Семь трудных лет - Чехович Анджей (е книги .txt) 📗
По случаю моего приезда двоюродный брат взял на несколько дней отпуск. Он хотел немного показать мни Канаду. Дычковский, когда я был у него в первый раз, возил меня на Ниагару. Тогда я проехал несколько тысяч километров по автострадам Канады и Соединенных Штатов. От Канады в моей памяти осталась суровая красота прерий, лесов и озер, от Соединенных Штатов — толчея на шоссе, которой восхищался не только Копыто. Когда мы застревали в гигантских пробках, мне приходила на память статья, написанная для «Свободной Европы» Леопольдом Тырмандом.
Он писал текст для цикла радиопередач, в которых на примере США показывалось полное и во всех областях жизни проявляющееся превосходство Запада над Востоком. Но уже один из первых написанных им материалов вызвал в польской секции довольно противоречивую реакцию. Тырманд утверждал, что в США на каждом шагу сталкиваешься с проявлением настоящей демократии, какой нет в социалистических странах. Для подтверждения этого положения он приводил следующий пример. Как-то он ехал автобусом, который по переполненной улице передвигался так же тихо, как и роскошные лимузины. Стоимость каждого из этих лимузинов равнялась сумме трехмесячного заработка всех пассажиров переполненного автобуса. Именно в этом, по мнению Тырманда, и заключалась сущность американской демократии, сущность равноправия. Редакторы польской секции не знали, как тут быть. Ведь Тырманд, как и следовало, похвалил Америку, рассказал о западной демократии, что некоторые так любят, но в итоге получалось что-то не то.
Я недолго был в Соединенных Штатах и слишком мало видел, чтобы иметь возможность основательно ознакомиться с контрастами этой большой страны, с противоречиями и конфликтами, часто имеющими место в американском обществе, со всеми сложными механизмами американского образа жизни, поражающего европейцев своим богатством и своей нищетой, достижениями современной цивилизации и бандитизмом, жонглированием идеалами свободы и законом кулака, успехами медицины и устрашающим ростом наркомании. Во время двух моих поездок на ту сторону Атлантики я старался сопоставить миф об Америке, с которым часто сталкивался в Польше, особенно в средней школе и в университете, так старательно поддерживающийся «Свободной Европой», с действительностью. На каждом шагу я сталкивался с красноречивыми примерами. Таким примером служил хотя бы тот же Дычковский, мужчина еще молодой, с высшим образованием, скатившийся до роли официанта и не желавший признать, что жизненные планы его потерпели крах. Ситуация, в которой сам он оказался, красноречиво опровергала все то, что он говорил и о чем мечтал. Вопреки этому он жил в мире иллюзий и ждал «своего дня». Другие расстаются с иллюзиями значительно быстрее: их вынуждает к этому суровая борьба за существование. Я часто задумывался над этим вопросом в Цирндорфе и Мюнхене. Если бы рядовой гражданин Федеративной Республики Германии, американец, англичанин или француз узнал, что на основании передач «Свободной Европы», «Голоса Америки» или «Немецкой волны» от него и его земляков ожидает легкомысленный беженец из Польши, то он наверняка был бы удивлен. Если бы он услыхал, как эти радиостанции, существующие на взимаемые с него налоги, открыто говорят, что достаточно выехать из Польши, чтобы получить виллу, автомашину, высокий уровень жизни, то рассмеялся бы до слез. Но как объяснить это всем наивным людям в Варшаве, Кракове, Лодзи и Белостоке?
Я уже говорил о своих занятиях в Мюнхенском университете. Благодаря им у меня были основания для того, чтобы вырываться из замкнутого мирка «Свободной Европы», а также для того, чтобы задерживаться в служебном помещении после работы, без чего я не мог бы передавать Центру копии секретных и совершенно секретных документов станции. Мысль начать занятия в университете пришла ко мне не сразу, а лишь после того, как я прочно обосновался в «Свободной Европе».
Меня немного беспокоил вступительный экзамен. Он состоял из трех частей: устного экзамена по немецкой грамматике, диктанта и письменного изложения. Экзамен считался трудным, и мне об этом говорили прямо.
