О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
— Ну вот, будем сообща творить. Полная секретность во всем, — строго сказал мне генерал в заключение нашей короткой беседы.
Два с половиной года проработал я вместе с Семеновым в штабе Волховского, Карельского, а затем 1-го Дальневосточного фронтов. За это время проникся глубоким уважением к генералу и очень привык к нему. Семенов был настоящим оператором, обладал широким кругозором. Он выполнял главную функцию в том фронтовом механизме, который разрабатывал планы операций. У Семенова было чему поучиться.
Познакомился я и с работой разведывательного отдела штаба фронта, куда по различным каналам стекались данные о противнике. Все, что было получено от воздушной, войсковой, артиллерийско-инструментальной и других видов разведки, — все это находило отражение на специальной карте.
От разведчиков зависело многое. Недостоверные, неточные данные о противнике, недооценка вражеских сил и возможностей могли привести к неудаче, к лишним жертвам.
До позднего вечера ходил я по штабным землянкам. Голова прямо-таки распухла от множества цифр и сведений. Хотел отдохнуть, но тут позвонил генерал Дегтярев.
— Морозов! — услышал я его резкий голос. — Целый час ищу, где ты пропадаешь! Быстренько сообщи Петропавловскому, пусть готовит Иванова для отправки к Безруку, а Дорофееву или Обнорскому завтра к исходу дня быть у меня. Все, выполняй! — генерал положил трубку.
Я знал одного Безрука. А кто остальные? Надо немедленно изучить не только все позывные, но и фамилии командующих артиллерией армий и дивизий, их начальников штабов, командиров дивизий, бригад, полков и отдельных дивизионов. Хоть картотеку заводи!
Петропавловский и Дорофеев оказались командующими артиллерией армий, Обнорский — начальником штаба артиллерии 54-й армии, а Иванов — командиром артполка. За несколько дней пришлось запомнить больше сотни фамилий. Но это — потом. А в работу я включился в первые же сутки, еще не осмотревшись как следует на новом месте.
Около полуночи позвонил адъютант Дегтярева, сообщил, что вызывает Москва — надо доложить положение артиллерии фронта. Майор Виталий Николаевич Гвоздевич, который вел карту обстановки, отлучился. Пришлось мне самому отправиться с картой в генеральский домик к аппарату ВЧ [4].
— Кто у телефона? — спросил чей-то голос. Я ответил.
— Хорошо. Будем знакомы. Это говорит Митерин. Докладывайте положение артиллерии на исход сегодняшнего дня. Только коротко, одни изменения.
Я зажал трубку рукой и вполголоса спросил у адъютанта — кто такой Митерин. Оказалось, что это порученец командующего артиллерией Советской Армии генерала Н. Н. Воронова.
«Ну вот, теперь ясно, как и к кому обращаться в Москву», — удовлетворенно подумал я.
Закончив доклад, я хотел выйти из домика, когда появился молодой высокий офицер в звании младшего лейтенанта. Отдав мне честь, он спросил у адъютанта:
— Отца нет?
— У Мерецкова на докладе.
Я догадался, что это сын Дегтярева. Он внимательно посмотрел на меня и неуверенно произнес:
— Товарищ подполковник, я где-то вас раньше видел. Только никак не вспомню…
— А вы попытайтесь. В тридцать третьем — тридцать шестом годах я служил в полку, которым командовал ваш отец. Здорово вы, Игорь, подросли с тех пор.
— Вспомнил! В Барабаше ваш дивизион стоял! Морозов ваша фамилия?
— Угадал. А вы что тут делаете?
— Да вот к отцу приехал. Может, куда-нибудь в полк пошлет. Обещает, но не отпускает пока.
…Мне отчетливо вспомнились тридцатые годы: Раздольное, Барабаш, Славянка, Посьет — чудеснейшие места самой южной оконечности Приморья… Утро в полку начиналось почти всегда одинаково. Командный состав выстраивался перед манежем. Ровно в семь, секунда в секунду, показывался командир полка Дегтярев. Он четким, пружинистым шагом подходил к затаившим дыхание шеренгам, здоровался и начинал осмотр. Проверял все: выглажено ли обмундирование, подшиты ли белоснежные подворотнички, не оторвана ли где пуговица, есть ли носовые платки; заставлял некоторых снимать сапоги — проверял чистоту портянок, носков.
