Записки о России генерала Манштейна - Манштейн Христофор Герман (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Это верно, что императрица не знала о распоряжении, сделанном относительно Цинклера, и что большую часть происшедшего от нее скрыли, даже по учинении убийства. Всем делом распорядились герцог Курляндский, граф Остерман и фельдмаршал Миних.
В заключение того, что касается этой войны с турками и военных операций, я выпишу здесь письмо, с которым граф Миних обратился к герцогу Курляндскому спустя некоторое время после взятия Хотина; оно переведено с немецкого подлинника.
Письмо графа Миниха к герцогу Курляндскому от 29-го августа (10 сентября) 1739 г.
«Ваша светлость! Надобно признаться, что Бог истинно благословляет все предприятия Е. И. В-ва нашей всемилостивейшей государыни. Река Прут, принесшая некогда несчастие России, теперь нам благоприятствует и послужит основанием к твердому и счастливому миру.
Каково, например: собрать в Киеве армию с Дона и Донца с Украинской линии и из других провинций, отдаленных от Днестра, переправить ее через Днепр весною в то время, когда воды этой реки более против обыкновенного поднялись, вышли из берегов и залили окрестность почти на немецкую милю; идти из пределов России, через Польшу в Молдавию, не взяв с собою ни провианта, ни обоза; переправиться через Буг и Днестр, пройти чернанские, или прекопские, дефилеи в виду неприятеля, не испытав ни малейшей неудачи; захватить за Прутом, за Молдавией, чуть ли не за самым тылом неприятеля, несколько тысяч лошадей, рогатого скота и баранов, снабдив таким образом армию на счет неприятеля как средствами к перевозке, так и жизненными припасами, без потери людей; отбить с чувствительною потерею все нападения турок и татар; гнать из одного выгодно расположенного лагеря в другой знаменитого Калчак-башу со всеми татарскими ордами, липканами и всеми этими храбрецами, которые не принимают и не дают пощады; наконец, атаковать сераскира Вели-пашу в прочно окопанном лагере с 90-тысячным войском, которого часть была выслана им с тем, чтоб отовсюду нас окружить; разбить его, захватить весь лагерь его, с палатками, обозом, с 6 мортирами и 42 чугунными пушками, со всеми боевыми припасами, потеряв при этом только 70 человек убитыми и ранеными; взять важную крепость Хотин, снабженную 157 пушками, 22 мортирами и всеми необходимыми боевыми и жизненными припасами; пленить там башу и весь гарнизон, не сделав ни одного выстрела; преследовать бегущего неприятеля до Прута, перейти с армиею реку, настроить по берегам укрепления, и таким образом завладеть неприятельскою землею; заставить молдавского господаря бежать из своей столицы и из княжества за Дунай; собирать контрибуцию и провиант в неприятельской земле, и при этом видеть армии почти без больных, в избытке и в наилучшем состоянии: все это может совершиться только там, где виден перст Божий, ведущий все к благой цели.
Большая часть всех этих событий такого рода, что тот, кто не был очевидцем, не поверит некоторым обстоятельствам. В особенности тот случай, когда яростное нападение янычар мы встретили таким сильным огнем, что они не могли действовать ни ружьями, ни саблями; что им еще менее удалось прорваться в наши ряды; что паника неприятеля до того была сильна, что многие побросались в Прут, уже спустя три дня после дела, а большая часть бежала до Дуная, не оглядываясь. С другой стороны, никакая армия не выказывает столько охоты драться, как наша.
Каждый день я принимаю торжественные депутации и получаю письма из Польши с поздравлениями, и нет сомнения, что с помощью Божью поход окончится к славе нашей», и пр.
Сказав все, что случилось замечательного в этом году относительно армии, я отмечу, что случилось наиболее важного при дворе.
Несмотря на заботы по кровопролитной войне, императрица решилась наконец заключить давно задуманный брак ее племянницы, принцессы Анны Мекленбургской, с принцем Антоном Ульрихом Брауншвейгским, который жил при дворе с 1733 года.
