Родина крылья дала - Коваленок Владимир Васильевич (мир книг .TXT) 📗
Пока Юрий Алексеевич разговаривал по телефону, я осматривал кабинет. Все здесь было просто и скромно. Таким же был и Юрий Алексеевич. Я смотрел на него и вдруг увидел себя, босоногого, бегущего за улетающими самолетами в «летчицкой шапке». Неожиданно куда-то исчезли робость и волнение. И почему-то пришло неожиданное ощущение, что в наших биографиях много общего.
Поведение Юрия Алексеевича было настолько простым, а его ответы на телефонные звонки доброжелательны и многогранны по сфере интересов, что на какое-то мгновение мною овладело чувство растерянности. Меня поразила широта интересов космонавта номер 1. Невольно спросил себя: неужели и я буду заниматься вот такими вопросами, если смогу стать космонавтом? Ведь Гагарину приходилось помогать людям, хлопотать за участников Великой Отечественной войны.
Наконец, положив трубку, Юрий Алексеевич спросил:
— Один приехал или с семьей?
Я ответил, что приехал с семьей и нас временно поселили в профилактории. И разговор пошел совсем не о космических делах, как я, признаюсь, ожидал, а о сугубо земном. Гагарин рассказал, что квартиры будут готовы месяца через два. Он тут же стал прикидывать, как мне лучше поступить: пожить в профилактории или определиться к кому-нибудь из молодых космонавтов? Я ответил, что жена, дочь и моя мама уедут к родителям жены: Нине как раз предстояла сессия в институте. Юрий Алексеевич поинтересовался, что я собираюсь делать с мебелью, книгами и вещами, которые мы привезли с собой. Тут же посоветовал: мебель — стол, книжный шкаф, два кресла, четыре стула и журнальный столик — разместить в свободном гараже. Книгам тоже нашлось место.
Около часа шла беседа, и ни одного слова о дальнейшей моей службе. Обладая исключительным тактом, Юрий Алексеевич понимал, что я сгораю от желания узнать о предстоящей работе. Словно прочитав мои мысли, он улыбнулся и сказал:
— Вот что, Володя, надеюсь, в отряд космонавтов ты прибыл надолго. Поэтому о служебных делах и проблемах поговорим, когда соберется вся ваша группа. Сейчас же тебе надо устроиться, побеспокоиться о семье, стать на довольствие в летную столовую. Запомни правило — сначала обустрой все свои житейские дела, все до мелочей, тогда служба и работа пойдут нормально.
На этом и закончился наш разговор. Выйдя из кабинета, я некоторое время постоял на крыльце напротив мозаичного портрета В. И. Ленина на стеле, возвышавшейся среди цветника. Было приятно на душе от разговора, от заботы такого известного и такого доброго человека. «Сначала обустрой все свои житейские дела, все до мелочей, тогда служба и работа пойдут нормально». Как часто это забывают! Иногда даже можно услышать укор в чей-то адрес: мол, сначала думает о себе, о своем личном, а о работе уже потом. Я же полностью согласен с Юрием Алексеевичем: если у человека есть условия для жизни, если он не волнуется и не переживает за семью — его работа всегда будет плодотворной.
В музее Звездного городка в мемориальном кабинете Юрия Алексеевича Гагарина на рабочем столе лежит календарь. На одном из его листков есть сделанные карандашом записи. Под номером четыре значится: «Летная подготовка транспортников». К этой строчке я имею самое непосредственное отношение.
В отряде космонавтов я начал летать на самолете МИГ-15. Но мне не хотелось расставаться с полетами на АН-12. Мыслями о необходимости полетов на транспортных самолетах как-то поделился с Юрием Алексеевичем. И вот 26 марта он пригласил меня в кабинет и коротко спросил:
— Какие аргументы в пользу полетов на АН-12?
Я предполагал, что в перспективе космические полеты будут осуществляться на орбитальных станциях. Размерами, количеством приборов и оборудования они должны были чем-то напоминать, по моим понятиям, большие самолеты.
— Полагаю, в управлении орбитальными станциями и большими самолетами что-то общее будет: экипаж, количество эксплуатируемых систем, приборного оборудования, — ответил я.
