Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Аринштейн Леонид Матвеевич (первая книга .TXT) 📗
Штюрмер прибег к уже не раз примененному его предшественниками способу. Он распустил Думу. Но времена изменились. Волнение, охватившее страну, не улеглось. Напротив того, оно еще усилилось, так как народные представители, возвратясь на места, по большей части озлобленные против правительства, в самых мрачных красках рисовали положение перед своими избирателями.
В своих отношениях к Двору Б. В. Штюрмер старался быть возможно более угодливым и доходил до низкопоклонства. Происходя из лютеранской семьи, он позировал своим ультраправославием и, дабы понравиться Императрице, стал особенно дружить с некоторыми из близких Двору представителей нашего высшего духовенства.
Было бы смешно говорить о политике Штюрмера. Он просто жил со дня на день, выполняя отдаваемые Государем столь часто изменчивые его приказания. Во вверяемых ему специально ведомствах – министерствах внутренних и иностранных дел – управляли, как я уже указывал, его товарищи. Штюрмер лично был всецело поглощен заботами о сохранении своего положения, и спешные доклады по целым неделям оставались недописанными. За короткое время своего пребывания у власти он успел заслужить всеобщее презрение. Милюков открыто обвинял его во взяточничестве. Доказать своих обвинений документально он не мог, но подозрение было возбуждено, тем более, что сын премьера и его личный секретарь Мануйлов своим поведением немало способствовали распространению порочащих репутацию первого министра слухов.
Штюрмер был, впрочем, вскоре уволен. Указать причин его отставки не менее затруднительно, чем доискиваться причин его назначения. Можно сказать лишь одно: до своего премьерства он был полнейшим, но сравнительно безвредным ничтожеством; после же своего появления во главе правительства он немало способствовал окончательному расшатыванию правительственной власти и связанному лично с ним умалению престижа короны.
Помимо графа Витте, И. Л. Горемыкина, П. А. Столыпина, графа В. Н. Коковцева и Б. В. Штюрмера, во главе правительства в виде метеоров промелькнули еще А. Ф. Трепов и князь Н. А. Голицын, из которых первый был председателем всего около трех недель, а второй – около двух месяцев.
А. Ф. Трепов пользовался репутацией весьма способного и умного человека, обладавшего будто бы задатками крупного государственного деятеля. Каким образом установилась за ним эта репутация – остается загадкой.
Офицер Лейб-Гвардии Егерского Полка, с поверхностным образованием Пажеского корпуса, он был некоторое время уездным предводителем и, вероятно, в силу положения, занимаемого его братьями, всесильного в то время Дмитрия Федоровича и, действительно, умного и энергичного Владимира Федоровича, совершенно неожиданно прошел сначала в Сенат, а затем и в Государственный Совет. В Совете он ни разу не выступал, ограничиваясь глубокомысленным молчанием. Вечера свои он проводил обыкновенно в клубе, где приобрел себе репутацию приятного партнера и прекрасного игрока в бридж и покер.
Князь Голицын, истинный русский старый барин, в молодости своей занимал губернаторские места, а затем был назначен в Сенат и в Государственный Совет. До своего назначения председателем Совета Министров престарелый князь – ему было уже за 70 лет – заведовал благотворительными учреждениями, находившимися под покровительством Императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны. Он был человеком кристаллической честности и лояльного образа мыслей, но в государственных делах – абсолютно несведущий. Назначение его, по принятому за последние времена при Дворе обычаю, произошло совершенно неожиданно. Явившись с обычным докладом к Императрице Александре Федоровне, он встретил у Ее Величества Государя, который внезапно объявил ему, что он назначает его главою правительства. Сознавая свою неподготовленность, князь умолял Государя отменить свое решение и представить ему целый список лиц, которые, по его мнению, более приспособлены были занять это высокое положение в столь тревожные для Империи времена. Но усилия Голицына оказались тщетными. Государь воззвал к его патриотизму, и князю пришлось согласиться. В Думе ожидали его появления, чтобы принудить его отказаться от сотрудничества с возбудившим всеобщую ненависть министром внутренних дел А. Д. Протопоповым. Но премьер в Думу не явился, предоставив самому Протопопову защищаться от ожесточенных нападок народных представителей. В конце концов, положение его кабинета сделалось невозможным. По указу Государя, бывшего в то время на фронте, Дума была распущена. Но на этот раз, как известно, народные представители не исполнили Высочайшего приказания и продолжали заседать, что и послужило сигналом к революции.