После осмотра — гимнастика или час верховой езды. Преодоление препятствий, рубка, вольтижировка. Потом Дегтярев отпускал нас на завтрак. Начинались занятия с красноармейцами, преимущественно в поле. И так ежедневно, кроме выходных, которых в ту пору было много: неделя состояла из пяти суток. В выходные дни проводились конно-спортивные или стрелковые состязания, вылазки в тайгу, на море…
За первые месяцы командования Дегтярев ощутимо подтянул полк, перестроил на новый лад всю боевую подготовку. Неоднократно выводил дивизионы на учения по прямым маршрутам. Где пролегла линия на карте, там шли и мы. Полк медленно двигался по бездорожью, через заросшие лесом сопки, через овраги и реки, прокладывая колонный путь. Снег, дождь, вьюга, зимняя ночь в лесу под открытым небом, оборона и наступление в любых условиях — все это бойцы и командиры испытали на себе. Дегтярев делил с нами все трудности.
Он был строг, суров, требователен. Но в то же время справедлив и очень заботлив. Каждому по заслугам: нерадивого наказывал, старательного поощрял. Ничто не укрывалось от его пытливых внимательных глаз. Опыт и знания Дегтярева восхищали нас, молодых артиллеристов.
Но вот начались массовые репрессии 1937–1938 годов. Арестовали начальника артиллерии дивизии полковника Кожаева, а за ним и Дегтярева. Их объявили врагами народа.
У Дегтярева остались жена и сын. Помню, я как-то подошел к магазину и увидел жену Дегтярева. Красивое лицо ее осунулось, побледнело, глаза были полны слез.
— Что случилось? — спросил я.
— Не дают ничего купить, — ответила она, сдерживая рыдания.
Я пошел с ней в магазин, сам купил продукты и отправил ее домой. В магазине некоторые жены командиров фыркали, шушукались:
— Ишь ты! Тоже защитничек нашелся…
— Видать, заодно с ними…
Я не осуждал женщин. Настроение их было понятно. Все мы в ту пору верили тому, что писалось в газетах о «врагах народа». Вызывало удивление только одно: почему их так много развелось вдруг? Некоторые из нас начинали сомневаться в правильности обвинений. Но все молчали, боясь поделиться своими мыслями даже с закадычными друзьями: увы, органы безопасности верили доносам и анонимным письмам.
Арестовывали многих. Армия лишилась закаленных ветеранов. Командовать полками и дивизионами стали люди молодые, зачастую не имевшие ни знаний, ни опыта. Страшно и неприятно вспоминать события тех трудных лет. И хочется еще раз от души сказать спасибо Центральному Комитету нашей партии, который не побоялся открыть народу всю горькую правду о сталинском произволе и беззакониях. Партия исправила ошибки того периода.
Дегтярев находился в заключении около двух лет. Тяжкие испытания не сломили его волю, он сохранил огромную работоспособность и энергию.
В 1941 году генерал Дегтярев, будучи начальником артиллерии 4-й армии, которой командовал тогда генерал армии К. А. Мерецков, участвовал в контрнаступлении под Тихвином. Потом его назначили начальником артиллерии 2-й ударной армии. Весной 1942 года, во время боев в окружении, Дегтярев был ранен и доставлен на самолете в московский госпиталь. После излечения — опять в строй, в штаб фронта.
Двое суток изучал я распределение артиллерии по армиям, ее численный и боевой состав, обеспеченность боеприпасами, горючим, средствами тяги. Знакомился со схемой связи, с переговорными таблицами, с разведывательными данными о системе и характере обороны противника и со многим другим, что должен знать оператор, чтобы планировать боевые действия артиллерии.
— Ну как, врос в обстановку? — спросил подполковник Черток, когда я пришел к нему за указаниями по планированию артиллерийского обеспечения.
— Почти. Но с намеченной операцией знаком только в общих чертах. Подготовка развернулась полным ходом, а я только что прибыл.
— Да, надо было пораньше вас вызвать. Ну ничего. Сейчас все разберем по порядку.
