Лэнс Армстронг, «Тур де Франс» и самый громкий скандал в истории спорта - Альберготти Рид (бесплатные серии книг TXT, FB2) 📗
Осенью 1996 года до команды US Postal дошли слухи, что команда Лэнса Армстронга Motorola на грани распада. Для «почтовиков» это была хорошая новость: она означала, что впервые за долгие годы в «Тур де Франс» не будет американской команды. А вот для спортивной организации Amaury, основателя французской гонки, известие не сулило ничего хорошего. Они были заинтересованы в получении прибыли от сделок с телевизионными каналами, а для этого требовалась хорошая зрительская аудитория в США, на которую без американцев рассчитывать не приходилось. Все это значило, что команды из США могут побороться за право страны участвовать в гонке без предварительного отбора.
Каждый январь от 15 до 18 команд автоматически попадали на «Тур де Франс» за счет своего положения в мировом рейтинге и по результатам трех прошлогодних Гранд-туров. Остальных – как правило, семь команд – организаторы гонки набирали по своему усмотрению, но с учетом результатов соревнований. Независимое решение давало возможность организаторам допускать к участию в соревнованиях перспективные французские команды, чтобы у гонки сохранился статус национального сокровища. Помимо этого, организаторы могли брать команды из других стран, если по какой-то причине им казалось это рациональным.
Организаторы гонки дали понять Горски, что если его подопечные хорошо проведут сезон 1997 года, то их пригласят участвовать в «Тур де Франс». Перед командой стояла задача определить лучших гонщиков.
Для Лэнса Армстронга сезон выдался как никогда хорошим. Впервые за свою профессиональную карьеру он показал все, на что способен, и стал настоящей грозой трассы. Он ушел из команды Motorola сразу, как только стало ясно, что спонсор не намерен продлевать контракт, и вслед за Фрэнки Эндрю, который заработал себе славу самого стабильного американского гонщика десятилетия, подписал договор с французской командой Cofidis на два года стоимостью более миллиона долларов в год.
В планы Визеля не входило брать Армстронга в свою команду. Он был наслышан о нем от Джима Оховица, который утверждал, что после нескольких успешных гонок тот стал еще более невыносимым, чем в Subaru-Montgomery. После разговора с Оховицем Визель начал опасаться, что Армстронг будет сеять раздор в командном автобусе – там проходили основные обсуждения тактики, как в других видах спорта это происходит в раздевалках. Хотя Визель и Оховиц в прошлом были конкурентами, мир велоспорта был так тесен и мал, что они по-дружески охотно делились информацией друг с другом. Судя по тому, что сказал Оховиц, Визель решил, что новая команда, делающая свои первые шаги в большом спорте, не может позволить себе такого гонщика.
В то время как Визель и его инвестиционный банк Montgomery Securities следили за публичным размещением акций Yahoo! Горски в качестве представителя Montgomery Sports занялся поисками своего Лэнса. В июле 1996 года он полетел во Францию на первую неделю «Тур де Франс». Имея деньги, привлечь к сотрудничеству новых гонщиков было нетрудно: некоторые сразу выражали заинтересованность. Эдди Би в то время было уже 57 лет, и он остался готовить запасной состав команды к местным соревнованиям. Горски старался исключить Борисевича, своего олимпийского тренера, из жизни команды. Он считал, что у него несовременный взгляд на спорт и что он слишком зациклен на трековых гонках. Между ними росло напряжение.
На «Тур де Франс», главном событии сезона, заключалось больше всего сделок в году. Оно и понятно: все лучшие велосипедисты собирались в одном месте, профессиональные спортсмены продлевали свои контракты на следующий год или без лишнего шума переходили в новые команды. Горски заинтересовался самым молодым и перспективным гонщиком команды Motorola Джорджем Хинкепи, у которого еще ни с кем не было контракта на следующий год. Высоченный поджарый парень 24 лет был коренным ньюйоркцем и зарекомендовал себя сильным спортсменом, показавшим отличные результаты на классических гонках.