Больше всего я боялся экзамена по грамматике. Я уже неплохо знал немецкий язык, но, как известно всем изучающим иностранные языки, в лабиринте разных времен, спряжений, склонений или словообразовательных комбинаций легко зайти в тупик. Так что на протяжении нескольких недель я зубрил вовсю. Экзаменатор, молодой и симпатичный мужчина, услышав, что я из Польши, отнесся ко мне приветливо, можно даже сказать, сердечно. В такой доброжелательной атмосфере я отвечал быстро и уверенно. Даже сложные вопросы не вызывали у меня никаких затруднений, и экзаменатор хвалил мои ответы, ободряя меня еще больше. Он уже собирался поставить мне оценку, как вдруг как бы мимоходом, просто из доброжелательного любопытства, спросил:
— Как вы оказались в Мюнхене?
— Я беженец, — последовал ответ.
— А чем вы занимаетесь?
— Работаю в «Свободной Европе».
— Там? — искренне удивился он, и сразу же исчезла его улыбка, дружелюбной атмосферы как не бывало Последовали новые вопросы по грамматике, все более сложные. Он как бы хотел показать, что мои знания еще невелики. Наконец он поставил мне оценку и на прощание сказал двусмысленно:
— Желаю вам больше счастья в жизни…
Остальные экзамены оказались более легкими, и так я стал студентом одного из самых крупных университетов Федеративной Республики Германии.
Поскольку еще недавно я был студентом в Польше, я часто сравнивал условия занятий в высших учебных заведениях обеих стран. В Мюнхенском университете было значительно больше бюрократизма. Учеба там проводится по семестровой системе, на каждый семестр следует записываться заново, а это означает потерю времени в деканатах и бухгалтериях. Прежде чем писать работу и защищать докторскую диссертацию (отмечу, что степень доктора в ФРГ несколько превышает по своему значению нашу степень магистра, но значительно уступает тем требованиям, которые предъявляются у нас к докторской диссертации), необходимо принять участие в определенном для каждого факультета числе семинаров, а также прослушать обязательные лекции и сдать множество экзаменов. Занятия в университете занимали у меня около семи часов в неделю — я посещал семинары, в которых должен был участвовать. К лекциям я относился не столь серьезно. Но мне приходилось много читать, используя материалы библиотеки радиостанции. В отличие от многих студентов, у меня с учебниками никаких трудностей не было. Я просто покупал их в соответствии со списком обязательной литературы, хотя большая часть этих книг представляет собой пухлые тома, очень дорогие и труднодоступные для среднего студента. Чтобы раздобыть их, необходимо было приложить много усилий, ловчить, записываться в очередь, отдавать книги через определенный срок и т. п. Словом, студентам часто приходилось портить нервы и терять время, чтобы в конце концов раздобыть нужные им книги.
Занятия проходили в типичной, известной мне еще по Польше, атмосфере: увлекательный труд чередовался со скукой, экзаменам предшествовала лихорадочная подготовка, а на студенческой «бирже» шел обмен последними новостями и предпринимались попытки как-то раздобыть немного денег… В этом отношении все студенты похожи друг на друга, хотя учатся в разных странах, на разных континентах. Из событий, заслуживающих упоминания, расскажу о споре, происшедшем между мной и преподавателем церковнославянского языка профессором Панцером. Он считался знатоком предмета, много требовал от студентов и требования эти постоянно повышал.
На одном из семинарских занятий Панцер затронул проблему древней истории славян. В соответствии с традицией немецкой науки — а это не лучшая традиция — он говорил о славянах как о представителях примитивных племен, источником существования которых была рыбная ловля и сбор диких плодов. Поселившись сначала в болотах бассейна реки Припяти, они проникли на запад и юг, утверждал Панцер, только потому, что стоявшие значительно выше их в культурном отношении германские племена двинулись на запад, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся в результате падения Римской империи. Там, куда проникали древние славяне, не оставалось и следа от многолюдных поселений, обработанных полей, все возвращалось в первобытное состояние: дороги зарастали лесом, а в развалинах домов поселялись волки и медведи. Панцер рисовал картину, типичную для журналов, издаваемых реваншистскими землячествами, в которых именно так изображалось положение польских земель в VIII, IX и X веках нашей эры.
