Ничего кроме правды - Болен Дитер Гюнтер (первая книга TXT) 📗
Из аэропорта Лос — Анджелеса нас забрали на белом лимузине, лучшие дни которого были уже позади. Шофёр открыл дверцу, и мужчина в годах протянул нам руку и указал на сиденья напротив.
Я знал, что Аль Мартино не знает немецкого языка, потому откровенно сказал Энди: «Чуешь, здесь стоит такой затхлый запах», причём я понятия не имел, исходила ли вонь от Аль Мартино или от машины.
Мы пили воду, и во время всей поездки я непрестанно твердил: «Слушай, Энди, я не смогу это сделать, дай же людям спокойно умереть, я никогда этого не сделаю…»
Чтобы не произошло недоразумения, поясню: я безмерно уважаю стариков, испытываю глубокое почтение к их сединам и к прожитой жизни, и никому не хочу причинить боль, но иногда я себя спрашиваю, вправду ли это так для них хорошо, когда кто–нибудь тянет их на сцену. Всё имеет свои границы, это касается также и ответственности, которую можно нести перед другими. Когда четырнадцатилетняя Милана Фернандес моими стараниями оказывается на сцене, я несу перед ней ответственность, как старший перед младшей. И как младший перед старшим, я тоже несу какие–то обязательства. Вот я теперь и напирал на Энди: «Давай оставим это». Но Энди всегда отвечал только: «Ну, подожди ещё, подожди ещё».
На вилле Мартино везде стояли фарфоровые собаки и вазы с искусственными цветами. Его жена Джуди была невероятно мила, она показала нам весь дом. А потом Мартино гордо провёл нас к стене, увешанной фотографиями: вот он с Элвисом, он с Мерилин, он и Марлон Брандо, в чьём фильме «Крёстный отец» Аль снимался. Вот смотришь на всё это и думаешь: «Гм, да это и впрямь живая легенда».
Хотя, как там сказал Элвис? «One for the money, two for the show». При этом мне не казалось, что Аль хочет снова выступать для развлечения, скорее уж для пополнения кошелька.
Он пригласил нас в итальянский ресторан и изображал богача, что получалось довольно неплохо. А я всё не мог решить, что будет для него лучше. Если я ему скажу сейчас: «Не, я не стану этим заниматься», я, может быть, обижу его, но зато смогу защитить от себя самого. Но я дал Энди уболтать меня.
Мы договорились о дне, когда встретимся у него дома, чтобы обсудить песни. Мартино не хотел, чтобы я принёс демо–кассеты, как это обычно делается. Вместо этого он предпочёл фортепианные партитуры. И, кроме того, он вызвал своего собственного пианиста. А от меня требовалось пропеть все тексты. Но сперва мне пришлось вправить мозги этому дураку–пианисту. Думаю, Аль выкопал его в каком–нибудь кафе, где тот выступал. Как играть музыку — это вопрос интерпретации, а этот тип начинал так, будто исполнял классику. И я сказал: «Эй, мистер, это должно звучать более попсово, Вы же не на хит–параде в доме престарелых».
Потом Боленский встал посреди виллы Мартинхена в Голливуде, в окружении дочери хозяина, адвокатов, парочки служащих из звукозаписывающей фирмы и во всю глотку спел подряд 20 песен — частный трёхчасовой концерт. После каждой песни Аль кивал головой, ему всё безумно нравилось.
Аль прибыл из Лос — Анджелеса в Аймсбюттель в Гамбург, чтобы записать пластинку в студии 33. И, как и всем другим звёздам до него — Бонни Тайлер, Крису Норману, Энгельберту, Эроллу Брауну — Алю пришлось пройти мимо вонючих мусорных контейнеров на заднем дворе лавчонки.
Было очень приятно работать с ним, потому что у всех этих седых богатырей есть одно общее качество: они подготовлены на «пять», так, будто от этой подготовки зависит их жизнь. Это старая школа, ученики которой приходят в студию с выученными наизусть текстами, что тоже хорошо, потому что тогда легче интерпретировать. И ещё: старая гвардия намного сильнее благодарит за каждую новую записанную песню. Не «Ах и ох и большое спасибо», как говорят какие–нибудь сопляки типа Touche из Дельменхорста, которые думают, что они одни и могут придумывать музыку.
После трёх дней интенсивного пения альбом Аля «The Voice To Your Heart» был готов и Мартино мог возвращаться в Лос — Анджелес. Через три месяца в Германии состоялись пять больших выступлений по телевидению. Премьера началась с песни «Spanish Ballerina», прозвучавшей в передаче Дитера Томаса Хека «Musik liegt in der Luft» («Музыка парит в воздухе»).
