Макаров - Семанов Сергей Николаевич (читать книги .TXT) 📗

Макаров, однако, и виду не подавал о всех своих многочисленных неурядицах. Напротив, он оставался энергичен, бодр и общителен. На Британских островах ему неоднократно приходилось по долгу службы бывать на разного рода официальных и полуофициальных приемах, выступать с речами. Текст одной такой его речи сохранился (он напечатан в газете «Котлин» от 21 июля 1899 года). На банкете английских судостроителей Макаров сказал (языком он владел свободно):

– Джентльмены! Я был совершенно неожиданно приглашен на заседание, поэтому не приготовился что-нибудь говорить такому почтенному обществу, среди которого нахожусь теперь. Как иностранец, я нахожу, что вы очень странный народ: после того, как накормили и напоили за пятерых человек, заставляете еще говорить (смех), а при таких обстоятельствах это – довольно трудная вещь. Хотя я и адмирал русского флота, но в Ньюкасл приехал с мирными целями. Я прибыл строить на Тайне 24, и я надеюсь, что это будет приятно присутствующему архиепископу, как и подобает его сану, – я должен построить не военное судно для войны с какой бы то ни было державою, но для битв со льдами (аплодисменты). Когда я впервые приехал в Ньюкасл, то я должен был что-либо сделать с судостроителями. Я изложил им свои требования, которые показались им очень трудными. Они уже знали, как трудно вести какие-либо дела с изобретателем, а я-то именно и был этим самым изобретателем (смех). Я предполагаю, что предпочтительнее иметь тещу в доме, чем одного изобретателя в городе (смех). Я, конечно, надоел фирме, но они (господин Сван) всегда находили пути исполнять мои желания единственно потому, что их знания и практика стоят значительно выше всяких воображений.

Кстати сказать, Макаров никогда не забывал о том, что он прежде всего военный моряк. Во время своих посещений Англии он побывал на боевых кораблях британского флота, встречался с морскими офицерами, выступал с докладами на различные темы. В итоге Степан Осипович сделался весьма популярной в Англии фигурой. Один из его соратников, имея в виду те интриги и недоброжелательство, которые так часто сопутствовали Макарову на родине, с горечью писал: «Вообще англичане – приятно и стыдно сказать – интересовались адмиралом Макаровым больше, чем его соотечественники русские...»

19 февраля 1899 года Макаров поднял на ледоколе коммерческий флаг. («Ермак» был причислен к министерству финансов и в состав военно-морского флота не входил.) Строительные хлопоты окончились, теперь предстояло первое испытание: 21 февраля «Ермак» вышел на родину, в Финском заливе его ждал сплошной лед.

По-видимому, есть в обыденной жизни некая тайная закономерность: человеку слабому нередко сопутствует случайная удача; напротив, перед волевым и смелым деятелем постоянно возникают, как нарочно, непредвиденные и необязательные сложности. Судьба всю жизнь словно испытывала Макарова, не давая ему никакого снисхождения, ни одной поблажки: ветер нередко дул против движения его корабля, течение вод слишком часто было неблагоприятно. Что ж, для сильных натур подобные дополнительные, так сказать, испытания являются полезными? Закаляют личность? Бог весть, но Макарову всю жизнь, что называется, «не везло». Своенравная судьба еще раз проверяла его волю, его уверенность в избранном пути, силу его характера.

Так было и на этот раз. Первый рейс первого крупного ледокола. Все сто один человек экипажа – от командира до кочегаров – с естественным беспокойством ждут встречи со льдом. В ту зиму лед на заливе был необыкновенно тяжелым, толщина его доходила до метра. Утром 1 марта Макаров, стоя на мостике «Ермака», с волнением наблюдал, как приближается кромка сплошного льда. Все тоньше и тоньше делается просвет чистой воды между носом корабля и неподвижным ледяным полем. Сможет ли «Ермак» выполнить свою задачу? Хватит ли сил у машин? Выдержит ли корпус? И вот настал миг первого испытания. Легкий толчок – и могучий корабль плавно продолжал свое движение среди ледяного покрова. Треск и скрежет ломаемых льдин не заглушили горячего «ура!», прогремевшего над «Ермаком». Некоторое время ледокол продвигался очень легко и со сравнительно большой скоростью – 7 узлов (13 километров в час). Но в районе острова Гогланд корабль неожиданно остановился: ледяное поле, лежащее перед ним, оказалось слишком тяжелым...

