Мое кино - Чухрай Григорий Наумович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
«Мы изголодались по работе. Мы будем играть».
Тогда я обещаю им двойную плату. Торгуются, но потом соглашаются. На работу они не приходят. Вместо себя присылают своих родственников, те сидят в оркестре, но, слава богу, не играют. А музыканты в это время играют в ресторане. Вот вам и профсоюзы! Это мерзавцы, рэкетиры!
Он переходит на английский, но я понимаю, что продолжает ругаться.
Снова пытаюсь защищать профсоюзы.
– Вы, Гриша, в этом вопросе не разбираетесь. Наши профсоюзы – это кошмар! Это Божье наказание!
«Жили-были старик со старухой»
Не стану много говорить здесь об одном из своих поздних фильмов «Жили-были старик со старухой». Я люблю этот фильм. Очень много в нем мне дорого. Но я отдаю себе отчет в том, что это не самая большая моя удача. Хочу только рассказать историю происхождения одного из недостатков этой картины – не для того, чтобы оправдаться, а к чему, станет понятно чуть позже.
Когда фильм вышел на экраны, больше всего меня огорчало, что он затянут, – телевизионный показ имеет свойство скрывать затяжки. То, что по телевизору может показаться нормальным, в кинотеатре кажется невероятно долгим.
Сначала фильм должен был быть односерийным. Очень хороший сценарий Фрида и Дунского на большее не тянул. Но потом, уже в разгар съемок, его решили сделать двухсерийным. И студия и группа были заинтересованы в этом. Для меня это тоже было соблазнительно.
Я согласился. Никто никогда не попрекнул меня за такое решение, напротив, нас хвалили, благодаря этому наша группа получила тогда звание ударников социалистического труда. Но перед самим собой было совестно. Я не должен был соглашаться на две серии.
А дело было сделано, и сократить фильм позднее было уже невозможно по техническим, или, вернее сказать, по бюрократическим причинам. В силу особенностей действующей в то время системы кинопроизводства, всем оказалось выгодно, чтобы картина осталась именно двухсерийной, – в то время, когда по требованиям искусства она должна была быть односерийной.
Здесь-то мы и вступаем в другую область – в область экономики кинематографа. Именно этому вопросу я и посвятил десять лет своей жизни.
ЭТК
В течение 10 лет – с 1965 по 1976 год – я был художественным руководителем Экспериментального творческого объединения, построенного на новых экономических принципах, – ЭТК.
Дело это было задумано мной и замечательным человеком Владимиром Александровичем Познером (отцом популярного телеведущего и журналиста Владимира Познера). А на разных этапах в разработке системы нам совершенно бескорыстно помогали научные работники: социологи, психологи, экономисты, юристы, математики.
Я замечаю, что в последнее время в прессе, в выступлениях и разговорах о судьбах отечественного кинематографа начали часто вспоминать нашу студию. Ностальгия связана, главным образом, с тем, что у нас было выгодно работать. А кроме того, именно здесь было снято большое количество фильмов, вошедших в золотой фонд советской кинематографии, – таких, например, как «Белое солнце пустыни» В. Мотыля, «Раба любви» Н. Михалкова, «Табор уходит в небо» Э. Лотяну, «Иван Васильевич меняет профессию» и «12 стульев» Л. Гайдая, «Если дорог тебе твой дом» Симонова и Ордынского, «Совсем пропащий» и «Не горюй» Г. Данелии, «Земля Санникова» А. Мкртчана и Л.Попова.
Но мало, кто знал тогда, и мало, кто знает теперь, что студия не просто работала – она проводила важный для страны экономический эксперимент.
Это был очень интересный и очень трудный период моей жизни. Я увлекся вопросами экономики и организации производства. Увлекся так, что оставил на довольно продолжительное время свое основное занятие. За десять лет я снял только один фильм «Память», но за этот же период мы помогли рождению 38 фильмов, придумали и проверили на практике множество интересных и полезных вещей по организации кинопроизводства, управления, планирования, технологии и т.д.
