Генерал в Белом доме - Иванов Роберт Федорович (книги онлайн полные .txt) 📗

Эйзенхауэр и Хрущев поручили руководителям своих внешнеполитических ведомств доработать повестку дня их будущих переговоров в Кэмп-Дэвиде. Появились фотографы. Вскоре после этого советский и американский лидеры остались вдвоем и продолжали беседу только в присутствии переводчиков. «После недельного турне в Вашингтон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Де-Мойн и Питтсбург два самых могущественных в мире человека уединились с ближайшими помощниками на уикэнд в Кэмп-Дэвиде» [812]. Именно тогда президент сказал своему гостю, что он «имеет шансы войти в историю в качестве выдающегося деятеля, если конструктивно использует свою огромную власть». Эйзенхауэр скромно добавил, что сейчас его шансы в этом плане значительно меньше, так как ему осталось находиться в Белом доме всего 16 месяцев. Эйзенхауэр отметил также, что сила Хрущева в том, что тот обладает «огромной властью в системе государств… что он тоже обладает властью, но в пределах одной страны… государства, входящие в Западный союз, сами решают проблемы и имеют свои собственные, независимые подходы к вопросам, с которыми они сталкиваются» [813]. Хрущев ответил, что в одиночку никто не может решить проблемы, стоящие перед миром. Для этого необходимо желание и активные действия обеих сторон.

Эйзенхауэр явно пытался сыграть на честолюбии своего высокого гостя. П. Брендон, приведя вышеизложенные слова президента, не без основания делал вывод: «Эйзенхауэру было хорошо известно, что оба они имели такую возможность (войти в историю. – Р. И.). Ни тот, ни другой ее не использовал» [814].

Президенту не все было ясно в поведении советского лидера. Айк был «лично обескуражен», когда Хрущев подарил ему модель Лунника II, который русские с помощью ракеты только что посадили на Луне. Президент не мог понять, являлся ли подарок «образчиком беспардонной пропаганды или просто символом искренности». Хрущев вызвал антагонистическую реакцию со стороны некоторых членов правительства Эйзенхауэра. Дуглас Диллон, например, был настолько возбужден и взбешен визитом русских, что Хрущев позднее писал: «Он готов был взорваться, что-то как будто стреляло внутри его» [815]. В такой обстановке дискуссия не приняла характер, на который в начале встречи надеялись ее участники. «Хрущев пришел к заключению, что президент не внес большого вклада (во взаимопонимание двух сторон. – Р. И.).

Айк выяснил, что его усилия «хотя бы немного смягчить советского лидера» не дали результата».

Эйзенхауэр и Хрущев направились к вертолету, чтобы совершить облет Вашингтона. На пути из аэропорта в столицу советский гость отклонил подобное предложение президента, сославшись на то, что он не питает доверия к летательным аппаратам такого класса. «Я обдуманно высказал сожаление по поводу того, что он не сможет присоединиться ко мне во время этого полета и добавил, что я считаю подобные полеты удобными и интересными. «О, – воскликнул Хрущев, – если вы будете в том же вертолете, конечно, я полечу!» [816].

Президент вместе с гостем совершили получасовой полет над Вашингтоном и его окрестностями. Хрущеву очень понравился вертолет, в котором они летали, и он распорядился закупить три такие машины для своих собственных нужд, однако оговорился, что это должны быть точные копии машины, на которой они летали с Эйзенхауэром.

Программа пребывания высокого советского руководителя в США была очень насыщенной. Вскоре после полета над Вашингтоном президент пригласил советского гостя и членов его семьи на обед в Белый дом. Эйзенхауэр цитировал в мемуарах тост Хрущева во время. этого обеда. Советский лидер подчеркнул особую ответственность СССР и США за судьбы мира. «Если бы мы были слабыми странами, – сказал Хрущев, – это имело бы совершенно иное значение. Когда ссорятся слабые, они просто царапают друг другу физиономии. Требуется всего пара дней, чтобы косметика все поправила. Если же ссора произойдет между нами, то колоссальные потери понесут не только наши страны…» [817]. Хрущев выразил твердую уверенность в том, что дело до ссоры между двумя великими державами не дойдет. Более того, совместными усилиями они внесут свой решающий вклад в укрепление дела мира. История, заявил он, рассудит, какая система лучше. «Это правда, – говорил Хрущев, – что в настоящее время вы богаче нас. Но завтра мы будем так же богаты, как и вы, а послезавтра мы станем даже богаче».