На всех, в том числе и на Макарова, это произвело удручающее впечатление, особенно после первых легких успехов. «Ермак» попятился назад, а затем на большой скорости ударил носом в лед, потом еще и еще раз, однако продвижения вперед почти не было. Пришлось обойти это труднопроходимое место. Лишь потом, набравшись опыта, Макаров и экипаж «Ермака» поняли, что подобный маневр отнюдь не должен быть расценен как неудача, что существуют столь мощные напластования льда, которые не в силах преодолеть никакой ледокол.

2 и 3 марта «Ермак» уверенно и спокойно двигался через замерзший залив к Кронштадту. Оказалось, ледяная поверхность отнюдь не пустынна, напротив, множество рыбаков занимались тут своим промыслом. На льду чернели их кибитки, сани, запряженные лошадьми. Увидев такое чудо – пароход, шедший по льду, рыбаки оставили свои снасти и бросились к «Ермаку» – с криками «ура!» иные по нескольку верст бежали за ледоколом, наблюдая, как он работает (Макаров даже опасался, не случилось бы какого несчастья, но все обошлось). Около Толбухина маяка, недалеко от Кронштадта, на корабль прибыл лоцман. «Мне еще первый раз случалось видеть, – заметил Макаров, – что лоцман подъезжает вплоть к борту на лошади».

Все эти дни Кронштадт жил в волнении: сумеет ли «Ермак» пробиться через ледяные поля или нет? И вот пришла весть – приближается! Все население вышло навстречу медленно подходившему ледоколу. Рота Каспийского полка во главе с самим полковником на лыжах первой приблизилась к «Ермаку». Под крики «ура!» и общие восторженные поздравления всю роту взяли на борт корабля.

А в Кронштадтской гавани было черно от людей, высыпавших на лед. 4 марта Макаров записал: «День этот будет надолго у меня в памяти». Корабль окружили толпы народа: многие выехали на лед на санях, а некоторые энтузиасты даже на велосипедах. В кают-компании «Ермака» стало уже тесно от большого числа важных гостей. Как всегда в подобных случаях, нашлись люди, непреклонно убежденные, что для успеха дела следует немедленно же наполнить рюмки («к тому же, господа, мороз на дворе, мороз!»). Суеверный, как все моряки, Макаров умолял гостей воздержаться, по крайней мере, от победных тостов, пока «Ермак» не станет у стенки: мало ли что может еще случиться...

Но ничто не испортило торжества. Уверенно, как на смотру, «Ермак» вошел в замерзшую гавань, оставляя за собой ровную полосу темной воды, покрытую кусками разбитого льда. За двести лет существования Кронштадта «Ермак» был первым судном, которое вошло в гавань в это время года. В порту гремели оркестры, раздавались крики «ура!». На мостике стоял высокий человек в штатском пальто и меховой шапке, с густой черной бородой – Макаров. В этот день – 4 марта 1899 года – он записал в своем дневнике: «Все благополучно и эффектно...»

И это было действительно эффектно. Вышедшая на следующий день кронштадтская газета «Котлин», рассказывая о восторженной встрече «Ермака», справедливо писала, что «в каждом из присутствующих невольно поднималось чувство гордости за нас, русских». Эта общая гордость за успех Макарова ярко выражалась в многочисленных телеграммах, которые в те дни поступали в Кронштадт со всех концов России. Вот одна из них: «Лед, запирающий Петербург, Вы победили, поздравляю, жду такого же успеха в полярных льдах. Профессор Менделеев». В тот же день и с той же подписью появилась маленькая заметка в газете «Новое время»: «Победа эта „Ермака“ над льдом первая. Дождемся, бог даст, и еще боле осязательных, никого не обижающих, а славу Макарову и России дающих».

Да, все шло действительно «благополучно и эффектно».

Макаров собирался сразу же следовать в столицу, но ему срочно пришлось менять планы. Неожиданно поступило тревожное известие: в районе Ревеля одиннадцать пароходов затерты льдами и терпят бедствие. Помощь требовалась немедленно. Снялись с якоря утром 9 марта. «Ермак» с Макаровым на борту вновь пересек замерзший Финский залив, на этот раз в обратном направлении. Мощный ледокол за полчаса освободил корабли из плена. Ледокол вошел в Ревель, ведя за собою, как на параде, все одиннадцать спасенных пароходов. И вновь толпы восторженных людей, оркестры, депутации...