Жизнь на Самоа - Стивенсон Роберт Льюис (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗

Чувствуя себя гораздо более здоровым, чем в предыдущие годы, Льюис много бродил пешком, наблюдая жизнь и обдумывая свои впечатления как возможный материал для эссе, романов и политических статей. Виденное увлекало его, отчасти это нашло свое отражение в «Примечаниях к истории»:

Апия, порт и торговый центр, в то же время главный очаг политической болезни Самоанского государства. Залив почти правильным полукругом глубоко вдается в сушу у подножия лесистой островерхой горы. Горные потоки размыли лежащий против берега барьер рифов. Поэтому волны, набегающие с севера, врываются в залив, почти не смягчаясь, и начинают кружить и швырять стоящие на якоре военные суда, а у коралловой кромки, повторяющей линию берега, не смолкает рев прибоя. В бурную погоду дороги здесь совершенно непроходимы. Город гроздьями и цепочками раскинулся по зеленому и плоскому берегу, на который издали, из глубины острова, смотрят верхушки гор. Мыс с западной стороны залива называется Мулинуу, с восточной – Матауту. Я приглашаю тебя, читатель, пройтись со мной вдоль берега от одной его оконечности к другой. Эта прогулка воочию познакомит тебя с историей Самоа и расскажет гораздо больше, чем можно почерпнуть из всех «синих книг» или «белых книг», изданных в мире по этому вопросу note 28.

Мулинуу, откуда мы начинаем путь, – плоский мыс, обвеваемый всеми ветрами. Он засажен пальмами, а основанием своим упирается в мангровое болото. Вдоль мыса разместилась довольно жалкая деревушка. Тебе должно быть известно, что это исконная резиденция самоанских королей. Тем более ты удивишься, увидев доску с надписью, возвещающей, что это историческое поселение является собственностью немецкой фирмы. Впрочем, подобные объявления, составляющие одну из привычных черт пейзажа, скорее внушают мысль о спорности этих притязаний. Немного дальше к востоку нам придется обогнуть лавки, конторы и бараки самой фирмы. Затем мы пройдем через Матафеле, единственный действительно городской участок в этой длинной цепи деревушек, и, миновав немецкие пивные, магазины и немецкое консульство, достигнем католической миссии и собора, стоящего близ устья небольшой реки. Мост через нее, который называется Муливаи, служит границей. С этой стороны реки – Матафеле, с той – собственно Апия. Здесь господствуют немцы, там все, за редким исключением, принадлежит англичанам и американцам. Оставив позади магазины мистера Мурса (американца) и Макартуров (англичан), английскую миссию, редакцию английской газеты, английскую церковь и старое здание американского консульства, мы наконец подойдем к устью второй, более широкой реки – Ваисингано. По ту сторону ее, в Матауту, дорога поведет нас под сень густых деревьев и мимо разбросанных жилищ выведет к внушительному ряду контор на площадь, где стоит памятник немцу, всю жизнь боровшемуся против немецкой фирмы. Его дом (сам хозяин уже умер), как разряженная пушка, по-прежнему нацелен на крепость старых врагов. Теперь это еще вполне годное здание арендовано и занято англичанами. Еще немного – и мы с тобой достигнем оконечности мыса, окаймляющего залив с востока. Здесь стоят лоцманский домик и сигнальная мачта, и отсюда видны здания английского и нового американского консульств, расположенные дальше по берегу океана.

Нашу прогулку оживят разнообразные сцены деловой и праздной суеты. По пути нам встретятся белые всех профессий и сословий – матросы, торговцы, клерки, священники, протестантские миссионеры в пробковых шлемах и какие-то неопределенные личности, без которых не обходится ни одно побережье. Матросов здесь бывает иногда куда больше, чем местных жителей. Может показаться также, что вывесок больше, чем владельцев предприятий.