Советский руководитель неоднократно возвращался к вопросу о будущем. Интересная дискуссия состоялась между ним и Г. Лоджем 18 сентября. Советский гость сказал своему сопровождающему, что, когда вырастут «его внуки, уже не будет капитализма. Все они будут социалистами…» «Вы говорите, – ответил Лодж, – о том, что ждет моих внуков. Может быть, вам хотелось знать, что, по моему мнению, увидят ваши внуки в России? Я не думаю, что Советский Союз статичен. В СССР идет большая эволюция». Он ответил – да, много изменений. Я сказал, что мы станем свидетелями ослабления позиций централизованной бюрократии и роста личных свобод. Поколение моих и ваших внуков станет неотъемлемой общей частью, хотя политики еще долго будут продолжать твердить старые истины».

Хрущев не согласился с прогнозом своего собеседника. Повернувшись к своей супруге, он сказал: «Разве не печально видеть приятного человека, напичканного глупыми представлениями? Приезжайте к нам в Советский Союз, и мы освежим вас» [818].

Трудно сказать, что имел в виду Хрущев, обещая «освежить» американского гостя по его прибытии в Советский Союз. Но в изложении Г. Лоджа, на мой взгляд, ярко и убедительно был показан характер Н. С. Хрущева, его своеобразные приемы полемики.

Сделать пребывание гостя более приятным старался не только президент, но и его сын. На обеде в Белом доме в честь высокого гостя выступила музыкальная группа из штата Пенсильвания. Джон Эйзенхауэр решил, что, когда начнутся переговоры в Кэмп-Дзвиде, Хрущеву будет приятно послушать русские мелодии. Проконсультировавшись с руководителем музыкальной группы, которой предстояло выступать в Кэмп-Дэвиде, Джон остановил свой выбор на трех мелодиях – «Очи черные», «Катюша» и «Стенька Разин». Сын президента вспоминал: «Я согласовал репертуар с государственным департаментом (бог знает зачем!) и получил негативное заключение относительно «Стеньки Разина». Мотивировкой было то, что это мелодия царских времен!»

Подобные мелкие шероховатости не портили общего благоприятного тона начавшегося визита. Советский гость был преисполнен оптимизма после первой встречи с Эйзенхауэром. Суммируя первые впечатления от визита, он сказал: «Я проинформирую свое правительство, что положено хорошее начало и можно надеяться на то, что окончательные результаты будут еще лучше».

На следующий вечер Эйзенхауэр, Мэми, их сын и невестка посетили советское посольство. Президент вспоминал, что их пригласили за великолепно сервированный стол. «Свежая рыба и икра были для этой встречи специально доставлены из России». Отдав должное традиционному русскому гостеприимству, Эйзенхауэр писал: «Обед напомнил мне аналогичные события четырнадцатилетней давности: встречи представителей четырех держав в 1945 г. в Берлине, вскоре после окончания Второй мировой войны. Для них тоже было характерно обилие хороших продуктов, но не прогресса (в переговорах. – Р. И.)» [819].

На следующее утро Хрущев и члены его семьи отправлялись в десятидневное турне по стране. Первым в программе стоял Нью-Йорк, далее Гайд-арк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Айова, Питтсбург.

Он с большим интересом воспринимал все увиденное, «был восхищен мостом в Сан-Франциско и конструкциями американских автомобильных магистралей» [820]. Советский гость с неподдельным интересом знакомился с фермой Росуэлла Гарста в Айове. Исключительно большое впечатление на него произвели гостеприимство, доброжелательность, простота рядовых американцев. Все обозреватели отмечали, что в данном случае симпатии были полностью взаимными.