Любовь моя - мелодия - Магомаев Муслим (прочитать книгу txt) 📗
В свое время я часто бывал в музыкальной редакции Всесоюзного радио. Там работали прекрасные люди, душевные, увлеченные, умные. И руководил этим по преимуществу женским коллективом Чермен Касаев. Мне было очень интересно наблюдать, как они готовили свои передачи. Например, делали они небольшой концерт минут на двадцать, и чтобы он состоял не только из песен, готовили «подводки» к каждому номеру. Однажды я тоже предложил им что-то к месту. Им понравилось. Чермен сказал: «А у тебя неплохо получается». С тех пор так и пошло: я стал делать свои «подводки» к песням, потом передачи о тех, кого знал, композиторах, певцах.
Анатолий Горохов вел тогда передачу «После полуночи». И однажды он предложил мне: «Давай проведем ее вместе, все равно почти каждая передача заканчивается твоей песней». Попробовали, и мой разговорный голос «лег» на микрофон. Потом некоторое время мы с Толей Гороховым вели передачу вместе.
Приехав из «Ла Скала», я сделал цикл передач для радиостанции «Юность», очень популярной тогда среди слушателей. Эти передачи об итальянских оперных певцах мы подготовили на основе тех пластинок, которые я привез с собой из Италии. Помню, с каким удовольствием мы работали над этим циклом. Нас подогревали письма радиослушателей, их отклики. Вот в те времена мы с Черменом Касаевым и Анатолием Гороховым и стали близкими друзьями. И остаемся ими по сей день.
Среди музыкальных редакторов самой молодой тогда была Лариса Останкова. И была не просто редактором, а незаменимым помощником, когда надо было что-то переписать, срочно достать ноты, с кем-то договориться, кого-то пригласить. Благожелательная, самоотверженная, внимательная. Таких работников сейчас уже не найти. Лариса Останкова делала много, чтобы мы могли спокойно работать, спокойно записываться и не думать о клавирах, о поисках аранжировщиков, если мой друг Юрий Якушев неожиданно оказывался на время не в состоянии сделать оркестровку. Лариса быстро находила кого-то другого, все улаживала. Она же была редактором и моих последних записей на радио «перестроечного» периода. Потом уже не стало прежних возможностей делать такие записи бесплатно: появились различные коммерческие студии, где за все надо было платить. И я решил: зачем мне каждый раз ходить в эти студии, платить за каждую песню? Разорюсь-ка один раз, куплю себе компьютер и буду записывать сам все, что мне надо, как мне надо и в любой момент, и не надо будет никого просить делать оркестровку, зависеть от кого-то. Не потому, что мне было жалко денег, а потому, что мы были не приучены платить за то, что нас запишут, что нас покажут. Сейчас ко мне часто обращаются с вопросом: «А почему вас не видно на телевидении?» Вопрос не ко мне… А Лариса Останкова по-прежнему наш преданный друг, который любит нас, а мы любим ее.
Еще одно женское имя, Света Моргунова. Мы познакомились с ней на каком-то новогоднем «Голубом огоньке». И были мы тогда очень молодыми. А Света была веселая, шумная, заводная. Оказаться с ней в одной компании было одно удовольствие: «свой человек», остроумная, анекдотчица, любительница «острого» словца. Ведущая концертов она прекрасная, и мы лет десять вместе ездили на гастроли. Но и после концертов с ней приятно провести время, поговорить, посмеяться. Тамара Синявская как-то была со Светой Моргуновой в одной гастрольной поездке, вернулась и сказала мне: «Теперь я понимаю, почему ты столько лет работал со Светой. С ней можно разговаривать часами и не соскучишься. У меня уже живот стал болеть от смеха, уже не было сил слушать ее, а она была неистощима». Те, кого я знаю, кто работал со Светой, говорят про нее: «Она — наше ясное солнышко». Светлана Моргунова до сих пор работает много, ее по-прежнему приглашают вести ответственные концерты.
