Клеопатра - Шифф Стейси (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Глава 6
Глава 6
Хочешь добраться до гавани – выставляй паруса по ветру
Какая разница между страной, которой управляет женщина, и страной, которой управляет мужчина, которым управляет женщина? Никакой.
Аристотель
Клеопатра не спешила следовать советам Деллия. На то у нее были веские причины. Ситуация была не простой, а на кону оказалось слишком многое. Царица несколько лет ловко маневрировала в бурном море римской политики и на этот раз не могла позволить себе ошибиться. Деллий ушел ни с чем, но ей все равно предстояло держать ответ. Не делая никаких заявлений о нейтралитете, Клеопатра тем не менее предпочла остаться в стороне, хотя Цезарионы нуждались в ее помощи. По сути, она поддержала убийц своего возлюбленного. Тому, что случилось, требовалось объяснение. Сама Клеопатра предпочла бы держаться от Марка Антония подальше, но положение колониальной царицы, «друга и союзника Рима» обязывало ее искать расположения победителя. Во власти Антония оказался весь Восток, в том числе и Египет. После победы при Филиппах казалось, что новому герою подвластно все. Его легионы маршировали по Азии, в Афинах его встречала восторженная толпа, в Эфесе его почитали как бога. Сорокадвухлетний широкоплечий герой с буйными кудрями отличался особой красотой, грубоватой и мужественной. Антоний остановился в Фарсале, пышной столице Киликии, что на юго?восточном побережье современной Турции. Туда, в цветущую долину, окруженную крутыми горами южной Азии, он призывал Клеопатру. Призывал снова и снова, но тщетно. Царица не спешила ответить на зов.
Что же это было: театральная пауза или передышка? Царица почти никогда не теряла самообладания, но ей порой требовалось немного времени, чтобы перевести дух. Возможно, настал как раз такой момент. Плутарх говорит, что Клеопатра держалась невозмутимо, даже когда имела все основания дрожать от страха. Ее промедление историк склонен считать тонкой стратегией. Клеопатра верила заверениям Деллия, но куда больше – самой себе. И не зря. «Перед Цезарем предстала юная девушка, неискушенная в вопросах политики, – пишет Плутарх, – тогда как Антонию предстояло увидеть женщину в зените красоты и силы». «Ее красота расцвела ободряюще поздно, – замечает проницательный летописец, – а ум удручающе рано» (Клеопатре не было и тридцати). «Она знала себе цену и ведала силу своих чар», а потому колебалась не от страха и решилась не потому, что вдруг преодолела робость. Царица то и дело получала послания от Антония и его приближенных, но «вела себя так, будто их не было». Наконец она, как пишет Плутарх, «будто в издевку», отправилась в Рим сама. Это произошло в конце лета.
Внешне сохраняя горделивое спокойствие и демонстрируя презрение к опасностям, Клеопатра подошла к сборам с особой тщательностью, будто чувствовала, что ей предстоит покорить не только Марка Антония, но и весь мир. Разумеется, до нее долетало эхо восторженных криков в честь победителя при Филиппах. Куда бы он ни направился, повсюду его ждал ликующий народ. В Эфесе женщины встречали римлянина, одетые вакханками, а мужчины – сатирами и фавнами. Распевая дионисийские гимны под флейты и арфы, они торжественно провели гостя через украшенные цветочными гирляндами городские ворота. Антоний не успевал принимать приглашения от восточных правителей; вся Азия готова была склониться перед ним. Клеопатре было известно – от Деллия и не только от него, – что Марк Антоний проявляет к ней пристальный интерес. В ответ царице надлежало совершить нечто такое, чтобы оправдать ожидания Плутарха и достичь высот шекспировской трагедии. И она блестяще справилась со своей ролью. История человечества знает немало триумфальных въездов в онемевшие от изумления города: деревянного коня в Трою, Христа в Иерусалим, Бенджамина Франклина в Филадельфию, Генриха Четвертого, Чарльза Линдберга и Шарля де Голля в Париж, Говарда Картера в гробницу Тутанхамона, «Битлов» на шоу Эда Салливана… Появление Клеопатры в Эфесе было во всех смыслах ошеломляющим. Царице вновь пришлось преодолеть тысячу километров по Средиземному морю, причаливая на ночлег к скалистому левантийскому берегу. В устье Синда Клеопатра со свитой пересели в богато украшенные ладьи, чтобы пройти еще шестнадцать километров вверх по реке. Обычно царскую флотилию приводили в движение сто семьдесят гребцов, однако на этот раз их число решено было сократить на треть. За ладьями следовали суда, груженные припасами. Антураж путешествия был продуман до мелочей. Вся история Клеопатры развивается на грани легенды и были. В Фарсале правда и вымысел слились воедино.
