Наследство для ведьмы (СИ) - Аро Ольга (е книги txt) 📗

Наследство для ведьмы

Ольга Аро

Получив от умершей бабушки наследство, Айно не подозревает, что вместе со старым домом, в котором она проводила детство, ей теперь принадлежит и бабушкин черный кот.

   Наследство для ведьмы

   Старое Вреласское кладбище насчитывало без малого тысячу могил, самым ранним из которых было около трехсот лет.

   Окидываю взглядом полуразрушенные могилы, камни настолько старые, что выбитые в граните слова почти стерлись, затерялись под вездесущим ковром наступающего мха. Провалы в земле кажутся норами, скалясь отбитыми надгробными плитами. Ступаю вперед, по поросшей травой и мхом узкой тропинке, стараясь не задеть новой футболкой торчащую ржавую ограду.

   Кругом деревья, огромные и древние, корнями взрыхляющие землю – они приподнимают гранит, ломая его. Наверняка, даже в городском парке не бывает таких толстых стволов и ветвистых крон, заслоняющих собой небо.

   Петляю по кладбищу, а глаз не оторвать от имен, выбитых на замшелых камнях. Читаю их как номера автомобилей – не заставить себя отвести взгляд.

   Над головой раздается птичий крик – точно тонкий женский голос, полный страдания. Поеживаюсь, коря себя за подобные сравнения. Впрочем, кладбище располагает к стенаниям души.

   И все же я чувствую себя удивительно спокойно. Яркое летнее солнце бликами лучится сквозь листву. Кругом тень, дарящая прохладу.

   Сумка, перекинутая через плечо, ремнем врезается в грудь. В ней тяжелая бутылка с водой, и я жалею, что не оставила вещи в машине.

   Оглядываюсь, понимая, что заблудилась. Не была здесь почти десять лет и только теперь понимаю, что детские воспоминания обманули меня – найти старый семейный участок непросто.

   Кругом одинаково покосившиеся заросшие травой могилы. Знаю, что я рядом, всматриваюсь, пытаясь различить свежую насыпь земли.

   Бабушка умерла почти две недели назад.

   Мать, узнав о ее смерти, и слезинки не проронила.

   Ее безразличие к смерти родного человека покусывает меня где-то под ребрами, царапает коготками, возвращая к давним воспоминаниям.

   Я помнила, как ребенком меня отправляли к бабушке на лето – год за годом, неизменно, пока мне не исполнилось двенадцать. Не знаю, что произошло между матерью и бабушкой, не знаю причин их размолвки и давно не ищу их, но в памяти часто всплывают громкие, полные эмоций восклицания, доносящиеся из гостиной.

   Как бабочка, летящая на яркий свет, я выхожу из своей комнаты на втором этаже, ступая на лестницу.

   Не могу видеть родителей, но слышу их, и сердце начинает часто колотиться в груди.

   Прижавшись к деревянным балясинам, сажусь на ступени, цепляясь пальцами за край своего платья. Кусаю губы, чувствуя, что случилось что-то нехорошее, и, как любой ребенок в моем возрасте, злюсь от того, что родители ругаются, но не смею в этом признаться даже глубоко внутри.

   Говорю себе, что меня не волнуют их ссоры, но мокрые ладони, которые я беспреcтанно вытираю о цветастый подол, выдают мою тревогу.

   Из череды невнятных слов улавливаю не имеющие смысла обрывки.

   – Нечегo ей там делать. Я просила ее, нo она стоит на своем! Твердит и твердит! Нет, хватит! Я пыталась по-хорошему, но мою дочь это не коснется! – голос матери дрожит от переполняющих ее эмоций.

   – Да она обыкновенная выжившая из ума старуха. Сколько ей уже лет, сама подумай! – говорит отец так, словно объясняет простейшие истины.

   – Она поумнее тебя будет, - насмешливо отзывается мать, – уж поверь. Поэтому Αйно я к ней больше не отправлю!

   – Ты веришь в эти россказни? Да прекрати, - голос отца усталый, на пару тонов ниже, чем у матери. - Она просто запугала тебя, когда ты была ребенком. Хватит преувеличивать, это же детские сказки…

   – Откуда ты знаешь, сказки это или нет? - неожиданно тихо произносит мать. – Ты никогда не верил мне. Но ты и близко не представляешь, кто она такая.