Визажистке понадобилось несколько часов гримировать Аля, чтобы его можно было показать перед камерами. Его проблема состояла в том, что он выглядел ровнёхонько на свои годы. Вообще в этом нет ничего страшного, но для музыканта это смертный приговор, как, например, случилось с Шер. Родители подтвердили мои худшие опасения. Сразу после передачи они позвонили и спросили: «Слушай, Дитер, это и впрямь была такая хорошая идея?»
Альбом Мартино разошёлся тиражом всего–навсего 50 000 штук, и только один сингл, «Spanish Ballerina» добрался до 93 места в чартах, да и то лишь на одну неделю. Мы все были невероятно разочарованы, ведь уже раскатали губы на золото.
Я сказал Энди: «Я этим никогда больше заниматься не буду!» Но вот Аль Мартино не мог пожаловаться: за 50 000 альбомов плюс 50 000 синглов плюс 50 000 компиляций он получил чек на 100000 марок. Если прибавить к тому сотню концертов, за каждый по 30 000 марок — так он быстренько сколотил три миллиона марок.
И если я теперь, почти 10 лет спустя, включаю в автомобиле радио и щёлкаю с канала на канал, всегда найдётся, чему порадоваться: не проходит и дня, чтобы на NDR1 или на Bayern 1 не прозвучала бы какая–нибудь песня из «The Voice to Your Heart».
Как там говорится у нас, музыкантов? Такая музыка зовётся радиоиграбельной, домохозяйке она не мешает гладить бельё. И моё маленькое продюсерское сердечко посмеивается: каждый раз, когда в эфире крутится пластинка, на мой счёт падают один–два пфеннига.
16 ГЛАВА
Верона или вот над Вами и посмеются
Я снова был в студии 33, и мы с Луисом работали над 4999 альбомом Blue System. Я литрами поглощал чай. Мочевой пузырь застучал, пришлось сходить в заведение для мальчиков. За «уголком философии» у нас помещалась ещё одна крохотная студия — так сказать, для начинающих. Здесь мы испытывали молодые таланты, которые звонили в дверь бункера и спрашивали: «Это здесь можно стать певцом?»
По дороге туда я услышал пение какой–то женщины, она так жутко квакала, что я чуть ботинки не потерял. Возвращаясь назад, я всё ещё слышал этот жуткий голос.
«Скажите, кто разрешил ей петь?» — спросил я Амадеуса, одного из моих музыкантов — «Она же в тон не попадает!» Но Амадеус ответил: «Да, но она хорошо выглядит. И потом, она умеет общаться с прессой». В этот миг я впервые взглянул на фрау Фельдбуш и, как сейчас помню, подумал: уффффффф…! Тёмные волосы, карие глаза, мой любимый тип женщин. Поглядел, и хватит. Я вернулся в студию к Луису, и мы продолжили работу.
После трёх часов работы и двух литров чая мне снова понадобилось посетить маленькую комнатку. А Верона всё ещё сидела в студии и пыталась попасть в тон. Так продолжалось целый день. Каждый поход в сортир сопровождался жутким воем. «Скажи, вы там, часом, не спятили?» — спросил я Амадеуса. Они уже битых 60 часов пытались заставить даму спеть одно–единственное предложение из двух слов: «eris loco». Ну и, наконец: «Безнадёга! У неё никогда не получится!» — и они разочарованно выбросили проект.
Собственно, профессиональная карьера Вероны катилась к закату. С группой Chocolate она создала два хита — «Ritmo De La Noche» и «Everybody Salsa». Но даже безмозглому было понятно, что эти хиты она пела не сама. И для своего продюсера Алекса Кристенсена она была всего лишь дешёвой вывеской, которую он выдвинул на сцену, и которая была попрыгушкой. И уж незаменимой она точно не была.
Но так как Верона имеет склонность выдумывать свою собственную реальность, после пятисот выступлений под фонограмму она пришла к убеждению: «Этот голос на кассете — это мой! Я всё–таки умею петь!» И нельзя сказать, что Вероне чуть–чуть недоставало, чтобы запеть самой. Это то же самое, как если бы Инга Мюзель попробовала бы прыгать с шестом. Чувство ритма — ноль, способность танцевать в такт — ноль. Но причина заключалась не в том, что у Вероны не всё в порядке с моторикой, она просто не понимала, что такое такт. Если Амадеус говорил ей: «Так! Сейчас! Давай! Теперь начинай петь!», Верона отвечала: «Ага! Так–так!» и всё никак не могла так скоординировать свои действия, чтобы начать петь в положенное время. То слишком рано, то слишком поздно. То галопом мчалась вперёд, то хромала далеко позади.
