевич Басин, вполголоса возмущался в кругу наших учителей:

— Сама идея неподходящая. Факельное шествие не вписывается во всемирный праздник молодежи. Конструкцию факелов не продумали. Надо было наверху обмотать палку как бинтом и одеть защитные щитки. Или прокладки из камер над и под дном банки. А так и до беды недалеко.

Мы не видели никакой беды. Слова Николая Григорьевича вызвали в нас протест. Но нам было положено молчать. В наших душах мы упорно считали факельное шествие самым ярким эпизодом районного фестиваля.

А бьющий в нос розовый крюшон и желтый лимонад? А кусочки хлеба, на которые, продающий их толстый седой дядя в нарядном белом коротком халате с фартуком, накладывал кусочки, наискось срезанной, удивительно ароматной вкусной колбасы? Мы тогда узнали, что всё это сооружение из хлеба с колбасой называется странным, непонятным словом: «бутерброд»! После каждодневного созерцания и поглощения краюх, отрезанных от огромных, выпекаемых нашими мамами, хлебов, присыпанных сверху, пожелтевшей в жаркой печи мукой, мы увидели румяные продолговатые небольшие, совсем игрушечные, хлебцы! Назывался такой хлеб батоном. Сверху батон был очень блестящим. Старше нас на год, брат Мишки Бенги, Вася авторитетно заключал:

— Наверное, солидолом мажут.

А вместо нашего тесного полутемного сельского коператива — у самого вокзала большой, как колхозный склад, коператив, называемый раймагом. Там мы покупали гачки (рыболовные крючки). Там я впервые увидел, что вместо поплавка из корковой пробки удочку можно оснастить красно-белым, удивительно красивым поплавком. И на воде хорошо видно, и рыба, наверное, на такую красоту здорово клюёт!

А сельхозвыставки?! Каждой осенью на обширную базарную площадь со всего района привозили огромных карпов в стеклянных аквариумах, целиком стеклянные ульи с пчелами, не умещающиеся в дверях желтые тыквы, огромные полосатые арбузы. Наш колхоз ежегодно на низкой специальной телеге привозил племенного быка Милого, весом в целую тонну!

В углу базарной площади был огороженный лентами участок. Над проходом полукругом в три ряда на материи надпись: «Тырновский районный быткомбинат». За лентами стояли шкафы, столы, постели, тумбочки. Отдельно стояли пружинные матрацы! А рядом стояли калитки и ворота из настоящего железа. И всё это сделано не на заводе или фабрике, а в Тырново!

В прошлом году посреди базара на столе стоял настоящий кукурузный початок толщиной с ведро и полутораметровой высоты. Потом мы узнали, что початок колхозные плотники сначала вытесали из деревянного столба. Затем, придавая форму початка, оглаживали рубанками. А в конце все комсомольцы села, сменяя друг друга, с помощью столярного клея обклеили деревянный кочан вылущенными крупными кукурузными зернами.

Огромная каменная арка при въезде в Тырново за винпунктом! Видимые с базарной площади паровозы, изрыгающие черный дым и тянущие за собой длинные ленты разных вагонов! Издали, как огромная гусеница с черной головой. А садящиеся на аэродроме кукурузники! Приземляясь, они, незаметно и как-то сразу одновременно, увеличивались в размерах. А нашей Елизаветовке и не снился, начинающийся за чайной глубокий, с крутыми склонами, овраг! У нас в селе поиграть в войну по-настоящему негде.

Тогда во мне зрело ощущение, что моя учеба в Тырново будет сплошь состоящей из, бьющего в нос, крюшона, вкусных бутербродов с колбасой, разбросанных самолетом листовок, разноцветных гирлянд, звучания музыки сразу нескольких духовых оркестров и грандиозного факельного шествия.

И вдруг такой облом! Дондюшаны… Там, рассказывали ребята, этой весной убрали огромный, расположенный ниже церкви базар, куда я ездил с отцом и дедом.

— Нечего в Тырново! — подводила итог мама. — На станцию два раза в неделю на подводе Иван Лирник возит с фермы сливки. А с нового года, говорят, молоко будут возить машиной каждый день. А осенью десятки машин в день возят из колхоза на сахзавод свеклу! С передачей еды проблем не будет. Жить будешь у Сусловых. Отец договорился. Да и знать будем, чем ты там будешь заниматься!