Беседы - Агеев Александр Иванович (книги без сокращений txt) 📗
Теперь я отвечу на вторую часть вопроса. Прорыв в космос внес очень крупный вклад в развитие физики, поскольку позволил отправить за пределы атмосферы спутники с научными целями. Это дало возможность получить очень хорошие результаты. Еще в 1980-е гг. академик Кардашов предложил чрезвычайно интересный проект: спутник для интерферометрических исследований. К сожалению, он так и не был запущен.
В № 7 за 2007 г. газеты «Поиск» опубликована моя статья под названием «Сами виноваты. Почему Россия мало получает Нобелевских премий?». Так сказать, публика часто недовольна — мол, не дают. Вот, пожалуйста, пример: академик Кардашов. Если бы его проект был реализован, он обязательно получил бы Нобелевскую премию.
— В 1960-е гг. в СССР физика и физики были очень популярны. Сегодня интерес значительно уменьшился. В чем, по-Вашему, причина?
— В то время интерес к физике был связан главным образом с атомным оружием. Если бы не стремление иметь атомную и водородную бомбу, я не знаю, что было бы с нашей наукой. Я тоже участвовал в этой работе, и она спасла мне жизнь. Представьте: меня объявили безродным космополитом, я женился на сосланной женщине, в общем, плохой человек. Как раз в то время намечалось совещание, на котором планировалось рассмотреть основные направления развития отечественной физики, т. е. фактически ее уничтожить — что-то вроде того совещания, на котором Лысенко громил генетику. Говорят, что Курчатов, узнав об этом, сказал Берии: «Если хотите иметь бомбу, не трогайте физиков». И буквально в последний момент совещание отменили — я сам при этом присутствовал.
— Какова роль Берии в нашей истории?
— Я не был с ним знаком. Он, конечно, был негодяй, но очень эффективный организатор. Не думаю, что Берия был хуже, чем многие его коллеги. Известно, что все они подписывали расстрельные списки.
Думаю, никто не будет отрицать, что мировая наука добилась выдающихся успехов, и на первом месте здесь не физика, а все-таки биология и генетика. Там получены такие результаты, что голова кружится.
Мой учитель Игорь Евгеньевич Тамм очень интересовался генетикой и ратовал за ее развитие. А когда Курчатов создавал свой институт — «Курчатник», он под своим крылом, так сказать, пригрел и генетиков. Сейчас из этого отдела вырос крупный академический институт. Так что физики тоже внесли свой вклад в развитие генетики.
— А могут ли достижения биологии и генетики использоваться в военной сфере?
— Конечно, могут, но я надеюсь, что этого не произойдет. Не исключаю, что где-то кто-то этим занимается.
— Какие новые отрасли в физике получат развитие в ближайшие десять лет и в долгосрочной перспективе?
— Физика сегодня бурно развивается, хотя некоторые ее разделы, в частности физика высоких энергий, в известном смысле пребывают в застое. Это связано с тем, что нет больших ускорителей. Есть большой андронный коллайдер, который находится в ЦЕРНе и должен заработать уже в этом году. Он строится, наверное, уже лет десять, это очень мощная машина, тоннель длиной 28 км.
Еще одно очень важное направление физики изучает конденсивное состояние металла, жидкости. В этой области наметился большой прогресс. Пусть физика в каком-то смысле уступила первое место биологии, ну что ж, и второе место не такое плохое. Да и вообще, все это очень условно — первое, второе. Другое дело, что у нас в стране есть проблемы с развитием фундаментальной науки, но это уже другой вопрос.
— Что же будет в ближайшие десять лет?
— Я интересуюсь главным образом фундаментальной наукой, а здесь уверенно предсказать ничего нельзя. Сейчас все увлекаются нанотехнологиями. А я 60 лет занимаюсь сверхпроводимостью и Нобелевскую премию за это получил. Я не считаю, что Нобелевская премия — это что-то особенное, но все-таки — некий показатель. Так вот, у нас нет ни одной хорошей лаборатории, которая занималась бы сверхпроводимостью. Два года назад я написал Президенту письмо, в котором обрисовал ситуацию и попросил создать такую лабораторию. У нас есть квалифицированные специалисты, есть возможности, а денег нет. Нужно всего 30 млн долл.! Американцы тратят в десять раз больше на разработку менее актуальных проблем. Не знаю, получил ли Путин мое письмо.