Предположим, что сегодня в порту наплыв; тогда нашему взору представятся все виды судов – от военных кораблей и океанских почтовых пароходов до грузовых судов немецкой фирмы и местных баркасов. И если у тебя, читатель, математический склад ума, ты легко подсчитаешь, что в этом заливе на воде сейчас больше белых, чем их наберется на суше по всему архипелагу. С другой стороны, на нашем пути попадались и местные жители всех категорий – вожди и пасторы в безукоризненно белых одеждах, быть может, и сам король в сопровождении одетой в форму охраны. Мы встречали улыбающихся полицейских с оловянными звездами, девушек, женщин и стайки веселых детей. И ты с невольным удивлением спрашиваешь себя: где живут все эти люди? Тут и там на задворках европейских зданий ты мельком замечал прижавшиеся в уголок туземные постройки, но после того, как мы покинули Мулинуу, ты не видел ни одного туземного дома ни на берегу, где обычно предпочитают селиться островитяне, ни по сторонам улицы. Все принадлежит горсточке белых. Коренные жители ходят по чужому городу.

Еще год назад на холме позади пивной ты мог бы увидеть дом местного типа с часовыми у входа и развевающимся наверху самоанским флагом. Тебе объяснили бы, что здесь помещается правительство, переведенное (о чем я расскажу позже) через мост Муливаи с задворков немецкого города сюда, на английскую половину. Ныне, да будет тебе известно, его опять перевели назад, в прежнюю резиденцию, несомненно, тебе покажется существенным фактом, что короля этих островов в его собственной столице можно вот так дергать туда и сюда по прихоти иностранцев. И тут тебе бросится в глаза еще более серьезное обстоятельство. Ты увидишь некий дом, полный деловой сутолоки, близ которого околачиваются полицейские и зеваки; человек за барьером принимает заявления; на веранде идет суд, а может быть, группами расходятся члены совета после бурного заседания, и ты вспомнишь, что находишься в Элеэле Са, на «заповедной земле», то есть на нейтральной территории, предусмотренной договорами note 29; что судья, которого мы только что видели за разбором тяжб местных жителей, не подчиняется королю. Ты вспомнишь также, что в этом единственном порту и единственном деловом центре королевства и сбор и распределение средств для нужд страны производятся руками белых советников и под контролем белых консулов. Пройдем немного дальше за пределы города – и ты обнаружишь, что все дороги обрываются или оказываются непроезжими, так как их перегородили заборы свиных загонов, что мосты здесь совершенно неизвестны, что дома белых сразу становятся редким исключением, не считая территории немецких плантаций. Во всем видна резкая граница. За Элеэле Са кончается Европа, начинается Самоа.

Итак, мы встречаем здесь удивительное положение вещей: все деньги, вся роскошь, вся коммерция королевства сосредоточены в одном городе; но этот город изъят из подчинения местному правительству и управляется белыми в интересах белых. При этом белые владеют им не сообща, а разбившись на два враждебных лагеря, так что город лежит между ними, точно кость между парой псов, каждый из которых угрожающе рычит, вцепившись в свой конец.

Если Апия когда-нибудь решит выбрать герб, у меня уже приготовлен девиз: «Входит Молва, вся раскрашенная, с тысячью языков». Туземное население Апии преимущественно ничем не занято, а белые либо коммерсанты, получающие с материка не больше четырех партий товара в месяц, либо лавочники, обслуживающие за день по десять – двадцать клиентов, и главное достояние всех составляют сплетни. Город жужжит от злободневных новостей, а пивные переполнены доморощенными политиками. Одни из них карьеристы, которые, наушничая королю и консулам, способствуют смещению чиновников в надежде занять их места, другие – бездельники, получающие бескорыстное удовольствие от участия в интригах. «Никогда не встречал такого хорошего города, как Апия, – сказал мне один из этих, – что ни день, то новый заговор!» Но с другой стороны, есть немало людей, серьезно озабоченных будущим страны. Враждебные кварталы так близко соприкасаются и размеры столицы настолько малы, что ни за кого нельзя поручиться. Люди выбалтывают все, что знают. Это болезнь здешних мест. Почти каждый время от времени поддается провокации и выкладывает чуть больше, чем следовало бы. Таким образом зараза захватывает всех имеющих к ней предрасположение. Новости распространяются как на крыльях, языки мелют, кулаки сжимаются. Горшок варит и котел кипит!