Огонь ради победы - Великолепов Николай Николаевич (библиотека электронных книг txt) 📗
Быков в наших глазах был идеальным штабным командиром. И наверное, потому, что не чувствовал я в себе способностей, позволяющих стать таким же, надумал расстаться со штабом: тут необходим, считал я, какой-то особый талант, особый характер. Попросил Александра Андреевича, если это возможно, передать мое письмо лично в руки начальнику артиллерии Красной Армии генералу Н. Н. Воронову. Официальному рапорту предпочел личное письмо, так как был уверен, что рапорт до Москвы не дойдет: где-то на пол пути откажут! Одним словом, грешен: решил обойти начальные инстанции, даже генерала Камеру, хотя надеялся, что он-то держать меня в штабе не будет. Иван Павлович Камера, мы знали это, несколько скептически относился к штабным работникам — «конторщикам», как он иной раз называл нас, правда, без обидной интонации, скорее, добродушно, сочувственно.
Ночами, ворочаясь под шинелью на солдатской койке, сочинял то памятное письмо, но нашел наконец «несокрушимый» вариант: «В дни, когда нашей Родине угрожают немецко-фашистские полчища, я хочу принять прямо и непосредственно участие в борьбе с врагом, а потому прошу о переводе меня в какую-либо часть, действующую на самом фронте, на любую строевую, командную должность. Из семнадцати лет службы в РККА я тринадцать лет прослужил в конной артиллерии 11-й кавалерийской дивизии и только последние годы служил в корпусной артиллерии. Я прошу назначить меня в наиболее подвижную и ударную часть».
Мне нравилось, как это написано: знающий человек столько прочтет между строк! Дело в том, что даже иные военные из пеших не улавливают разницы между конной артиллерией и артиллерией на конной тяге. Конная артиллерия составной частью входит в состав кавалерийских соединений. Вот что дает мне моральное право проситься в наиболее подвижную и ударную часть.
Генерал-полковник Н. Н. Воронов преотлично умел читать между строк. Все прочел! И поручил кадровикам на месте выяснить действительную причину моей просьбы, по возможности удовлетворить ее, но «только с согласия тов. Камеры!».
Вот тебе и обошел начальные инстанции!
Ну и выдал же мне за мою «военную хитрость» начарт фронта: «Так, так… Значит, в наиболее подвижную и ударную часть? Потому как хочется „прямо и непосредственно“? А мне про то ни слова? Не поймет, значит, генерал Камера тонкую душу? А Москва написала: только с его, тов. Камеры, согласия! А я не согласен, чтоб у меня из конторы по своему усмотрению разбегались. Кого надо — сам выгоню. Понял?»
Чем хорош Иван Павлович Камера, так это тем, что отругает в один прием и больше к греху твоему не возвращается, в черном теле не держит. После слова «понял» разговор уже пошел нормальный, словно ничего не было.
— Готовься, поедем в армию Рокоссовского. В наступление она переходит. Чтобы немцы с ярцевского направления ничего под Ельню не смогли перебросить. Не допустим переброски — капут их дивизиям, что в районе Ельни. Вот в чем цель наступления.
Поездка под Ярцево запомнилась.
16-я армия, которой тогда командовал генерал-майор К. К. Рокоссовский, прикрывала шоссе Москва — Минск. Ее передний край извивался вдоль реки Вопь — неширокой и довольно глубокой местами. Уверенно удерживая к концу августа этот рубеж, армия то на одном, то на другом участке наносила противнику ощутимые удары и почти непрерывно вела силовую разведку. Такими довольно успешными при своих возможностях действиями 16-я, по убеждению И. П. Камеры, была обязана главным образом своей артиллерии.
— Начарт у них дельный! И человек прекрасный — генерал-майор Василий Иванович Казаков. Запоминай, как Чапаева, зовут, — просвещал меня Иван Павлович Камера. — До каждой батареи доходит и большого не упускает. Быстрого маневра добился от пушкарей и ладного управления огнем. Ты посмотри хорошенько, как у них разведка поставлена. Не столько наставлять едешь, сколько, может быть, перенять что-то. А потом на добром примере других учить будем. Артразведка — дело тонкое!