В малограмотном мире внешние эффекты определяли очень многое. Клеопатра поднималась вверх по хрустальным речным водам, купаясь в цвете, звуках и ароматах. Правительница не нуждалась в магии: от ее ладьи с позолоченной кормой и пунцовыми парусами нельзя было отвести глаз. Римляне так не путешествовали. Весла ритмично опускались в воду и взмывали вверх, сверкая на солнце серебром. Их мерные взмахи задавали тон трубам, флейтам и лирам. Последние сомнения в божественной сущности Клеопатры растворились в речной дымке: «Царица возлежала под шитым золотом балдахином, прекрасная, будто сама Венера, а прелестные детишки, похожие на маленьких купидонов, обмахивали ее опахалами. Ладьей управляли юные девушки, одетые наядами и грациями. Над рекой струился запах драгоценных благовоний». Вот сцена, достойная самого Гомера.
Весть о царственной путешественнице обгоняла не только египетский кортеж, но и дивный аромат, источаемый ладьями. Вдоль берегов бирюзовой реки стали собираться толпы зевак. Когда ладьи подошли к Тарсу, местные жители бросились им навстречу, боясь пропустить удивительное зрелище. Город почти опустел, и Антоний, произносивший речь на рыночной площади, внезапно обнаружил, что его слушатели испарились. Клеопатра отправила римлянину послание – чудесное сочетание учтивости дипломата и надменности живой богини, – в котором сообщала, что «Венера спешит воссоединиться с Вакхом на благо всей Азии».
Нынешняя царица мало чем напоминала девушку из кожаного мешка, но ее появление вышло не менее эффектным. Недаром говорили, что у Клеопатры были выдающиеся лингвистические способности, и она очень быстро начинала бегло говорить на едва знакомом языке. По мнению Плутарха, легче всего египтянке давался язык лести. Этим древним наречием она овладела в совершенстве: «Подчиняя собственную жизнь целям, интересам и привычкам жертвы, льстец подкрадывается к ней постепенно, трется около нее, пока не сольется с ней окончательно, пока не приручит ее, пока она не станет послушной его воле». Клеопатра хорошо изучила свою жертву, прежде чем начать к ней подкрадываться. Скорее всего, они уже встречались с Антонием, когда тот помог ее отцу вернуться в Александрию (царевне было тринадцать лет). Когда Цезарь отправился в Египет, Марк Антоний послал с ним своего человека. Он купил у Цезаря землю, о чем Клеопатра тоже наверняка слышала. Они вполне могли встречаться в Риме. Клеопатре было известно многое о жизни Антония, его характере и повадках. Она знала о его бурной молодости и распутной зрелости, о любви к театральным жестам и драматическим эффектам, о редком политическом чутье, которое, впрочем, часто ему изменяло, и столь же редком легкомыслии, о бесстрашии, граничившем с безрассудством. Она придумала обставить свое появление так, чтобы спектакль пришелся римлянину по вкусу. Собственно говоря, Клеопатра была одним из немногих людей на земле, способных ему угодить. Не стоит забывать и о том, что, несмотря на трудные годы, она оставалась самым богатым монархом Средиземноморья.
Антоний ответил на приветствие Клеопатры приглашением отобедать. То, что за этим последовало, могло бы оправдать худшие подозрения Цицерона относительно обеих сторон. Антоний оказался на удивление податливым, а Клеопатра проявила настойчивость. Первым дать обед было делом престижа. Воспользовавшись своим положением, царица настояла, чтобы римлянин пришел к ней и привел столько гостей, сколько пожелает. Так она хотела показать: Клеопатра не приходит на зов, а призывает сама. «Как ни удивительно, Антоний согласился, вероятно, побоявшись обидеть гостью», – не без яда замечает Плутарх и тут же оказывается во власти небывалого зрелища, для описания которого у него не сразу находятся слова даже по?гречески. Приготовления Клеопатры заслуживают целой главы. Антония больше всего поразили грозди светильников, развешанные прямо на деревьях. Их круглые и прямоугольные огоньки проникали сквозь жаркую тьму летней ночи, «сплетая дивно красивые кружева света». Перед такой красотой спасовал сам Шекспир, передав слово Плутарху. Величайший поэт елизаветинской эпохи обратился за подсказкой к прямодушному античному летописцу. Забавно, не правда ли?
