Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович (чтение книг .txt) 📗
Возглавлял он так называемое Калаусо-Саблинское и Бештау-Кумское приставство, охватывавшее и район Пятигорья. Свою резиденцию пристав имел в ауле, располагавшемся где-то неподалеку от нынешнего города Минеральные Воды. Такой вывод можно сделать, читая рассказ «Аул Кирк», написанный племянником Василия Николаевича, Петром Диковым. Ясно, что столь недальнее расстояние от Пятигорска позволяло молодому офицеру часто бывать в курортном городе, где он и познакомился с Аграфеной Верзилиной. Бывая на правах жениха в генеральском доме, он находился там и вечером 13 июля 1841 года. Предполагают, что, покидая дом вместе с другими гостями, Диков оказался свидетелем острого разговора Лермонтова с Мартыновым, который привел к вызову на дуэль. Диков недолго оставался приставом – вернулся на военную службу, дослужился до генерал-майора, умер в 1875 году и был похоронен на пятигорском кладбище.
Очень вероятно, что летом 1841 года Лермонтов встречался и с пятигорским полицмейстером Виктором Афанасьевичем Бетаки (1805–1880). Предполагают, что Лермонтов мог знать его по Тенгинскому полку, в котором тот служил ранее, или по Ставрополю, где Бетаки какое-то время исполнял обязанности плац-адъютатнта комендатуры. Но назначение в Пятигорск Бетаки получил 21 февраля 1840 года, а Лермонтов был переведен в Тенгинский полк двумя месяцами позже. И зимой 1840–1841 годов в Ставрополе Бетаки уже не было. Так что встреча их могла состояться только в Пятигорске. Супруги Бетаки жили по соседству с чилаевской усадьбой, в доме Уманова, где квартировали приятели Лермонтова Арнольди и Тиран.
После дуэли Бетаки, по долгу службы, подал начальству рапорт о гибели Лермонтова. Им же подписана опись дуэльных пистолетов. А о его личном отношении к случившемуся свидетельствует записка Глебова с ответом Мартынову, желавшему быть судимым военным судом: «Непременно и непременно требуй военного суда. Гражданским тебя замучают. Полицмейстер зол на тебя, и ты будешь у него в лапках». Никаких личных мотивов быть злым на Мартынова у Бетаки быть не могло. Значит, это касалось только убийства Лермонтова, которое полицмейстера явно потрясло. О благоговении, с которым Бетаки относился к поэту, свидетельствует и тот факт, что он многие годы бережно хранил трость Михаила Юрьевича, которую впоследствии передал в музей Николаевского кавалерийского училища.
Виктор Афанасьевич – далеко не единственное официальное лицо, которое упоминается в документах, связанных с дуэлью Лермонтова и Мартынова. В ходе судебного следствия «по делу о гибели поручика Лермонтова» рядом с его именем мелькают фамилии многих пятигорских чиновников. Заседатель земского суда Черепанов, исправляющий должность стряпчего Ольшанский 2-й, квартальный надзиратель Марушевский, входившие в состав следственной комиссии, подписали заключение об осмотре места поединка. Рапорт о гибели Лермонтова вместе с полицмейстером Бетаки подписал следственный пристав Ф. Бакушин. В сопроводительной бумаге к описи имущества погибшего поручика вслед за подписью Бетаки следует подпись титулярного советника Юревича. А городской голова Рыжков, «словесный (?) судья» Тупиков и тот же квартальный надзиратель Марушевский присутствовали при описи имущества, которую производили представители военного ведомства.
Хотя Пятигорск как курорт, город и окружной центр находился в ведении Министерства внутренних дел, военное ведомство играло в нем важнейшую роль. Ведь неподалеку шли боевые действия, поэтому в городе и его окрестностях располагались воинские части. Пятигорскими водами приезжали лечиться раненые и больные офицеры и солдаты, которыми тоже нужно было заниматься. Поэтому в Пятигорске имелся орган военной власти – управление военного коменданта, часто называемое просто комендатурой. Возглавлявший ее комендант являлся одновременно и окружным воинским начальником, и командиром гарнизона, в который входили все воинские части и подразделения, сосредоточенные вблизи Пятигорска.
В 1841 году должность коменданта занимал полковник Василий Иванович Ильяшенков (1772 – ?). Его хорошо знали кавказские офицеры. Еще бы! Каждому из них хотелось пожить в Пятигорске, отдохнуть от тягот и опасностей боевой службы, развлечься в компании друзей и прекрасных дам. А зависело это во многом от пятигорского военного коменданта, который мог разрешить пребывание на курорте или тут же отправить назад в отряд.