   Вздрагиваю, потому что голос матери звучит непривычно холодно. Отец не отвечает, и я воочию вижу, как он разглядывает лицо жены, побледневшее, с запавшими глазами.

   Чувствую себя так, словно смотрю на то, что не предназначено для меня, будтo подглядываю в замочную скважину родительской спальни.

   Знаю, что последует дaльше.

   Отец начнет возражать, повысит голос, а мать будет долго молчать, а потом заплачет и уйдет в ванную.

   Поднимаюсь на ноги,и, стараясь не шуметь, исчезаю наверху, скрываясь в своей комнате.

   В то лето родители оплатили мне спортивный лагерь, хотя я никогда не отличалась особой выносливостью и любовью к командным соревнованиям.

   Я пыталась возражать, задавать вопросы, но всегда встречала пустые ответы, не несущие и доли правды.

   – Бабушка занята и плохо себя чувствует. Εй не до тебя, - говорила мать, сдвинув брови. - Да и хватит тебе сидеть в деревне изгоем. Поедешь в лагерь, обзаведешься друзьями.

   Друзьями обзаводиться не было никакого желания. С людьми я сходилась тяжело, предпочитая им общество книг или компьютерных игр.

   Со временем я поняла, что произошедшее между бабушкой и матерью было куда серьезнее простого скандала. Мать прėрвала все контакты,и имя бабушки стало непроизносимым в нашей семье.

   Пару раз я пыталась расспросить родителей о случившемся, но они всячески избегали разговора.

   Я смирилась, хотя скучала по бабушке и ее просторному двухэтажному дому. Я часто вспоминала покрытую щебенкой подъездную дорожку, задний двор, на котором скрывался от посторонних глаз яблоневый сад и разросшиеся кусты крыжовника. Острые иглы куста царапали руки, оставляя тонкие красные полосы, но прятавшаяся за зелеными листами награда стоила того.

   Вкус лопающихся на языке кисло-сладких ягод я помнила до сих пор.

   Теперь этот дом принадлежал мне.

   Данность, которую я никак не могла принять и осознать в полной мере.

   Когда мать позвонила и сухим, лишенным эмоций голосом сказала , что бабушка умерла, я сидела в своей маленькой съемной квартирке неподалеку от университета, пытаясь заставить себя начать курсовую работу.

   Я слушала мамин голос в трубке, не oтрываясь смотря на мерцающий курсор текстового редактора.

   Нотариус, который вел дела бабушки, сообщил, что свой дом она переписала на меня. Мать отнеслась к этому факту с долей презрения, обрывисто посетовав на то, что никакого толка от старой рухляди не будет и нужно поскорее избавиться от нее.

   Голос матери дрожал от раздражения, а я недоумевала, почему она злится, а не плачет.

   Ехать в бабушкин городок было необязательно – для вступления в права наследования должно было пройти полгода.

   И все же я здесь.

   Во Вреласе, богом забытом провинциальном то ли поселке,то ли городке, насчитывающем всего несколько тысяч жителей и гордящемся своей единственной церковью.

   В однокупольной небольшой церквушке с одинаковым размахом проводили свадьбы и похороны. Разницы почти не было заметно.

   Слова мамы. Вспоминаю их и тускло улыбаюсь.

   На похоронах бабушки я не была, узнав о них слишком поздно. Не стала выговаривать матери, собрала вещи, села в старую, едва тащившую свой зад машину,и приехала сюда.

   Не знаю, что вело меня. Возможно, я просто чувствовала, что должна отдать дань уважения женщине, которая каждое лето баловала меня свежей выпечкой и вытирала мой сопливый нос.

   Все необходимые мероприятия организовала Вреласская похоронная контора – матери оставалось только оплатить немалый cчет. Заехав по пути ңа кладбище в ритуальное бюро, я узнала , что бабушку похоронили согласно ее воле на семейном участке, рядом с давно почившим дедом.

   Я здесь,и, судя по всему, заблудившаяся и понапрасну теряющая время.

   Вижу впереди развилку, кажущуюся смутно знaкомой. Ускоряю шаг, сворачиваю налево, петляя между рядами могил. Новых захоронений встречается немного – Врелас хоть и небольшoй городок, но кладбищ у него два.