Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Берджесс Энтони (версия книг txt) 📗
Темы театра масок были абстрактные. Добродетели и пороки, персонифицированные в стиле моралите, но в очень изысканных костюмах, соперничали между собой, и добродетели неизменно побеждали. Были прекрасные сценические эффекты, высокопарные слова, достоинство и величие, никакой грубости. Комическая интерлюдия с дикарями, пигмеями, арапами, которая следовала за театром масок, как джига следовала за пьесой, была нацелена на гротескный контраст. Турки, павианы и шуты делали курбеты и без умолку тараторили.
Придворный театр масок имел эксгибиционистскую привлекательность. Если оформление, текст и музыка были работой профессионалов, актерами обычно становились любители высокого ранга: знать, которой нравилось демонстрировать прекрасные физические данные и звонкий голос. Запрет общедоступной сцены, где мальчикам приходилось играть женские роли, не действовал в театре масок, и дамы с восторгом выставляли напоказ свои жемчужные перси, а в танцах и величественных позах даже демонстрировали нижние конечности. Королева Анна, веселого нрава датчанка, появилась в пьесе театра масок о двенадцати богинях в очень короткой юбке, так что, по свидетельству одного зрителя, «все удостоверились, что у женщины имелись две ступни и ноги, о чем я никогда до этого не догадывался». Эти очаровательные пьесы не всегда проходили так, как планировалось. Актеры и актрисы порой напивались — очевидно, под датским влиянием — и не только пропускали те строки, которые не могли вспомнить, но глупо хихикали, падали, позволяли не предусмотренные пьесой выходы, чтобы облегчить желудок. Когда датский король, сам большой любитель выпить, приехал к британскому двору, его развлекали представлением театра масок, которое вылилось во всеобщий хаос и пьянство. Его собственная дочь с бессмысленным взглядом и приступом икоты играла главную роль. Такие представления, конечно, действовали угнетающе на создателя пьесы, но, подобно голливудским сценаристам, также недовольным своим положением, высокий гонорар смягчал моральный ущерб.
Если Шекспир, чтобы не впадать в подобную депрессию, никогда не писал для театра масок (за исключением странных пустяков, подобных театру масок, в поздних пьесах), Бен Джонсон с восторгом за хорошую плату показывал в коротких представлениях свое остроумие, ученость и лирическое искусство. Он рано отдал дань повальному увлечению: ему заказали пасторальную пьесу для театра масок, «Сатир», которую поставили в Олторпе, под открытым небом, когда король направлялся из Шотландии в Лондон. Некоторые из пьес для театра масок, написанные им, изысканны и содержат прекрасные лирические стихи.
Эти пьесы были привлекательны для Бена не только в финансовом отношении. Они помогали держать в узде два его самых существенных недостатка: многословие и проповеднический пыл. Его публика не хотела, чтобы ей читали проповеди о ее глупости; его актеры-любители не могли заучивать длинных речей. Чтобы написать такие пьесы, нужно было иметь сильный и утонченный интеллект, и Бен, превосходный художник, обладал им.
Агрессивный и раздражительный в общедоступном театре, Бен был подвержен ужасным вспышкам ревнивого гнева при работе над постановками театра масок, в которых многое зависело от совместного творчества и было отмечено конфликтом интересов. Блестящий оформитель Иниго Джонс довел визуальную сторону театра масок до такого совершенства, что сами слова, часто плохо выученные и невнятно произнесенные, попросту терялись. Джонс, на год моложе Джонсона, был великим человеком. Он изучал визуальные искусства в Италии и насаждал в Англии величественное зрительное восприятие античного мира, которое, будучи по природе своей космополитическим в столь многих областях, осталось провинциальным в живописи и архитектуре. Его карандаш творил чудеса, а его вкус был безупречен как в оценке королевской коллекции картин, так и в составлении архитектурных проектов. Они с Беном сначала работали вместе, если здесь уместно такое определение, над королевским упражнением на тему черной расы под названием «Маска Чернокожих». «Это была воля его величества, — сказал мрачно Бен позднее, — сделать их чернокожими». Сюжет не вдохновил его, и работу спасли только изобретательные костюмы и выдумки Иниго Джонса. После этого представления все, что он делал, принималось восторженно, только не поэтами. Иниго разработал сложную машину, machina versatilis, или вращающая сцену, и установил первую в Англии арку просцениума. Эти визуальные чудеса, вкупе с фантастическими костюмами, которые он разрабатывал, стали для королевского двора и знати истинной сущностью театра масок: слова служили только предлогом для их демонстрации. Визуальная ересь захватила театр, и Бен был раздражен. А если подумать о цене таких спектаклей: тысячи фунтов тратились на одно пьяное представление; этой суммы хватило бы, чтобы субсидировать целый сезон трезвых смешных комедий в «Глобусе» или «Фортуне».
