Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович
Портик с кариатидами в сравнении с Парфеноном кажется маленькой и изящной шкатулкой. Эрехфейон необходимо рассматривать на близком расстоянии; только тогда можно по достоинству оценить его богатый архитектурный орнамент такого тонкого рисунка, какого не встречается в более ранних греческих памятниках (81). Выполненные из мрамора греческие пальметки связываются, как в строгом стиле, плавной линией (ср. стр. 133), но завершаются завитками более изысканной формы. Обрамлением служат так называемые ионики, полузакрытые листьями овалы, и шнур перлов с его чередующимися большими и малыми кружочками. Линии приобретают характер изящного росчерка. Рельеф становится более богатым, с большей градацией планов. Значительную роль приобретает чередование светлых и темных пятен, игра светотени.
В старину историки делили греческое искусство V века на три ступени. Искусство начала столетия называли строгим, искусство эпохи Фидия — прекрасным, последующее искусство — изящным. В Эрехфейоне ясно наметился перелом к этому изящному стилю.
Искусство V века до н. э. было вершиной художественного развития Греции. Греческие художники достигли больших успехов уже в предшествующую пору, иногда они даже склонялись к виртуозности и вычурности. Но в отличие от египетских мастеров, которые, несмотря на отдельные исключения, тяготели к однажды выработанным канонам, греки V века ищут большей непосредственности, подвергают достигнутое неустанной проверке и обновлению и в лучших своих памятниках сохраняют редкую свежесть восприятия. Создатели искусства V века свято верили в силу человеческого разума и считали его вместе с Софоклом «высшим даром богов». Они видели в искусстве выражение мировоззрения всего народа, важное общественное дело, стремились к раскрытию в художественных образах своего мировосприятия, были уверены в возможности это сделать средствами искусства.
Греческие художники черпали свои темы отовсюду: из древних преданий, из исторического прошлого, из современной жизни. Искусство отвечало различным нуждам человека, в первую очередь его общественной жизни и религиозной, задачам воспитания, и это служение питало, оправдывало творчество. Никому из художников не приходило в голову восставать против этого. Лозунг «искусство для искусства» был бы грекам непонятен. Вместе с тем в истории мирового искусства было немного других периодов, когда искусство так же полно раскрывало все присущие ему силы, образы отличались таким глубокомыслием, форма так соответствовала содержанию, творчество так широко вбирало в себя лучшие силы народа.
Художественный язык классиков отличается той простотой и общепонятностью, которая всегда будет привлекать к нему симпатии потомства. «Ничего лишнего» — этот завет Солона полностью осуществили в своих произведениях мастера V века. Классика всегда соблюдала то чувство меры («месотес»), которое греки противопоставляли беспредельной роскоши, и пышности образов Востока.
Все это позволило грекам создать ценности мирового значения. Энгельс давал высокую оценку культурной миссии греков. «Из сумерек Востока, — говорил он, — выявился свет свободного эллинского сознания». Огромное значение греческой культуры V века хорошо сознавали и современники и ближайшее потомство. Недаром Изократ даже в пору упадка восхищался Афинами с их храмами и произведениями искусства и признавал их достойными господствовать не только над эллинами, но и над всеми народами.
При всем том культурные и художественные успехи Греции V века до н. э. имели свои пределы. Развитие классики протекало в пределах городов-государств и не получило всемирного значения. В условиях рабовладения греческая культура не смогла подняться до признания равенства всех людей. Правда, забота о воспитании, так называемая «пайдейя», раскрывала в человеке такие силы и возможности, которые не могли развиться ни в одной другой культуре древности. Но все же при всей общительности древних греков высшей задачей человека признавалось познание самого себя. Об этом говорил еще дельфийский прорицатель. Пиндар призывал Нерона: «Будь тем, что ты есть, узнав это».
На этой основе могло возникнуть искусство, в котором образ совершенного, обретшего внутренний покой и равновесие человека или человекоподобного божества должен был занять главное место. На этом пути греческое искусство достигло в V веке такой полноты и совершенства, какие нескоро стали вновь доступны людям, и создало такие произведения, которые всегда будут предметом восхищения и удивления. Но в силу самых законов жизни, которые в некоторых отношениях тождественны с законами искусства, развитие не могло остановиться на достигнутом. Достаточно было закрасться сомнению в сознание человека, и в нем проснулось желание оглянуться на мир и узнать его во всем его разнообразии, и это желание обострило его восприятие, породило в нем потребность в движении, вызвало новые ритмы. Все это делало закономерным и естественным дальнейшее развитие искусства, поиски новой гармонии в иных условиях и на ином языке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сладко в пещере со мною ты ночь проведешь до рассвета. Лавры там есть молодые и стройные есть кипарисы.
Отнюдь не малое место среди летающих занимает муха, если сравнить ее с комарами, мошкой и прочей крылатой мелочью…
История Греции IV века до н. э. открывается борьбой греческих государств за преобладание и кончается победой мировой монархии. В этой многолетней борьбе уже не было той высокой идейности, которая когда-то вдохновляла греков эпохи Марафона и Саламина.
Победа с переменным успехом доставалась то Спарте, то Афинам, то Фивам; союзы быстро заключались и быстро распадались; предательство и перебег становились обычным явлением. Древний греческий полис постепенно вырождался: демократический порядок уступал господству небольшой кучки людей. Такая кучка захватчиков власти в Афинах приговорила к смерти замечательнейшего из афинских мыслителей, Сократа, и привела приговор в исполнение, невзирая на его широкую популярность.
Падение народовластия подготовляло возникновение монархии. Филипп Македонский выступал как защитник свободы в городах. Его сын Александр (356–323 годы до н. э.) претендовал на роль наследника греческих демократий. Он был просвещенным учеником Аристотеля. В прекрасном юноше многие греки желали видеть воплощение греческого идеала, подобие древнего Ахилла.
Однако в действительности македонские цари, «защитники» народной свободы, стали носителями начал, глубоко чуждых основам греческой культуры; они превращались в наследников древних восточных деспотов. Александр объявил себя воплощением египетского бога Амона, в честь его строились храмы. Он ввел при дворе чинный восточный этикет и коленопреклонение (проскинезис), претившее гуманной натуре греков. С восставшими и непокорными городами он расправлялся с жестокостью древнего Ассурбанипала.
В этом перерождении греческой монархии была своя историческая логика. Греческая культура в первые века ее существования имела очень ограниченное распространение. Самые смелые греческие мореплаватели, считавшие, что достигли пределов мира, так называемых Геркулесовых столпов, не выходили за пределы бассейна Средиземного моря. В то время как наиболее передовые греки уже закладывали основы свободного мышления, весь мир оставался еще во власти полумифических религиозных воззрений: в Израиле современниками ионийских философов были иудейские пророки, в Индии — Будда, в Китае — Конфуций. В IV веке, в эпоху сложения в Греции мировой монархии, основы греческой культуры получают распространение в далеких странах. Самое возникновение монархии было в значительной степени оправдано хозяйственными потребностями в укреплении заморских рынков, в которых нуждалось увеличившееся греческое производство. Казалось бы, мечта самих греков осуществлялась: греки приступали к завоеванию той самой Азии, которая в лице Дария в свое время угрожала их существованию. Владычество Александра распространилось не только на Балканы, но и на Малую Азию, Египет, Сирию, Родос и на Востоке вплоть до самой Индии. Но по мере этого распространения самая греческая культура меняла свой характер.