Князь Голицын покинул помещение председателя Совета и переехал в свою частную квартиру, занимаемую им в доме моей сестры, Сементовской, на Конногвардейском бульваре. Но испуганные прочие жители обратились с просьбой к моей сестре побудить Голицына покинуть ее дом. Князь, остававшийся до конца рыцарем без страха и упрека, тотчас же согласился и телефонировал председателю Думы М. В. Родзянко, прося немедленно арестовать его, что Родзянко и исполнил, заключив его в Петропавловскую крепость. На допросе князь Голицын держал себя, по обыкновению, с большим достоинством и, несмотря на господствующую пристрастность к деятелям императорского режима, был, тем не менее, отпущен на свободу.
Из всех министров внутренних дел последних лет царствования Императора Николая II особенную ненависть возбудил к себе А. Д. Протопопов.
Он происходил из симбирских дворян, вначале состоял на военной службе, а затем занялся управлением своих обширных поместий и промышленными предприятиями, служа одновременно по земству своей губернии. До своего избрания в Государственную Думу он был уездным предводителем дворянства. Он принадлежал к октябристской партии и был выбран товарищем председателя Думы, когда председателем таковой состоял М. В. Родзянко. Протопопов принимал участие в думской делегации, которая в 1916 году посетила столицы союзных России держав, и произвел повсюду наилучшее впечатление.
На обратном пути он вместе с членом Государственного Совета графом А. А. Олсуфьевым задержался на несколько дней в Стокгольме. Они встретились там со знакомым им известным русским журналистом О. О. Колышко. Беседуя с ним, граф Олсуфьев высказал желание повидаться с какими-нибудь влиятельными немцами, дабы лично ознакомиться с германским настроением. О. О. Колышко отрицает свою причастность в этом деле, но, как бы то ни было, Протопопов и Олсуфьев познакомились и беседовали с неким Варбургом, занимавшим место советника германской миссии в Стокгольме, братом влиятельного при берлинском Дворе гамбургского банкира, приятеля всесильного Баллина. Во всем этом эпизоде Протопопов играл второстепенную роль, так как инициатива свидания принадлежала графу Олсуфьеву. Тем не менее, когда свидание это стало известно в Петрограде, оно возбудило всеобщее неудовольствие, причем ответственность за таковое всецело приписывалась Протопопову. В итоге он был исключен из состава своей партии и, конечно, не мог оставаться долее вице-председателем Государственной Думы. Одно время зашла речь о назначении его министром торговли, но, к немалому удивлению, он внезапно очутился министром внутренних дел.
В петроградских салонах утверждали, будто бы назначением своим он был обязан благоприятному впечатлению, произведенному им на царскую чету при докладе о своей заграничной поездке… Говорили, между прочим, что на вопрос Императрицы, действительно ли король английский так походит на Государя, Протопопов отвечал: «Как плохая копия – на прекрасный оригинал»…
Назначение его как Думою, так и общественными кругами сочтено было прямым вызовом со стороны Двора. Предвидя, что в Думе на успех ему рассчитывать не приходится, Протопопов, дабы укрепить свое положение, все усилия свои направил на сохранение поддержки Государя и особенно Императрицы. Он стал ухаживать за Распутиным и старался заручиться доверием пользовавшегося расположением в Царском Селе митрополита Петроградского Питирима. Дабы, тем не менее, повлиять на общественные круги, он попробовал выставлять себя сторонником народного представительства и, по примеру А. Н. Хвостова, на своих визитных карточках именовал себя «министром внутренних дел, членом Государственной Думы» и субсидировал орган печати «Воля России», основанный им, впрочем, еще до появления своего у власти. Но все эти усилия к уменьшению его непопулярности не привели. Наоборот, ненависть и, более того, презрение к нему постоянно росли. Он не решался появляться в Думу, сознавая, что его ожидает там беспримерный скандал. После убийства Распутина в Петрограде господствовала уверенность, что министр, не сумевший охранить жизнь старца, будет немедленно уволен. Однако Протопопов не только остался у власти, но влияние его даже возросло. После революции министр совершенно растерялся. Вначале он скрывался, но затем, по собственному побуждению, явился в Думу. Он был арестован и заключен в крепость, чем избежал, весьма вероятно, народного самосуда.