Что-то заметив впереди на дороге, Иван Павлович замолчал. А может, и не заметил ничего, а просто другая мысль озаботила. Но мною уже опять овладевали думы о нашем тонком деле.
Артразведка! Она призвана обеспечить наиболее эффективное поражение противника огнем артиллерии и минометов. Без нее, кроме случаев стрельбы прямой наводкой, артиллерия может действовать лишь вслепую. Артразведка должна установить места расположения живой силы противника и его огневых средств, в первую очередь артиллерийских и минометных батарей, танков, а также оборонительных сооружений и заграждений. Она ведется наблюдением, разведывательными группами и средствами АИР — артиллерийской инструментальной разведки.
Очень коротко, в самых общих чертах, поясню читателю суть только АИР, поскольку наблюдение, поисковые вылазки разведгрупп, в общем-то, можно представить себе и без разъяснений.
Перед войной, в конце тридцатых годов, у нас уже были отдельные разведывательные артиллерийские дивизионы. Они состояли из батарей топографической, звуковой, оптической и фотограмметрической разведок. В пушечных артполках (орудия калибром 122–152 миллиметра) были разведывательные батареи со взводами топографической, звуковой, фотографической разведки, а также с измерительно-пристрелочным взводом. Позже в артполках ввели метеорологические посты, в дивизионах — вычислительные отделения так называемого сопряженного наблюдения для засечки целей.
Топографы обеспечивали артиллерию топопривязкой боевых порядков к местности, изучали местность во всех подробностях, уточняли карты. Звуковики призваны были определить расположение, калибр и системы стреляющих орудий противника. Каким образом?
При выстреле артиллерийского орудия возникают три звуковые волны. Сам выстрел порождает дульную волну. Летящий снаряд, превышая скорость звука, уплотняет перед собой воздух и создает снарядную (баллистическую) волну. Третья распространяется от места разрыва снаряда. От обычных звуковых волн эти три отличаются тем, что резко изменяют давление воздуха. Приборы (как тогда говорили, «инструменты») звукометрической станции регистрируют эти волны и по их оттенкам определяют необходимое разведчику.
Не буду утомлять даже таким, сверхпопулярным, изложением основ оптической и фоторазведки. Сказанного, наверное, достаточно, чтобы поверил читатель: дело наше действительно тонкое и многогранное.
Однако подвижные формы боя, характерные для первых недель войны, не позволяли нам использовать весь богатый арсенал средств и способов артиллерийской разведки. Какая там, к примеру, топопривязка к местности, если тут же приходилось «отвязываться», уходить, уводить из-под ударов технику. Наблюдение было тогда не только главным, но и почти единственным делом артразведчиков. Многие к этому привыкли и ограничивались наблюдением даже тогда, когда уже появилась возможность вести АИР. Многие, но не все. Пушкари 16-й армии вовремя вспомнили, как надо организовывать разведку «по науке». А это важно, тут очень даже прав Александр Андреевич Быков. По науке получалось здорово. Так, только одна звукобатарея 471-го артполка под командованием капитана Чиникина разведала и засекла 52 вражеские батареи, 38 из них были подавлены нашим огнем.
В полосе действия 1-й мотострелковой дивизии и 27-й танковой бригады (это когда уже началось наступление) применили такую новинку: посадили опытного артиллерийского разведчика в радийный танк. Артиллерист наметанным глазом раньше танкистов замечал грозящую им опасность и по радио корректировал огонь 471-го артиллерийского полка. В результате танки, близкие к радийному, несли в два раза меньше потерь, чем удаленные от него. Есть над чем задуматься!
Мы подъезжали к району Хотенова. Здесь уже для зоркого командира должны бы проявиться какие-то признаки подготовки к предстоящему наступлению, но их не было, никаких абсолютно, и генерал Камера по этому поводу довольно заметил:
— Смотри, как поставлено у Рокоссовского! Скрытность, маскировка… Быстро постигают войну мирные по природе своей советские люди…
