Зигмунд Фрейд - Феррис Пол (прочитать книгу .txt) 📗
Говорят, Фрейд, однажды проходя мимо, увидел объявление «Сдается внаем», вошел в дом и подписал контракт. В квартиру, ничем не лучшую и не худшую, чем тысячи других пыльных квартир Вены, вела каменная лестница. На маленьком дворе росли каштаны. Ванная была одна. Возможно, Фрейд относился к Берггассе с некоторой сентиментальностью. Когда он жил с родителями в Леопольдштадте, по другую сторону канала, он наверняка часто шел этой дорогой в лабораторию Брюкке. Тогда он готовился к карьере ученого-биолога, которая так и не состоялась. Фрейды переехали туда в конце лета, и рядом с вывеской мясной лавки на стене дома появилась табличка с его именем.
Впоследствии Фрейд прославится твердостью своих взглядов, убежденностью в том, как устроен человеческий разум. Несогласие с ним казалось чем-то вроде отступления от моральной истины. Появляется искушение противопоставить эту более позднюю уверенность в себе сомнениям в начале пути. Неврология развивалась своим неспешным путем и не знала ни о каких Фрейдах.
Не только Фрейд, но и многие другие представители его поколения искали психологическое эльдорадо. Приверженцы анатомии и физиологии, которые считали, что биология способна ответить на все вопросы, постепенно теряли свои позиции, хотя бы потому, что начинали стареть. Теодор Мейнерт, который ополчился на Фрейда за увлечение гипнотизмом и работу с Шарко, умер в мае 1892 года. Фрейд посетил его дом, чтобы выразить соболезнования, и ему предложили взять что-нибудь из его библиотеки — «редкое удовольствие для человека», как писал он Флису, «похожее на то, как дикарь пьет мед из черепа врага».
Фрейд не мог не считать, что его собственные выводы справедливее, чем слова соперников, но приоритета идей у него не было. В частности, французский психолог Пьер Жане начал задумываться о скрытом сознании, живущем своей собственной жизнью. Жане был на три года моложе Фрейда. К 1891 году он пересмотрел неясную романтическую концепцию «бессознательного», существовавшую на протяжении почти всего девятнадцатого столетия, и считал ее неотъемлемой частью личности. Материалом исследования для него являлись истерики в городе Ле-Хавр, где он работал профессором. Жане использовал гипноз и утверждал, что есть научные доказательства работы «бессознательного». В 1889 году он опубликовал убедительный отчет об этом в работе «Психологический автоматизм» («L'Automatisme Psychologique»). У Фрейда на эту тему не вышло ничего значительного, даже статьи. В начале 1890-х приоритет принадлежал Жане.
Постепенно накапливались случаи женской истерии, которые Фрейд использовал для своей теории. В «Этюдах по истерии» кроме случаев Фанни-Мозер и фон Либен-Цецилии М. он описывает еще три. Мисс Люси Р. была молодой английской гувернанткой, страдавшей от обонятельной галлюцинации подгоревшего пудинга. Ее передал Фрейду врач, скорее всего Флис, поставивший диагноз ринита, или воспаления носа, распространенного заболевания, имевшего для Флиса большое значение (позже мы расскажем об этом подробнее). Фрейд лечил гувернантку девять недель. Вместо того чтобы прибегать к гипнозу, он просил ее рассказать ему, как появилась эта обонятельная иллюзия, потом клал руку на лоб или прикрывал ей виски ладонями, утверждая, что она должна перед собой что-то увидеть и это станет искомым ответом. Он узнал от Бернгейма, что, если врач на чем-то настаивает, пациент непременно подчинится.
И действительно, Люси Р. удалось вернуться к тому случаю, после которого у нее возникла эта галлюцинация. Фрейд смог определить, что она влюблена в своего хозяина. Ее "я" считало эти чувства неприемлемыми, подавляло их и превратило в физический симптом, запах, который ассоциировался с одним случаем, когда на кухне пригорел пудинг. Когда Фрейд избавил ее от этого симптома, у нее появилась новая обонятельная галлюцинация, на этот раз запах сигар. Фрейд действовал аналогично и пришел к тому же результату.
