Так и было - Ветров Александр Александрович (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Сутулясь под тяжестью оружия и походного снаряжения, идут усталые стрелки. Обгоняя пехоту, скользят сани с тяжелоранеными, натруженно гудят моторами автомобили с имуществом, буксируя за собой орудия без снарядов, пустые автоцистерны…
Воины сосредоточены, деловиты и насторожены. В их поведении и действиях чувствуются сознание важности момента, вера в своих командиров, готовность в любой момент выполнить их приказы. Коммунисты и комсомольцы — пример во всем.
На втором часу движения, когда я уже стал было подумывать об объявлении привала, в небе послышался нарастающий самолетный гул. И вот уже над нами закружила уродливая «рама». Ничего хорошего это, естественно, не предвещало, так как нашу километровую колонну здесь, в безлесном районе, не спрячешь, а разведчик не преминет навести на нас своих авиаторов или танкистов.
Во избежание преждевременной встречи с противником я направил голову колонны в обход встретившейся на пути деревни. Однако, когда наша разведгруппа попыталась незаметно подойти к ее окраинным домам, чтобы выяснить обстановку, по ней был открыт пулеметный огонь. Мы взяли еще левее и двинулись уже по целине.
Но не прошло и получаса, как впереди снова разгорелась перестрелка. Я остановил колонну, ожидая от разведчиков доклада о силах встретившегося им противника. И тут на середину колонны посыпались снаряды.
На двух машинах сразу же возник пожар, другие автомобили стали поспешно разворачиваться в обратную сторону.
С большим трудом мне все же удалось навести в колонне порядок и принять меры для отражения атаки небольшой группы неприятельских танков. Однако они, уничтожив наш броневик и грузовик, на котором ехали автоматчики, нажимали. Видя, что нам недолго удастся продержаться под огнем танковых пушек, я отдал приказ разворачивать колонну в обратном направлении и следовать на соединение с колонной командира корпуса, под защиту ее танков и пехоты.
Вполне понятно, что разворот машин на целине, да к тому же и под огнем врага, привел к излишним потерям. На моем «виллисе» осколком снаряда тоже был разбит радиатор и поврежден мотор. Пришлось пересесть на грузовую машину.
И все-таки мы оторвались от фашистов, которые осторожничали и не решались нас преследовать. И где-то через час соединились с первой колонной.
Разыскав генерала Копцова, я доложил ему о случившемся. Комкор был явно обеспокоен моим сообщением о появлении вражеских танков с севера, где, по всем данным, должен был действовать 12-й танковый корпус генерала Зенковича. Затем предложил присоединиться к его колонне.
Отдав необходимые распоряжения о возвращении машин своей колонны в части, которым они принадлежали раньше, я поехал дальше вместе с В. А. Копцовым. Василий Алексеевич был, как всегда, собран и бодр.
На мой вопрос, не прояснилась ли общая обстановка, Копцов ответил отрицательно.
— До сих пор нет связи ни со штабом армии, ни с генералом Зенковичем, — озабоченно сказал он.
Часов в одиннадцать где-то слева от нас послышались хлесткие выстрелы, и впереди, около самого шоссе, стали рваться снаряды.
— Немецкие танки! — раздались тревожные крики. Люди посыпались из машин, укрылись в придорожном кювете, выставив в сторону выстрелов стволы винтовок и автоматов.
По всему чувствовалось, что на этот раз нам не избежать серьезного боя.
Генерал В. А. Копцов тут же организовал круговую оборону. Его голос, когда он отдавал приказы, был тверд, а сами распоряжения — лаконичны, четки и продуманны.
В бинокль я увидел в километре от нас колонну вражеских танков из 15–20 машин. Да, против такого количества нам будет не так-то легко устоять…
Тем временем по врагу открыли огонь наши немногочисленные тридцатьчетверки, противотанковые орудия. Завязалась артиллерийская дуэль. Но долго продолжаться она, конечно же, не могла: снарядов, как уже говорилось, у нас было очень мало.
От частых разрывов дрожала земля, плавился снег. Густо разлетались осколки. Вдруг застонал и опустился на землю генерал В. А. Копцов. Я бросился к нему. Но в этот же миг пронизывающая боль обожгла мою левую голень…
Подбежали автоматчики из комендантского взвода и ординарец командира корпуса Николай Юдин. Уложив генерала на полушубок, они понесли его в одну из воронок, в укрытие.