Арка просцениума для пасторали «Флоримен» была оформлена «английским Палладио», Иниго Джонсом
Шекспир держался в стороне от всего этого. Он намеревался писать свои пьесы для «Глобуса», для представлений при королевском дворе и, с 1608 года, для домашнего театра в «Блэкфрайерсе». Именно в 1608 году мы встречаем имя Шекспира на документе, определяющем его как одного из арендаторов этого театра: ему предстояло стать домом для «слуг его величества короля» в зимнее время, в то время как «Глобус» продолжал оставаться их домом летом. Жалобы со стороны дворян относительно неудобств, связанных с размещением у них под боком, в трапезной «Блэкфрайерса», общедоступного театра, больше не имели веса. «Слуги короля» были важными людьми.
Почему же этим важным людям не удалось попасть в театр «Блэкфрайерс» раньше, скажем, в 1603 году? Дело в том, что там еще находились «дети церемониймейстера», и поскольку у них с Бербеджем был подписан контракт, их невозможно было выставить оттуда. Но они совершили ошибку, поставив пьесу, которая высмеивала короля Франции. Французский посол подал жалобу, и Тайный совет запретил им играть в «Блэкфрайерсе». Тайный совет, таким образом, положил конец долгому периоду поразительной снисходительности, так как жалобы на поведение детской труппы поступали не раз. Эванс, наподобие офицера, вербующего рекрутов, просто забирал насильно подающих надежды мальчиков, рассматривая их пребывание в театре как королевскую службу. Но однажды он зашел слишком далеко. Он похитил мальчика, мастера Клифтона, когда тот шел в школу. Его отец, который был дворянином, ринулся в театр и потребовал освободить своего сына. Эванс рассмеялся и сказал, что он имеет право решать, какой мальчик ему нужен на актерской службе, пусть это будет даже герцогский сын. Затем, в присутствии Клифтона, он сунул в руки мальчика рукопись и велел ему выучить ее наизусть, — в противном случае его ждала порка. Отцу Клифтону понадобилось два дня, чтобы освободить сына из рабства.
Из отчета распорядителя празднеств 1604—1605 гг. мы узнаем, что сочинитель пьес «Шаксберд» был представлен при дворе семью пьесами, заглавия пяти из них внесены в этот лист
Дети «Блэкфрайерса» или их руководители пользовались тогда дурной славой, и Тайный совет был рад, что в этом театре их заменят опытные, пользующиеся уважением профессионалы, которые имели в своей труппе по меньшей мере одного дворянина.
Итак, именно в «Глобусе» и «Блэкфрайерсе» господин У. Шекспир, камердинер королевской опочивальни, владелец недвижимости, мелкий капиталист, драматург, лучший среди остальных, достиг высшей точки своей карьеры. Он имел теперь все, к чему когда-то стремился, и дошел до того, что представлял человеческую жизнь как трагедию.
Глава 17
БОЛЕЗНИ
В 1604 году Шекспир достиг возраста сорока лет. В порядке вещей задавать вопрос о состоянии его здоровья в то время и, при отсутствии сохранившихся медицинских записей и рецептов, предполагать, что он был не очень здоров или вскоре таковым должен был оказаться. Если смерть человека в Божьей власти, то физическое или умственное состояние напряженно работающего художника в руках судьбы: не может он создавать так много миров без ущерба для организма. Шекспир усердно трудился в течение многих лет как актер, драматург и бизнесмен. Некоторые из его действий кажутся нам превышающими чувство долга: у него было достаточно своей работы, чтобы не принимать участия в пьесе Бена Джонсона «Сеян». Но он, очевидно, обладал значительными запасами энергии, и предполагают, что источником ее в основном служили его нервы. Когда дела не удерживали его в Лондоне, городе с плохой дренажной системой, с множеством мух, с регулярными эпидемиями чумы, он ездил верхом на лошади по Англии или навещал свою семью и недвижимость в Стратфорде. В Лондоне он только снимал квартиры, а жизнь квартиранта редко идет на пользу мужчине. Пил он умеренно (по традиции считается, что, прикрываясь «болями», он оправдывал свою склонность к чрезмерному употреблению пива), но сомнительно и то, что он много ел. В пьесах Бена Джонсона постоянно присутствует обжорство, но у Уилла нет чревоугодничества. Фальстаф ест чересчур много, но только каплунов — здоровая, высокопротеиновая диета; в одной из пьес с одобрением упоминаются пепины (сорт яблок), но пиршеств нет нигде. При изучении его пьес создается впечатление, что при мысли об обильном застолье Уилл чувствовал скорее тошноту, чем аппетит. В «Троиле и Крессиде» при упоминании о «сладостях» возникают неприятные ощущения; в «Тимоне Афинском» в качестве слабительного рекомендуют горячую воду; сильные мужчины вроде Антония ели мясо, на которое другим противно смотреть (как, вероятно, на тот омерзительный пирог в «Тите Андронике»); bon appetit Макбета напоминает хороший аппетит Вудхауса. «Теперь хорошее пищеварение дождется аппетита, и тогда здоровье обеспечено».