Преемник министра венского двора графа Остейна, маркиз де Ботта, принял звание посла, и в публичной аудиенции, от имени императора, просил руки принцессы Анны для принца Антона Ульриха, племянника римской императрицы. Спустя несколько дней после этой аудиенции, 14-го июля, происходила свадьба со всевозможным великолепием. Более года работали над экипажами и платьями, которые должны были появиться на этой церемонии. Венчал архиепископ новогородский в Казанском соборе, и сказал по этому случаю прекрасное слово, которое было напечатано. Когда императрица Елисавета вступила на престол, эта речь была запрещена, потому что в ней были черты, которые Елисавете не полюбились.
В день этой церемонии никто не воображал, что союз обоих высочеств будет некогда причиною несчастий, как их самих, так и многих других честных людей. Все смотрели на принцессу Анну, как на вероятную наследницу престола. Я даже полагаю, что это и не миновало бы ее, если б не воспротивился тому герцог Курляндский. Я скажу об этом подробнее, когда коснусь болезни и смерти императрицы Анны.
По поводу этой свадьбы, я скажу несколько слов о роскоши двора и об обыденном образе жизни императрицы.
Говоря о герцоге Курляндском, я сказал, что он был большой охотник до роскоши и великолепия; этого было довольно, чтобы внушить императрице желание сделать свой двор самым блестящим в Европе. Употреблены были на это большие суммы денег, но все-таки желание императрицы не скоро исполнилось. Часто, при богатейшем кафтане, парик бывал прегадко вычесан; прекрасную штофную материю неискусный портной портил дурным покроем; или, если туалет был безукоризнен, то экипаж был из рук вон плох: господин в богатом костюме ехал в дрянной карете, которую тащили одры.
Тот же вкус господствовал в убранстве и чистоте русских домов: с одной стороны обилие золота и серебра, с другой страшная нечистоплотность. Женские наряды соответствовали мужским; на один изящный женский туалет встречаешь десять безобразно одетых женщин. Впрочем, вообще женский пол России хорошо сложен; есть прекрасные лица, но мало тонких талий.
Это несоответствие одного с другим было почти общее, мало было домов, особенно в первые годы, которые составляли бы исключение; мало-помалу стали подражать тем, у которых было более вкуса. Даже двор и Бирон не сразу успели привести все в тот порядок, ту правильность, которую видишь в других странах; на это понадобились годы; но должно признаться, что наконец все было очень хорошо устроено.
Роскошь была уже преувеличенная и стоила двору огромных денег. Невероятно, сколько через это ушло денег за границу. Придворный, который определял в год только по две или по три тысячи рублей на свой гардероб, т. е. 10 или 15 тыс. франков, не мог похвастать щегольством. Здесь кстати было повторить замечание, сделанное одним саксонцем покойному Августу II, королю польскому: что следовало бы расширить городские ворота для впуска дворян, напяливших на себя целые деревни, потому что все особы, имевшие честь служить при дворе, расстраивали свое состояние на наряды; жалованьем нельзя было покрывать эти расходы, оно было недостаточно. Довольно было торговцу мод прожить в Петербурге два года, чтобы составить себе состояние, хотя бы сначала весь его товар был бы взят на кредит.
Обыденная жизнь императрицы была очень правильная. Она всегда была на ногах еще до 8 часов. В 9 она начинала заниматься с своим секретарем и с министрами; обедала в полдень, у себя в комнатах, только с семейством Бирон.
Только в большие торжественные дни она кушала в публике; когда это случалось, она садилась на трон под балдахином, имея около себя обеих царевен, Елисавету, ныне императрицу, и Анну Мекленбургскую. В таких случаях ей прислуживал обер-камергер. Обыкновенно в той же зале накрывался большой стол для первых чинов империи, для придворных дам, духовенства и иностранного посольства.
В последние годы императрица не кушала в публике, и иностранные послы не были угощаемы при дворе. В большие праздники им давал обед граф Остерман.
Летом императрица любила гулять пешком; зимою же упражнялась на биллиарде. Слегка поужинав, она постоянно ложилась спать в 12 часу.