Юрий Алексеевич задумался. Потом взял карандаш и сделал запись: «Летная подготовка транспортников». Кстати, это касалось не меня одного — Зудов и Сарафанов до прихода в Центр тоже летали на транспортных самолетах.
— Серьезный вопрос. Я его вынесу на обсуждение методического совета, — подвел итог разговора Юрий Алексеевич.
27 марта мне предстояло начать испытания в сурдокамере. Испытание одиночеством, тишиной и отсутствием связи с внешним миром. В этот же день после семилетнего перерыва Ю. А. Гагарин должен был начать самостоятельные полеты. Последнюю проверку его техники пилотирования проводил Владимир Сергеевич Серегин, 27 марта 1968 года они погибли. Не стало Юрия Алексеевича. Гагарин не мог не летать. Он готовился к новым космическим полетам. Он мечтал о полетах и на орбитальных станциях.
К концу мая наша группа в составе 12 человек была в сборе. Задачи на ближайшие два года общекосмической подготовки нам ставил не Юрий Алексеевич, а Павел Иванович Беляев. Он был тогда командиром отряда космонавтов. Умудренный опытом, спокойный и рассудительный, обладающий необыкновенной эрудицией и глубочайшими познаниями в своей профессии, Павел Иванович вводил каждого из нас в суть предстоящей подготовки. Становилось понятно, что на пути к космическим полетам нам нужно будет, образно говоря, свернуть горы, горы научные. Нам предстояло пройти курс специальной медико-биологической, технической, астрофизической, ракетно-технической подготовки, освоить законы небесной механики и т. д.
Нас было двенадцать молодых парней, избравших по велению времени и своему желанию увлекательный, но тернистый путь.
Сейчас, двадцать лет спустя, неожиданно для себя вспомнил, как много ребят из нашей группы не побывали на космической орбите. Вслед за мной (а из нашего набора на работу в космос я ушел первым) выполнили космические полеты только Владимир Ляхов и Юрий Малышев. К большому сожалению, остальным девяти осуществить мечту не удалось. Они остались нашими товарищами, они вложили много труда в нашу подготовку, в выполнение программы космических полетов, но космос остался для них недосягаемым. С чувством высочайшего уважения отношусь к Николаю Степановичу Порваткину, Михаилу Николаевичу Бурдаеву, Владимиру Борисовичу Алексееву, Владимиру Тимофеевичу Исакову, Владимиру Сергеевичу Козельскому, с которыми долгие годы шли плечом к плечу на различных этапах подготовки к космическим полетам. Мои товарищи принимали участие в управлении космическими полетами. Это очень помогало мне в самые трудные минуты: на связь выходили друзья, понимающие тебя, предлагавшие свою помощь, свои знания. Они мысленно летали вместе с нами, проводили бессонные ночи за пультами. Не стоит делать секрета из того, что ко многим из них была несправедлива судьба, а к некоторым — необъективные коллеги.
Вячеслав Зудов, уже заканчивавший последний этап общекосмической подготовки, на правах старожила и ветерана знакомил меня с особенностями предстоящей работы. Мы оба были рады встрече, рады тому, что снова рядом.
Иногда мы переоценивали силы и возможности. Приведу такой пример.
У меня долго не получалось одно из упражнений: ходьба по натянутому канату. Стоило мне ступить на канат, он начинал вибрировать с огромной частотой. Два-три шага — и я на земле. Вся группа проходит, а я падаю. Советы — советами, а ходить по канату я так и не могу. Тренироваться начинал с восходом солнца, мучился после окончания рабочего дня. Вскоре решил так: не смотреть на провод троса, а идти по нему с поднятой головой. Смотрю на горизонт, а внутренним чувством «вижу» натянутый трос. Одно прохождение, второе… Нога проваливается в пустоту — и сильный стальной тросе начинает снимать кожу с голени. Сначала роса из кровавых капель, а потом… Хирург, видавший виды врач, прооперировавший не одну сотню людей в годы войны, при первом взгляде на мою голень отвел глаза и тяжело вздохнул. Врач отреагировал коротко, но его слова раздались для меня взрывом:
— Ты космонавтом не станешь. Эта работа не по тебе, понял?— сказал он прямо в глаза.