Есть у нас с Тамарой не просто друзья, а друзья-соседи. Это Людмила Сергиенко и Владислав Верестников, с которыми мы живем в одном доме, в одном подъезде. Знакомы мы давно. Тамара и Люся были вместе на стажировке в Италии и вернулись подругами. Я познакомился с Люсей, когда она приходила к нам в гости, еще одна, без Славы. Потом Люся вышла замуж, и они стали приходить к нам вдвоем. Мы жили тогда в районе Таганки и не предполагали, что со временем окажемся соседями. Людмила Сергиенко — замечательная певица, лауреат конкурса имени Чайковского, много лет проработала в Большом театре. Она прекрасно владеет не только своим голосом, но и фортепиано, свободно читает с листа. Я уже говорил, что умение играть на рояле считаю большим плюсом для вокалиста. Сейчас Люся преподает. Самое интересное, что, уйдя из Большого театра, она стала петь еще лучше, так что ей впору возвращаться туда. Объяснить это можно тем, что она как бы раскрепостилась. Когда мы дома распеваемся, все идет хорошо, но выйдя на сцену, мы от волнения теряем как минимум треть того, что получалось в спокойной обстановке. Сцена — это большое испытание для певца. И сцена, и кулисы, где постоянно кто-то стоит из «доброжелателей», смотрит на тебя с «нежной любовью» и ждет, когда ты споткнешься или возьмешь не так ноту. Это не только в Большом театре, но и в других коллективах. Это реальность, это данность. Это театр.
Владислава Верестникова я называю Кобзоном Большого театра, в том смысле, что он может петь очень много. Я не знаю, кто в Большом пел столько, сколько он. Слава — человек безотказный, когда надо спасать спектакль, заменяя внезапно заболевшего коллегу. Если надо спеть подряд три труднейших спектакля, он споет. И не позволяет себе расслабиться, каждый день он в форме. Сидит и ждет, что его могут вызвать в театр в любой момент. Люся даже говорит ему: «Ты можешь хоть раз в жизни сказать „нет“?» Но Слава беспредельно любит пение, он без него не может. А певец он талантливый, крепкий. Есть у него еще один талант, он мастер на все руки. Наклеить обои, починить какой-нибудь электроприбор, что-то прибить, у него все получается. И при этом все будет сделано аккуратно. У Славы и в домашней мастерской, где собраны всевозможные инструменты, винтики-шпунтики — идеальный порядок, каждая вещь на своем месте. Помню, как у меня взыграло самолюбие: как это так, Слава может, а я что же? И тоже принялся что-то строгать, приколачивать. Но я человек настроения, меня хватило не надолго. А Слава все должен довести до конца. Его скрупулезность, его усидчивость, его терпение меня поражают. Помню, как он осваивал кубик Рубика. И не самый простой, а большой. Сосредоточенно сидел с ним до тех пор, пока не научился распутывать эту головоломку. Я говорил: «И как у тебя терпения хватает? Я бы давно выбросил этот кубик вместе с Рубиком!» А ему интересно.
Наше соседство с друзьями хорошо еще и тем, что мы можем собраться вместе в любую минуту. Иногда Тамара скажет: «Давай пообедаем все вместе. Позови Люсю со Славой». И мы собираемся, просто так, без всякого повода. Сидим, говорим о самых обычных вещах. В такие минуты как-то по-особому уютно дома, спокойно на душе.
В Большом театре работал еще один наш друг — Александр Ворошило. Начали мы с ним дружить с одного случая, который вроде бы не должен был расположить меня к дружбе, все-таки человек испортил мне новую машину. На только что купленной «Волге» я поехал на дачу к Атлантову, где был и Саша, который дружил с Володей. До этого мы с Ворошило были просто хорошо знакомы, встречались, здоровались, но друзьями не были. И вот на даче он захотел посмотреть мою машину: «Новенькая, краской пахнет!» Сел за руль, начал что-то трогать, на что-то нажимать. И включил «дворники», которые у меня были еще без резины. Они начали ходить туда-сюда, вжик-вжик, и царапать стекло. Саша растерялся, не знает, как их остановить. В общем, он мне так расцарапал лобовое стекло, что его пришлось заменить. А мы потом подружились. Я с удовольствием ходил на «Отелло», когда в спектакле пели Атлантов и Ворошило, а дирижировал Евгений Федорович Светланов. На мой взгляд, сейчас это лучший наш дирижер. И пусть на меня не обижаются другие наши замечательные мастера, талант которых я высоко ценю. Но Светланов — это Светланов. Я не слыхал, чтобы у кого-нибудь еще так звучал оркестр. Помню, когда он встал за пульт «Отелло», я спросил у Тамары: «Он что, посадил в оркестр своих музыкантов из Госоркестра?» Так меня удивило, что звучание оркестра прямо на глазах преобразилось. Тамара ответила: «Нет, это все наши музыканты, из оркестра Большого».