Позволив Лермонтову и Столыпину остаться на лечение в Пятигорске, Ильяшенков не забыл обезопасить себя сохранением всей документации по поводу прибытия этих гостей. Так родилось заведенное им дело № 36 пятигорского комендантского управления «О капитане Нижегородского драгунского полка Столыпине и Тенгинского пехотного полка поручике Лермонтове», начатое восьмого и законченное двадцать третьего июня. В деле содержатся предписание начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории полковника Траскина отправить обоих офицеров к месту службы или же в георгиевский военный госпиталь, рапорты Столыпина и Лермонтова о том, что им необходимо продолжать лечение, и объяснение Ильяшенкова на сей счет. Много лет спустя дело № 36 было передано сохранившим его В. И. Чилаевым журналисту П. К. Мартьянову, работавшему над биографией Лермонтова, а вместе с ним и еще одно дело – № 96, «О дуэли майора Мартынова и поручика Лермонтова, на коей первый убил последнего».
Гибель поэта повергла доброго старика в совершеннейшее расстройство. А если верить другому биографу Лермонтова, П. А. Висковатову, то большие проблемы принесли Ильяшенкову и проводы поэта в последний путь: «Несколько влиятельных личностей, которые не любили Лермонтова за его не щадивший никого юмор, старались повлиять и на коменданта, и на отца протоиерея в смысле отказа… в христианском погребении праху ядовитого покойника. Против этих интриг стали действовать друзья поэта. …Ильяшенко, на которого напирали с двух противоположных сторон, сам не знал, как поступить, и не решался категорически разрешить протоиерею предать земле убитого по обряду церковному. Старик добрый и недалекий, Ильяшенко недаром перепугался. Очевидно, ему шепнули, что в Петербурге не очень долюбливали Лермонтова…»
Эти упреки Висковатова в адрес Ильяшенкова, несостоятельность которых была доказана исследованиями последних лет, в советском лермонтоведении стали дополняться и другими обвинениями. Особенно преуспела в этом Э. Герштейн. Приняв самое активное участие в поиске врагов поэта, она причислила к ним и Ильяшенкова, которого, по ее мнению, зря считают «этаким добродушным стариком, покровительственно относившимся к военной молодежи, в том числе и к Лермонтову». В вину ему она поставила изъятие из следственного дела пистолетов, что, по мнению современных исследователей, никаких преступных целей не преследовало. Герштейн также считает, что Ильяшенков знал о готовящейся дуэли, хотя факты показывают: о поединке не было известно даже близким друзьям поэта.
Сегодня подобные обвинения можно рассматривать лишь как отголоски недоброй эпохи «охоты на ведьм». Современники же, как пишет Д. А. Алексеев, «единодушно сходились во мнении, что он – посредственный военный командир и администратор, но человек добрый, мягкий и снисходительный». Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в письмо, которое написал из Пятигорска своему руководству начальник штаба войск Кавказской линии и Черномории полковник Траскин: «Старик Ильяшенков, доблестный и достойный человек, не наделен способностью сдерживать столь беспокойных молодых людей, и они ходят на голове». Неудивительно, что менее чем через год после событий лета 1841 года Ильяшенков, которому исполнилось семьдесят, был уволен от службы.
Большого участия в последуэльных событиях Василий Иванович не принимал – написал рапорт по начальству и назначил следственную комиссию, возглавить которую поручил своему помощнику, подполковнику Филиппу Федоровичу Унтилову (1790–1857), занимавшему должность плац-майора.
Увы, о нем сведениями мы почти не располагаем. Известно, что Унтилов являлся Георгиевским кавалером, значит, отлично показал себя на поле брани. Есть данные, что в начале 30-х годов он некоторое время выполнял обязанности пятигорского военного коменданта. В донесении жандармского майора Алексеева, написанном в 1834 году, содержится много обвинений в его адрес: добрый, но слабый для занимаемой должности коменданта, к тому же известен своим пьянством и казнокрадством. Командующий войсками на Кавказе Г. В. Розен взял Унтилова под защиту, но, видимо, все же вынужден был с должности коменданта снять и назначить командиром Второго Кавказского линейного батальона. Оттуда в 1840 году Унтилов вновь был переведен в комендатуру, теперь уже на должность плац-майора. Дочь Унтилова, Александра Филипповна (1816 – ?), была женой полицмейстера Бетаки. Ее игру на фортепиано, как мы отмечали, любил слушать М. Ю. Лермонтов, но с самим Унтиловым он едва ли встречался, разве что видел его, приходя в комендатуру, А вот с плац-адъютантом пятигорской комендатуры, поручиком Ангелием Георгиевичем Сидери, он мог сталкиваться в доме Верзилиных. В число постоянных гостей тот не входил, но бывал там нередко, поскольку являлся женихом воспитанницы генеральши, Екатерины Кнольд. Ангелий Георгиевич начинал военную карьеру строевым офицером, в рядах Козловского пехотного полка участвовал в Турецкой кампании, был ранен в 1828 году под Баязетом. После этого он несколько лет занимал должность смотрителя Таганрогского тюремного замка, а в начале 1839 года был назначен плац-адъютантом пятигорской военной комендатуры.