— Ветров! Оставайтесь за меня и держитесь! — были последние слова Копцова. Он потерял сознание.
Не перевязав даже раны, я продолжил начатое комкором дело. Опираясь на обломок палки, переходил от орудия к орудию, от танка к танку. Неприятно хлюпала заполнившая сапог кровь, но мне было не до этого. Нужно было корректировать огонь.
Танки противника несколько раз пробовали атаковать нас, но организованные и смелые действия наших артиллеристов, стрелявших хотя и редко, но с большой точностью, не позволили врагу приблизиться. Правда, наши потери в людях и особенно в автомашинах росли, но и у гитлеровцев возникли три дымных столба пламени, после чего противник стал менее нахальным.
Уже к вечеру меня снова ранило. Подоспевшие санитары отнесли меня в штабной автобус, где капитан медицинской службы Д. Г. Шинкаренко промыла спиртом раны. И по тому, как вдруг стало озабоченным ее симпатичное лицо, я понял, что мои дела неважнецкие. И врач подтвердила это.
— У вас двадцатисантиметровая рваная рана правой части грудной клетки с переломом трех ребер, а также слепое ранение левой голени, — сказала она. — А у меня нет противостолбнячной сыворотки и даже анестезина. Все сгорело в санитарном автобусе…
Заверив расстроившегося врача в том, что со мной ничего не случится и без укола, я поинтересовался здоровьем генерала В. А. Копцова.
— Василий Алексеевич лежит в соседней машине, у него сквозное ранение правой голени и большая потеря крови, — ответила Дарья Григорьевна.
После ухода врача в машину вошел адъютант командира корпуса старший лейтенант Владимир Ревушкин. Доложил:
— Мы по-прежнему находимся в окружении. Но как только стемнеет, сойдем с шоссе и будем пробиваться на север.
Что ж, решение верное. Вот только бы продержаться до вечера.
И мы продержались. А как только стемнело, вперед пошли две тридцатьчетверки с автоматчиками на броне. За ними двинулась машина, на которой везли генерала В. А. Копцова. Штабной автобус, в котором лежал я, медленно последовал за ней. Дальше шли еще автомашины, а замыкала колонну третья, последняя из оставшихся, тридцатьчетверка.
Со мной в автобусе ехали воентехник 1 ранга Михаил Черняк и мой водитель Федор Демешко. Они делали все возможное, чтобы оградить меня от тряски, но тщетно. А скоро случилось еще худшее: в автобусе кончился бензин. Пришлось прицеплять его тросом к замыкающему танку, и теперь к непрерывной тряске прибавились такие резкие толчки, от которых мутнело в голове и тошнило.
Долго петлял наш автобус вслед за танком. Но вот на очередном крутом повороте его вдруг сильно накренило и занесло в сторону. Стальной трос лопнул, и мы остались одни. Экипаж танка этого в темноте не заметил…
А затем были долгие скитания по занятой фашистами территории, стычки с врагом, переход линии фронта и лечение в госпитале. Только в начале мая 1943 года я вновь возвратился в свой родной 15-й танковый корпус, бригады которого располагались в районе железнодорожной станции Чернь.
Здесь, в сосновом бору, вблизи совхоза «Диктатура» в добротных теплых блиндажах разместился штаб корпуса. В одном из этих блиндажей я и нашел подполковника А. Б. Лозовского, командиров 88-й танковой и 52-й механизированной бригад подполковников И. И. Сергеева и А. А. Головачева.
Оказалось, что А. Б. Лозовский исполнял сейчас обязанности командира корпуса. Он-то во всех подробностях и рассказал мне о гибели нашего общего друга, прекрасного командира и храбрейшего человека генерала Василия Алексеевича Копцова. Это произошло в ту же ночь, когда наш автобус отстал от колонны…
И все же, понеся большие потери при прорыве из окружения в районе юго-западнее Харькова, 15-й танковый корпус сохранил основной костяк командных, политических и инженерно-технических кадров. А также все боевые знамена, корпусные тыловые органы. Словом, все то, что было необходимо для быстрого восстановления полной боевой готовности.
