Предостережение - Лигачев Егор Кузьмич (библиотека электронных книг TXT) 📗
Еще раз хочу повторить, что решение объявить войну пьянству было коллективным, формально я даже не принимал участия в разработке постановления. Однако это вовсе не означает, будто я хочу увильнуть в сторону. Мне приходилось активно участвовать в разработке практических мер по борьбе с пьянством, и вовсе не снимаю с себя ответственности за то, что они поначалу оказались чрезмерно жесткими, административными'. Видимо, тут невольно сработало нечто личное: как человек непьющий я психологически не был готов примириться с тем, что кто-то не может «завязать» с выпивкой, если резко ограничить возможности добывания спиртного. Показалось, что если приналечь, то погасить пьянство можно быстро.
Но прозрение пришло весьма быстро: борьба с пьянством — дело долговременное, постепенное. Это заставило менять тактику, переносить акценты с запретительства и кампанейщины на разъяснительную работу, рассчитанную на дальнюю перспективу. В этой эволюции — от директивности к разъяснительным методам — я ничего страшного не вижу, она естественна. И если уж вспоминать ту кампанию, то следует особо обратить внимание на то, что протесты против нее совпали по времени с обострением политической ситуации в обществе и были отнюдь не всеобщими (многие, а таких большинство, горой стояли за продолжение борьбы с пьянством и алкоголизмом), они исходили прежде всего от так называемых прорабов перестройки и правительства, которому легче было латать бюджет за счет продажи водки. Я вовсе не хочу сказать, что у них не было разумных доводов — были! Однако отчетливо прослеживался и политический прицел лжедемократов в «антиантиалкогольной» кампании. Пошли в ход упреки в разорении виноградников, а затем и в… расстройстве денежной системы.
Разумеется, ни то, ни другое не соответствует истинным фактам. И дело даже не в том, что ни лично я, ни КПСС в целом никогда не давали ни устных, ни письменных указаний по выкорчевке плантаций. Просто официальная «виноградная» статистика полностью опровергает утверждения об их сокращении. Как до, так и во время антиалкогольной кампании (1981 — 1985 гг. и 1985-1988 гг.) сбор винограда ежегодно составлял 5 — 6 млн. тонн в год.
Столь же нелепо винить антиалкогольную кампанию в расстройстве денежного обращения. Во-первых, она началась в мае 1985 года и в жестком режиме длилась менее двух лет, а в то время доходы населения еще не нарастали лавинообразно, о чем опять-таки свидетельствует статистика. Но главное — в другом непреложном и никем не отрицаемом факте: борьба с пьянством позволила поднять производительность труда, снизила прогулы и аварии, заметно уменьшила выплаты по бюллетеням — иными словами, дала ощутимый материальный эффект. А чем измерить тысячи спасенных жизней?..
Я вовсе не намерен посыпать голову пеплом. Речь идет о сбережении народного здоровья, о том, чтобы облегчить страдания десятков миллионов людей. Это святая цель, и даже неудачный опыт на пути к ее достижению тоже принесет пользу — избавит впредь от подобных ошибок. И уж если кто в действительности виноват перед народом, то именно те, кто в сугубо политических целях полностью похоронил борьбу с пьянством.
Почему, несмотря на шумную кампанию президента Ельцина по борьбе с преступностью, злостные нарушения правопорядка не уменьшаются, более того, постоянно увеличиваются? В значительной степени потому, что борьба с преступностью сегодня не связана с искоренением пьянства, которое стало первопричиной половины преступлений. Между тем общеизвестно, что снижение преступности, обеспечение покоя граждан стали острейшей проблемой нашего общества.
Надо было подправить первоначальные шаги антиалкогольной кампании, смягчить запретительства, усилить разъяснительную работу… Все можно простить, но только не злорадство в связи с неудачей очередной попытки одолеть застарелый народный недуг. Пьянство — наша беда. Тот, кто пытается и эту народную боль приспособить в своих политических целях, совершает преступление перед обществом.
Роковая ошибка
Как же получилось, что экономику довели до критического состояния? Почему мирового значения опыт планового ведения хозяйства отправили на свалку истории? Какое преступление!
Сейчас это объясняют политической нестабильностью, забастовками, межнациональной враждой. Да, это так. Но это пришло потом, позже.
Так с чего же начались распад экономики, расстройство потребительского рынка?
События развивались так.
Во второй половине 1987 года правительство СССР на основе общей концепции экономической перестройки подготовило свои предложения по плану на 1988 год. Предусматривался, в частности, перевод промышленности и аграрной сферы на новый хозяйственный механизм. При этом твердый план трансформировался в государственный заказ, полностью обеспеченный материальными и финансовыми ресурсами. Однако же вводилось и принципиальное новшество, недвусмысленно указывавшее на тенденцию развития народного хозяйства: госзаказ на 1988 год был снижен до 90—95 процентов от общего объема производства, а в некоторых отраслях — еще ниже. Таким образом, предприятия впервые получали официальное право по своему усмотрению распоряжаться некоторой долей произведенной продукции. Наступала новая пора договорных отношений.
Поскольку договорные отношения были принципиально новым делом, то переход к ним надо было проводить осмотрительно, осторожно. Еще не существовало свободной оптовой торговли для самообеспечения ресурсами — ведь система снабжения была настроена почти исключительно на централизованные поставки. Кроме того, надо было изучить, как будут складываться свободные, договорные цены — это тоже было принципиальным новшеством. Наконец, речь ведь шла о том, чтобы вне пределов госзаказа предприятия выпускали все, что считают нужным, исходя только из спроса. Но инструментов для изучения спроса практически не существовало. Короче говоря, экономика вступила в совершенно новую фазу, и правительство справедливо полагало, что этот процесс должен быть постепенным. По мере приобретения опыта в 1989 году предполагалось сделать следующий шаг: еще более снизить долю госзаказа. И так далее — до тех разумных пропорций, какие установит сама жизнь.
Вот такой был составлен проект государственного плана социально-экономического развития на 1988 год — на мой взгляд, в целом очень взвешенный, глубоко продуманный, с ясно намеченной стратегией дальнейших преобразований всей системы хозяйства. Он развивал сложившуюся в годы перестройки тактику экономического экспериментирования.
Вне всякого сомнения, это была верная тактика, учитывавшая реальные процессы, неизведанность новых путей экономики. Эту тактику разрабатывали люди, которые хорошо знали всю сложность и противоречивость экономического организма страны, знали психологию наших хозяйственников и их «экономические нравы».
Хочу напомнить, что к концу 1987 года политическая обстановка в стране была не такой, как в начале перестройки. Общество поделили на «прорабов перестройки» и на «силы торможения». Историческое прошлое было извращено, представало исключительно в грязных красках, что вносило сумятицу в умы миллионов людей.
Проект государственного плана был вынесен на обсуждение Политбюро ЦК КПСС в конце 1987 года. Как всегда бывало в таких случаях, на заседании присутствовали руководители Совета Министров и многие министры. Разумеется, план готовился не втайне, все документы были заранее разосланы для ознакомления членам Политбюро, секретарям ЦК КПСС. При таких обсуждениях в проект обычно вносилось немало поправок, поскольку каждый член политического руководства предварительно изучал его совместно с отделами ЦК, в необходимых случаях созванивался с министрами, иногда с республиками, областями, широко привлекались специалисты. В общем, поправки чаще всего отражали коллективное мнение, интересы государства, различных социальных и профессиональных групп.
Но никогда прежде не бывало, чтобы проект плана по существу отклонили в целом, чтобы неприемлемой признали саму концепцию плана!