— Но ответа не было?
— Нет, прямого ответа не последовало, но министр Фурсенко в курсе дела. Мы с ним говорили по телефону, и он к моей идее отнесся хорошо. Я ему тогда сказал: «Дайте полмиллиарда рублей. Мы получили 70 млн и ничего не можем на них сделать». Сейчас с согласия президента РАН я написал второе письмо Путину.
Поймите, мне 91 год, и я болен, я же не для себя стараюсь. Так хочется, чтобы в Академии наук была первоклассная лаборатория!
— В чем причина такого отношения властей к нуждам науки?
— Полагаю, представители властных структур просто не понимают значимости и важности фундаментальных исследований. Правда, в последнее время положение несколько улучшилось, увеличилось финансирование фундаментальной науки. Но вот все равно мешает работать бюрократия. Если бы я был американским ученым и написал Бушу: «Дайте 30 млн долл.», — на следующий день я бы их получил. А здесь прошло уже два года, а денег все нет, и думаю, что мы их не получим.
Я обращался к Меламеду, который руководит недавно созданной организацией под названием «Роснанотех», а он мне ответил: «Наш попечительский совет решил, что средства будут расходоваться только на развитие нанопроизводства». На перспективные разработки денег не дали. Но это же просто идиотизм! Я прошу на исследования сверхпроводимости и не могу гарантировать, что они что-то дадут производству.
— Вы не могли бы в популярной форме изложить теорию сверхпроводимости?
— Что такое сверхпроводимость, знают все: это ток без потерь. Она была открыта в 1911 г. Такое свойство некоторые проводники приобретают обычно при очень низких температурах, ниже некоторой критической температуры. Так вот, задача ученых — найти проводники, которые обладают сверхпроводимостью и при более высоких температурах. Я занимаюсь этой проблемой с 1964 г., за прошедшие годы кое-что удалось сделать. В 1986–1987 гг. были открыты так называемые высокотемпературные сверхпроводники. Открытие очень интересное, но пока внедрить его на практике сложно — нет технических возможностей. Однако наша основная цель — комнатные температурные сверхпроводники. Я мечтаю создать современную лабораторию, которая будет этим заниматься. Выйдет, не выйдет — неизвестно, понимаете? Такова специфика фундаментальной науки. Если денег все-таки дадут, лаборатория заработает года через три. Ну, а дальше лотерея: если американцы сделают раньше, будем, как всегда, догонять.
Несколько лет назад я организовал фонд, который называется «Успехи физики». И в поисках средств для издания работ наших ученых обратился к одному из олигархов с просьбой оказать финансовую поддержку. Речь шла о незначительной сумме, что-то около миллиона рублей. Но этот господин даже не удостоил меня ответом. Я чувствовал себя оплеванным — можно подумать, я просил эти деньги для себя. Больше я ни при каких обстоятельствах олигархам писать не буду. Это, что называется, нувориши, которые вылезли из грязи в князи. Может быть, второе поколение российских богачей будет более интеллигентным и поймет необходимость тратить огромные деньги разумно — поддерживать науку, образование, искусство в своей стране, как это делается, например, в США. Пока наши олигархи предпочитают покупать футболистов за 50 млн евро. Сумма, которую я просил, — это цена одной ноги.
— Виталий Лазаревич, каковы, на Ваш взгляд, перспективы развития физики?
— Современной физике всего 400 лет, я считаю, она начинается с Галилея. 400 лет — пустяк на фоне развития цивилизации, а как много сделано за это время! В одном только XX в. физика добилась потрясающих успехов. Сейчас строится Международный экспериментальный термоядерный реактор (ITER), он заработает лет через десять и будет стоить 10 млрд евро. Огромные деньги, поэтому разные страны объединили усилия для его создания. Ведь физика интернациональна, результаты общие. Тут национальность и этническая принадлежность значения не имеют. Долго спорили и наконец решили, что он будет находиться во Франции, а возглавит его японец. Россия тоже участвует в проекте, и это правильно. Международное сотрудничество — замечательная вещь. Яркий пример такого сотрудничества — ЦЕРН. Наши ученые там успешно работают.