С помощью предложенной нами экономической системы мы пытались доказать, что возможно не только улучшить качество фильмов, не только повысить их экономический эффект, но и решить целый ряд важных проблем, которые десятилетиями пытались и не могли решить наши экономисты. Именно разрешение экономических проблем было достижением нашей студии, а высокое качество снятых на ней фильмов и их феноменальный успех в прокате были лишь следствием предложенной нами новой системы.
Наша система была универсальной и могла быть использована на любом производстве. Мы же проверяли ее жизненность и эффективность на базе кинематографа.
Но именно это обстоятельство многих смущало. Почему кинематограф? Столь специфическое производство!
Мы отвечали: потому, что, вопреки распространенному мнению, кинематограф является современным промышленным производством, ничем принципиально не отличающимся от других промышленных производств. У него своя специфика? Но ведь и другие производства выпускают свою специфическую продукцию. Выплавка стали, создание телевизора, выпуск ткани или строительство дома – тоже имеют свои особенности, но все они работают в одном экономическом пространстве, по одним и тем же экономическим законам. Специфика в данном случае не играет существенной роли.
Познер
Владимир Александрович Познер был в Госкино начальником главка по производству фильмов. Он долго работал за границей и прекрасно знал как рыночную, так и нашу, социалистическую, экономику. Поступал и думал он совершенно не так, как следовало, по мнению экономистов Госкино. Разумеется, их это раздражало. Начальство тоже было недовольно. Начальникам нужна была не экономика, а хороший отчет, свидетельствующий об их радении и успехах в работе. Такие отчеты никак не отражали действительного положения дел, зато «свидетельствовали о поступательном движении общества развитого социализма к намеченной цели». Познер был белой вороной среди экономистов Госкино. Он не умел и не хотел писать такие отчеты. За это его и уволили.
Однажды, случайно встретившись с ним на троллейбусной остановке, мы разговорились о наших невеселых делах и нашли много общего в оценках происходящего в кинематографе и в стране в целом. Страна в это время переживала глубокий политико-экономический кризис. Это чувствовали все. Знакомые люди при встрече жаловались друг другу на то, что невозможно стало работать, что глупейшие законы и инструкции лишены не только экономического, но и всякого смысла.
При Брежневе планы, спускаемые Госпланом, объявлялись законом. Выполнить эти планы было практически невозможно,ни по состоянию безнадежно устаревшей техники, ни по состоянию законов и инструкций, никакого отношения не имеющих к экономике. А нарушение закона, как известно, – преступление. Преступниками никто не хотел быть. Тогда стали «выполнять» на бумаге. Работа не сделана, а числится выполненной. Выпустили сотню кузовов, а пишут, что создали сотню автомобилей. Это называлось приписками. Экономистов на производстве ценили не за знание экономики, а за умение писать ложную отчетность. Это были профессиональные лгуны и мошенники. Тот, кто не умел этого делать, лишался должности. Начальство знало о приписках, но делало вид, что не знает, потому как только они и «свидетельствовали о прогрессе нашего строя».
О каком плановом производстве можно было говорить, когда планы составляются на основании ложных отчетов? Рабочие получали незаработанные деньги. Это их устраивало и одновременно развращало.
Брежнев же, по скудости ума и полной некомпетентности, невнятно болтал (по написанному) о «развитом социализме». Верил ли он в эти слова? Если не верил, а говорил, то подлец. А если верил, то дурак.
Но приписки были далеко не всеми симптомами кризиса. Огромные непроизводительные затраты, которых не выдержала бы ни одна страна в мире, несуны, растаскивающие производства, халтурщики, толкачи, завышение смет – все это далеко не полный список. А Леонид Ильич Брежнев зачитывал, как обычно, очередную глупость: «Экономика должна быть экономной». Этой дурацкой фразой начинались и кончались его познания в области экономики. Все неправда, все показуха – от орденов за отсутствующие заслуги до «борьбы за экономию средств». Экономились копейки, а на ветер пускались миллионы.