Случай Люси Р., как и многих других ранних пациенток Фрейда, был проанализирован скептиками, а по ее симптомам поставили диагноз обонятельного припадка, связанного с эпилепсией височной доли мозга. Не исключено, что это так. Впрочем, молодая женщина, безответно влюбленная в работодателя, — лучший объект для рассказа, чем обонятельный припадок. Фрейд хорошо умел делать из простого диагноза историю.
Ученый— писатель -это было чем-то новым. Фрейд сознательно использовал свой литературный талант, когда писал эти очерки об истеричках. Рассказ о еще одной молодой женщине, Элизабет фон Р. двадцати четырех лет, которая страдала от болей в ногах и усталости, посвящен ее несчастливой жизни в семье, где она ухаживала за больным отцом (как когда-то Анна О.), присутствовала на свадьбах сестер и влюбилась в мужа одной из сестер, хотя и не хотела себе в этом признаваться.
Сестра, которая была замужем за объектом любви Элизабет, умерла при родах. Элизабет приехала домой как раз после ее смерти. В конце концов Фрейду удалось проследить источник ее болезни до мыслей у кровати сестры:
В тот момент, когда у нее появилась ужасная уверенность, что ее любимая сестра умерла, не попрощавшись с ними, и она не смогла облегчить ее последних дней своей заботой, — в тот самый миг в мозгу Элизабет мелькнула другая мысль, и сейчас она вернулась, яркая, как вспышка молнии в темноте: «Теперь он снова свободен, и я могу стать его женой».
Она не рассказала ему про эту мысль. Так предположил сам Фрейд. Когда Элизабет начала возражать против его диагноза, он сказал, что «мы не отвечаем за свои чувства», и добавил, что, подавляя их и даже вызвав болезнь, она продемонстрировала свою высокую мораль. Так подходили к порочным мыслям уже в двадцатом веке. Элизабет признала его правоту, и катарсис произошел.
Фрейд прекрасно понимал, что скептики, особенно коллеги, решат, что его рассказы слишком литературны, и честно заявляет, что, имея образование невропатолога, я «до сих пор удивляюсь, что эти случаи больше похожи на рассказы и, как могут сказать, выглядят несерьезно и ненаучно». Он настаивал на том, что представляет точные научные данные, таким образом стараясь расположить к себе и ученых, и остальных людей.
Последней в параде истериков выступала Катарина, дочь владельца таверны, с которой он познакомился на вершине горы и одним летним днем поставил ей диагноз. Ее история тоже представлена в виде рассказа. Эта восемнадцатилетняя девушка работала в альпийском домике на горе, где Фрейд обедал. Из его записи в книге для посетителей она узнала, что он врач, и подошла к нему, чтобы поговорить о своих больных нервах. Она страдала от приступов одышки, которые, как предположил Фрейд, были вызваны тревожностью.
Ее история была рассказана в виде диалога. Она описала «страшное лицо», которое ей постоянно видится. Как оказалось, это лицо ее дяди. Она тут же рассказала Фрейду, как застала его лежащим на ее двоюродной сестре («Может, ты видела обнаженное тело?» — «Там было слишком темно») и как тот же самый дядя залезал в ее собственную постель, когда ей было всего четырнадцать, и сексуально ее домогался.
Фрейд поставил диагноз истерической тревожности. Девушка не могла избавиться от ощущения тревоги, вызванной злым дядей — или, как признал Фрейд в примечании к «Этюдам по истерии» в 1924 году, злым отцом. «Дядя» в первой версии рассказа был всего лишь прикрытием.
Впервые Фрейд написал о том, как повлиял на человека яркий сексуальный эпизод детства. Возможно, ему легче было добиться откровения от простой девушки, чем от баронессы или богатейшей женщины Европы.
В письме Флису (неизвестном до тех пор, пока Джеффри Мэссон не издал их переписку без сокращений в 1985 году) сообщается точное время и место этой истории — «подходящий для меня случай», как пишет Фрейд. Был август 1893 года, Фрейд был в Земмеринге, в то время как вся его семья находилась в Рейхенау. В действительности все было не так просто, как представлялось в «Этюдах по истерии». Во-первых, на горе Фрейд был не один. Его сопровождал друг-педиатр доктор Оскар Рие, который впоследствии появляется в сне об Ирме (и будущая жена которого, Мелани, была сестрой новой жены Флиса Иды). Они совершали «сложное путешествие» по горе Ракс, длившееся два дня. Был ли Рие с ним в тот момент, когда он увидел Катарину?