Горски и Визель присматривались также к Вячеславу Екимову, которого многие называли просто Еки. Он был ярким представителем советской школы велоспорта, который умел терпеть и превозмогать. Если он попадал в ужасную аварию, то находил силы продолжать и финишировал даже в крови и бинтах. Он умел ездить по горным участкам, но телосложение не особенно подходило для крутых горных серпантинов. Если бы нужно было описать Екимова одним словом, это было бы «крепыш». Горски задумал переманить его к себе из голландской команды.
Ему удалось договориться и с Хинкепи, и с Екимовым, и еще со многими спортсменами из Франции, Польши, Дании и Италии. Американской команда была только формально. Однако благодаря Хинкепи и двум другим талантливым американцам – Тайлеру Хэмилтону и Марти Джемисону – команда считалась «достаточно американской», чтобы сохранить свой характер и не расстраивать спонсоров.
Несмотря на простуду Армстронга на «Тур де Франс» и слабое выступление на Олимпиаде в Атланте, никто, и он в том числе, не подумал, что летом 1996 года он начал сдавать позиции. Вернувшись в Остин, Армстронг принялся обживать новый дом. В гараже у него стояли гоночный катер на водных лыжах, Porsche, байк Harley и грузовик. Он встречался с новой девушкой Лизой Шилс, которая училась на химика в Техасском университете.
Осенью у него начались сильнейшие головные боли, головокружения, часто темнело в глазах. Однажды вечером он увидел в своей мокроте кровь, но не придал этому большого значения, списав на простуду. Еще он нащупал узелок в яичке. Уже три года одно яичко у него было больше другого, но он не обращал на это большого внимания до тех пор, пока не появились болевые ощущения. Катаясь на велосипеде со своим приятелем Джоном Кориотом, Армстронг рассказал о своих беспокойствах, на что Джон ответил: «Нужно меньше заниматься сексом».
Несмотря на усталость, Лэнс в конце сентября поехал с Лизой в Бивертон, чтобы покататься с руководством своего главного спонсора Nike. Компания планировала заработать на рынке велоспорта два миллиарда долларов. Основатель и директор Nike Фил Найт ездил в июне в Париж на открытый чемпионат Франции по теннису, где заодно подписал соглашение о спонсорстве с организаторами «Тур де Франс», которые были заинтересованы в том, чтобы Nike поставила им желтые майки лидеров.
На Лэнса компания возлагала надежды заслужить доверие в спорте, о котором они практически ничего не знали. Приверженцы традиций велоспорта с предубеждением относились к Nike, потому что она теснила итальянскую марку Giordana, которую, в отличие от Nike, велосипедисты давно знали и любили. Согласно контракту, на желтой майке лидера, на зеленой майке лучшего спринтера и на «гороховой» майке лучшего горного велосипедиста теперь красовалась большая черная фирменная галочка. Nike даже разместила фотографию Лэнса на своем сайте. Сам Лэнс был заинтересован в этом сотрудничестве, так как хотел создать авторскую коллекцию спортивной обуви для профессионалов. Поэтому, несмотря на крайнюю усталость, на выходных он отправился на встречу.
Когда он вернулся в Остин, боль в яичках стала такой сильной, что он не мог сидеть в седле велосипеда.
Лэнс отправился к местному врачу, который предположил перекрут семенного канала или воспаление придатка яичка, но настоял на УЗИ, чтобы исключить вероятность опухоли. УЗИ выявило что-то похожее на опухоль. Врач отправил Лэнса на рентгенографию грудной клетки – на снимке обнаружились метастазы в легких. Через три часа Лэнс позвонил Джей Ти поделиться новостью. Лэнса так лихорадило, что он не смог позвонить матери и попросил об этом своего соседа, пластического хирурга. Сосед Рик Паркер позвонил Линде в самом конце рабочего дня. Он строго профессионально сообщил ей о том, что у Лэнса диагностировали рак. Новость ее шокировала. Она привыкла думать, что ее сын непобедимый и сильный. Ей казалось немыслимым, что теперь ему придется сражаться за жизнь.
Операция была назначена на следующий день. Ему удалили яичко с опухолью, и сразу после этого он начал проходить трехнедельный курс химиотерапии, первый из четырех. В течение долгих четырех часов он лежал на кушетке в онкологическом центре Остина, пока ему в кровь медленно поступали три антиопухолевых препарата: блеомицин, этопозид и платинол.
