В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович (читать книги txt) 📗
И сразу же в голове мелькнула мысль: атаковать колонну, не открывая огня: лошади очень боялись рева моторов штурмовиков, особенно если они пролетают на малой высоте. Есть отличная возможность убедиться в этом.
– Михеич, атакуем подводы! Первая атака без стрельбы!
Под нами проселочная дорога, а навстречу с бешеной скоростью на самолет несется колонна подвод. Прижимаюсь к земле, только бы не зацепиться лопастями винта за повозки! И сразу все смешалось: обезумевшие от страха лошади, дыбясь, лезли на впереди идущие повозки, давя сидящих на них солдат, повозки летели вверх колесами, накрывая своей тяжестью гитлеровцев.
Прошли, не стреляя, еще раз, а когда зашли на третью атаку и дали поочередно по длинной пушечной очереди, то вместо колонны на дороге увидели месиво из вражеских солдат, лошадей и повозок. Колонна была уничтожена.
Признаться, мы и сами не ожидали такого результата. Это была исключительно удачная «охота». Но линия фронта еще впереди, а пока под нами земля, занятая врагом. Идем впритирку к ней. До рези в глазах смотрю вперед, чтобы не столкнуться с каким-нибудь препятствием. Перелетим Кубань, а там и дома. Впереди показалась дамба, насыпанная вдоль берега реки. Резкий треск, тяжелый удар снаружи в лобовое стекло – я мгновенно наклоняюсь, едва не разбив лицо о приборную доску. Когда поднял голову, от удара стекло превратилось в замысловатый мозаичный веер, сквозь который с трудом увидел, как из гнезда, вырытого в дамбе, прямо в упор по самолету бил крупнокалиберный пулемет. Нажимаю на гашетку, но огня нет – боеприпасы израсходованы.
– А, гад, будь что будет! – прижимаюсь еще ниже к земле и несусь прямо на пулемет.
Огонь прекратился, стрелок спрятался в укрытие. Мои нервы оказались крепче, немец не выдержал. Однако слева и справа навстречу нам неслись пулеметные очереди. Еще усилие – и дамба позади. Мы прижались к земле и быстро вышли из зоны огня. Теперь можно попробовать осмыслить происшедшее. Все произошло молниеносно. Это мгновение чуть не стоило мне жизни. Счастливым исходом я был обязан тому, кто дал самолету-штурмовику и неуязвимую броню, и пуленепробиваемое переднее стекло кабины.
– Что там, Кузьма? – спрашивает по СПУ Кныш.
– Все в норме, Сеня. Спасибо Сергею Владимировичу.
– Кому, кому?
– Ильюшину!
При перелете через Кубань оба самолета получили много пробоин от пулеметного огня. Но благодаря этому поединку, длившемуся всего несколько секунд, нам удалось обнаружить ряд огневых точек врага и доложить командованию ценные разведданные о немецкой обороне по левому берегу реки.
Так закончился один из полетов «на охоту».
Во многих местах немецкой обороны теперь мы видели пустые окопы, траншеи, артиллерийские позиции. Колонны вражеских автомашин и артиллерии, танки отступали на запад. Надо было не дать уйти захватчикам с кубанской земли и наносить непрерывные удары по отходящим колоннам, по портам на Черном и Азовском морях, откуда фашисты пытались спастись на кораблях.
Получаю приказ, восьмеркой «илов» под прикрытием шести истребителей нанести удар по порту Чайкино, где противник грузит к эвакуации свои войсками технику. Слушая командира, я уже обдумывал, каким путем лучше решить эту сложную задачу. Продолжительное время полет будет проходить над территорией противника, значит, не исключена встреча с его истребителями, а о зенитном огне и говорить нечего. Десятибальная облачность сковывала наш маневр по высоте. Прошу командира полка разрешить мне самому составить боевой расчет. Я назвал семь летчиков. Ведущим второй четверки шел начальник воздушно-стрелковой службы полка лейтенант Евгений Некрасов, он же мой заместитель в группе. Воздушным стрелком летел со мной Семен Кныш.
Близился вечер, надо было до минимума сократить время подготовки к вылету, а мы с командиром все еще обсуждали, какое избрать направление захода на порт.
