Забвению не подлежит - Яцовскис Евсей Яковлевич (книги онлайн полные TXT) 📗
5 декабря началось контрнаступление советских войск под Москвой. Начало ему положила Калининская наступательная операция нашего фронта.
Мы восторженно радовались успехам войск 29-й и 31-й армий, у всех приподнятое настроение. Только непонятно, почему на нашем участке фронта без перемен. Прошла целая неделя с начала наступления под Москвой, а у нас все бои местного значения…
Рано утром 17 декабря обычно спокойный, скуповатый на эмоции Яша Храмцов ворвался ко мне с криком:
— Ур-р-р-а-а-а! Вчера освободили Калинин!
Еще одна замечательная победа, опять на нашей улице праздник!
Однако на войне радости часто сопутствует горе и печаль. Не успели мы вдоволь наговориться и обсудить хорошие вести с фронта, как узнали о постигшем нашего начальника несчастье — в бою геройски погиб его единственный сын, лейтенант, командир подразделения. Извещение, которое бойцы называли непривычным для — меня словом «похоронка», Дружинин получил вчера к вечеру.
В этот день ко мне привели на допрос немецкого летчика, самолет которого несколько дней тому назад сбили в нашем тылу. Лейтенант немецких люфтваффе спасся, выпрыгнув с парашютом. Он скрывался в лесу, дожидаясь прихода своих. Но недалеко от деревни Раменье его заметили местные жители, которые оперативно дали нам об этом знать. Прибывшие красноармейцы задержали летчика.
Пытаюсь вызвать на разговор пленного, выяснить, из какой он части, какое имел задание от своего командования. В ответ — упорное молчание. Повторяю вопрос — опять ни слова. Внезапно он напыщенно встает по стойке «смирно» с вытянутыми по швам руками и торжественным тоном заявляет:
— Я — немецкий офицер. Я ничего вам не скажу!
Затем, немного выждав, высокомерно добавляет, что, когда немецкая армия возьмет Москву и победит Россию, если мы хорошо с ним будем обращаться, он сохранит нам жизнь.
Ни больше ни меньше!
Под усиленным конвоем отправили пленного в штаб армии.
24 декабря ударная группировка Калининского фронта в составе 39-й, 29-й и части сил 22-й армий перешла в наступление из района южнее Торжка в направлении Ржева. В ходе боев 2–7 января в ряде мест соединения нашей армии вышли на рубеж Волги.
В эти дни в нашем отделе сменился начальник. С. Дружинина перевели в другое соединение, а отдел возглавил старший лейтенант госбезопасности Иван Сергеевич Щербаков.
Новый, 1942-й год мы еще встретили на старом месте — в деревне Тарасково. Вечером собрал у себя свободных от наряда бойцов взвода охраны, чтобы прослушать по радио новогоднее послание Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина. На всю жизнь запомнились его слова:
«Наши силы в борьбе с врагом растут. Мы уверены в победе. Мы знаем, что ни один советский человек не успокоится до тех пор, пока хотя бы один гитлеровец будет топтать священную советскую землю, пока гитлеризм не будет выжжен каленым железом».
Войска Калининского фронта 9 января 1942 года начали Сычевско-Вяземскую наступательную операцию. Наша 22-я армия перешла в наступление из района Селижарово 15 января и начала глубокий охват с северо-запада оленинской группировки гитлеровцев. Погнали фашистов по заснеженным полям и лесам. К январю всюду намело огромные сугробы. Морозы стояли суровые — 25–35 градусов!
В один из дней наступления в отдел поступили сведения о том, что в Селижарово в немецкой комендатуре содержатся советские патриоты, подвергающиеся жестоким пыткам. Мне приказали с группой бойцов взвода охраны вместе с передовыми частями как можно скорее прийти на выручку узникам. Наступая в боевых порядках подразделений приданного нашей дивизии 653-го стрелкового полка, ворвались в Селижарово. Полк форсировал Волгу и пошел дальше, а мы бросились к комендатуре. Опоздали! Во дворе обгоревшего здания бывшей комендатуры обнаружили пять полуобнаженных изувеченных трупов. Гитлеровские злодеи замучили трех женщин и двух советских летчиков — выкололи глаза, отрезали уши, груди, выжгли на телах свастики.