– Летчики не имеют опыта в полетах над морем. Я думаю, надо обязательно заходить с юга, а после атаки, разворотом над морем вправо, уходить на свою территорию, – аргументировал свое предложение командир полка.
– Товарищ майор, заход с суши с последующим уходом в море крайне невыгоден, больше того, очень рискован, – не согласился я. – Порт наверняка прикрыт мощным зенитным огнем и разворачиваться в сплошном огне да еще на малой высоте – это значит обрекать группу на тяжелые потери. Потом, при заходе с суши все подбитые самолеты будут находиться над морем, вдали от берега, и немцы их будут добивать.
– А что же ты предлагаешь?
– Я предлагаю к порту подойти с моря, севернее, километров на десять от берега. Там же, над морем, вне зоны зенитного огня, развернуться и атаковать с запада. Мы минимальное время будем находиться под обстрелом и, не производя никаких разворотов, уйдем на свою территорию. Пусть летчики не летали над морем. Но все же можно избежать потери пространственной ориентировки: они будут ориентироваться по моему самолету.
Сначала командир полка настаивал на своем решении, но затем согласился со мной.
– Ну что, «везучий», полетим сводить счеты с фрицами еще в море? – и перед посадкой в кабину я несколько раз нежно провел рукой по плоскости своего самолета.
– С кем вы там разговариваете? – застегивая привязные ремни, спросил Кныш.
– Да это я с самолетом беседую, – отвечаю.
– А-а-а, – неопределенно протянул Семен.
Две четверки «илов» взяли курс на порт Чайкино. Через несколько минут шесть «лаггов» заняли свои места: по две пары слева и справа с небольшим превышением над нами, третья пара сзади. Высота 1200 метров, а над нами плотные темные облака. Идем над морем. Горизонта не видно: море, густая дымка, переходящая в облачность, очень ограниченная видимость.
– Сократите дистанции и интервалы. Не выпускайте из поля зрения впереди идущих. Ориентируйтесь по их самолетам, – передаю ведомым. Сам же я доверился пилотажным приборам, только они могли объективно контролировать положение самолета в пространстве. Сейчас от меня зависел полет всех моих товарищей.
Остались позади прикубанские плавни, Перекопская коса. На траверзе полета – порт Чайкино. До порта не менее семи километров, но уже заработали зенитки. С полсотни вспышек одновременно. При такой видимости нельзя определить, какие плавсредства находятся в порту, но уже ясно, что он не пуст. Порт остался далеко позади. Снова к Чайкино мы подходим с северо-запада. Теперь уже четко видны десять больших барж, из них четыре самоходные, семь мотоботов, до десяти рыбачьих лодок. Идет погрузка войск. Перед нами стена зенитных разрывов. Противозенитный маневр бесполезен. Перехожу в крутое пикирование. В порту и на баржах много войск. Бросаю «эрэсы». От резкого снижения заложило уши, стрелки указателя скорости перевалили за цифру 600, самолет весь дрожит, а с консолей плоскостей срываются белые воздушные струи. Сбрасываю бомбы. Продолжая пикирование, беру в прицел одну баржу с пехотой и прошиваю ее несколькими длинными пушечно-пулеметными очередями. Мои товарищи делают то же самое. В три баржи прямое попадание бомб, четвертая загорелась.
– За тебя, Федя!
Я начал выводить самолет из пикирования, и вдруг сильный удар. Сколько раз уже ощущал такие удары… К ним не привыкать. Стрелки приборов запрыгали, двигатель начал «обрезать». С силой жму сектор газа вперед, но мотор не слушается. Иду над самой водой. Приобретенная на пикировании скорость быстро падает, а до берега еще далеко. Да и берег не наш – там враг.
– Кузьма, нас подбили? – слышу голос Кныша.
– Подбили и, кажется, крепко.
– До своих дотяни!
– Будем тянуть, Сеня!
Из прибрежных камышей к самолету устремился клокочущий фейерверк: немцы не хотят допустить нас до берега. А уже нет ни маневренности, ни скорости. Мы с Кнышем превратились в живую мишень. Дорога каждая доля секунды: хватит ли запаса скорости дотянуть до своего берега? Посылаю правую ногу вперед, и самолет «юзом» приближается к берегу. Вот-вот, уже совсем близко, не более двух километров до наших, но самолет дальше лететь не может… Я сажусь на воду.