Никаких документов при погибших не оказалось… Весь день разыскивал вероятных свидетелей, которые могли что-либо сообщить по поводу этого чудовищного преступления оккупантов. Безрезультатно — никто из немногочисленных местных жителей не смог опознать погибших женщин и тем более летчиков. Прибывший врач из санчасти дивизии сделал заключение, что эти люди были умерщвлены более суток назад.
Мы стояли в скорбном молчании вокруг жертв фашистов, а в сердцах закипала та святая лютая ненависть к врагу, без которой солдату невозможно воевать…
В Селижарово я получил распоряжение И. С. Щербакова перебраться вместе с отделом в деревню Бредки. Путь наш лежал через деревню Дубовцы Кировского района Калининской области. В низине текла небольшая речушка Ворчала. Все вокруг сожжено, и лишь один добротный дом стоял нетронутый среди гнетущего хаоса печных труб и мертвого безмолвия. Такая картина сначала вызвала у нас недоумение — как же этот дом уцелел? Однако вскоре все выяснилось: этот дом, оказывается, принадлежал изменнику Родины А. Голубеву. Бывший царский урядник и до революции верный холуй местного помещика встретил 6 ноября 1941 года ворвавшихся в деревню гитлеровцев хлебом-солью, низкими поклонами в пояс, угощал их медом, самогоном и салом. Он стал верным пособником оккупантов, и они не сожгли его дом, ничего у него не забрали из хозяйства.
Колхозники сообщили мне, что по доносу Голубева гитлеровцы обнаружили и расстреляли прятавшегося в сарае раненого красноармейца. Предателю бежать с немцами не удалось — попался! Прокурор дивизии дал санкцию на арест. 20 января я составил по делу Голубева обвинительное заключение, прокурор его утвердил и дело направил в военный трибунал. Преступник понес заслуженную кару…
А мы опять в дороге. Снова с восхищением любуемся Волгой, но теперь уже закованной в лед, серебряной лентой ускользающей вдаль среди заснеженных лесов.
Заночевали в деревне Копылы, которую гитлеровцы, панически убегая, не успели сравнять с землей. Утром, проснувшись, выбежали голые по пояс во двор, умылись ледяной водой из колодца, растерли тело снегом — и стремглав в натопленную избу.
Тем временем хозяйка, у которой мы остановились, приготовила завтрак и позвала к столу:
— Отведайте свининки, родненькие. Для вас, освободителей наших, приберегла. Только вчера закололи!
Едим, хвалим хозяюшку и удивляемся ее находчивости. Сумела же спрятать от немцев свинью!
Во время завтрака открылась дверь и в комнату вошел работник штаба дивизии капитан Ш. Гайнутдинов.
Мы пригласили составить нам компанию.
— Прекрасная конина. Видимо, от молодого жеребца.
— Вы ошибаетесь, товарищ капитан! Это свинина, — возразил ему Храмцов. — Может, вам ее кушать нельзя?
Капитан засмеялся:
— Я все ем. Но меня, татарина, на конинке не проведешь. Наш брат конину от любого мяса отличит!
Хозяйка этого разговора не слышала — она в это время вышла во двор, и мы начали допытываться у ее десятилетнего сынишки Алеши, откуда, мол, мясо.
Мальчик охотно рассказал:
— Наши пушки как начали стрелять, как начали стрелять, так все фашисты разбежались и оставили убитую лошадь. Тогда вся деревня ее на куски разрубила. Кто ногу взял, кто что. Маманя тоже кусок принесла.
Все расхохотались и продолжали завтракать как ни в чем не бывало.
Мы прекрасно поняли, почему хозяйка нас обманула. Она, безусловно, знала, что, если кто-то из нас откажется кушать конину, угостить его будет нечем — фашисты все отобрали. А оставить без завтрака своего освободителя она не могла. Поэтому, прощаясь, мы ее горячо поблагодарили за угощение.
Под вечер двинулись дальше. Мне приказано обосноваться в деревне Бредки.
— Большая деревня, пятьдесят дворов. Там и будешь работать, — сказал начальник отдела и пожелал счастливого пути.
Ночью на санях по льду переправились на западный берег Волги. Завернули в деревню Бобры. До Бредков еще около двух километров. Закутавшись в теплые крестьянские тулупы, помчались по заснеженной лесной дороге. Ехали долго. Наконец у опушки леса сквозь редкие сосенки показался черный силуэт церкви, а дальше увидели мерцающий в окне избы свет керосиновой лампы. Вошли. Люди спят на полу, укрывшись разным тряпьем, немецкими шинелями. Старушка хлопочет по дому.
