Великая огнестрельная революция - Пенской Виталий Викторович (прочитать книгу .txt, .fb2) 📗
Этот шаг московские дьяки объясняли тем, что хотя на «Польской Украйне» и крепости есть, и ратных людей много, но большинство из них «скудны и к службе ненавычны и ружья у них мало…». Потому и было решено послать туда начальных людей с поручением перебрать ратников, «скудных» вооружить государевым ружьем и шпагами и обучить их драгунской службе. При этом предполагалось, что лошади и «кормы» будут у них свои, и в целях экономии «…как время тихо, и те люди и с своими учители будут в домех своих жити и домы строить и по времяни и учатся, чтобы ученья не забыть, а в приход воинских людей всегда будут готовы и к крепостям блиски и поспешить мочно…»729. Таким образом, создание поселенных драгун представляло собой попытку совместить эффективность вооруженных и обученных по-европейски войск с относительной дешевизной поместной конницы730. Такой подход был особенно актуален для организации плотной завесы на южной границе на случай набега татар. На это же обстоятельство указывал позднее беглый московский подьячий Григорий Котошихин, четко обозначив тем самым главную задачу, стоявшую перед драгунами731.
Опыт создания поселенных войск был распространен и на северо-западную границу. Здесь было решено завести поселенные солдатские полки, о которых Г. Котошихин писал: «Полки салдатцкие, старые, издавна устроены житьем на порубежных местех острогами, в двух местех к границе Свейского государства, Олонец, Сомро, погостами и деревнями со всем своим житьем и з землею; и в воинское время емлют их на службу и учинят к ним полковников и иных началных людей. А для оберегания пограничных мест и острожков и домов оставливают их четвертую долю людей; и податей с них на царя не берут ничего; а когда войны не бывает, и тогда с них берут подати, что и с ыных крестьян, по указу, по чему положено. А будет тех салдатов немалое число…»732. Всего в 1649–1650 гг. для солдатской и драгунской службы на северо-западной границе было набрано 7902 крестьянина, сведенных в 4 полка733. Помимо этих полков, в апреле 1648 г. был сформирован и послан на Дон в помощь донским казакам тысячный солдатский полк под началом воеводы А. Лазарева, набранный как из опытных солдат-ветеранов, так и из охочих людей734.
Помимо формирования поселенных полков на границах, в самой Москве в конце 40-х гг. был сделан еще один важный шаг на пути «вестернизации» русской армии. Речь идет о формировании в Москве образцового «учебного» рейтарского полка. В мае 1649 г. главный военный советник при правительстве Алексея Михайловича голландец полковник И. фон Бокховен получил приказ набрать полк рейтаров. Если верить шведскому резиденту при московском дворе К. Поммеренингу, речь шла на первых порах о 1000 рейтаров и 2400 солдат. Затем число рейтаров было увеличено до 6000, но в конечном итоге решено было ограничиться 2000735.
Бокховен успешно справился со своей задачей. Подводя общий итог деятельности голландца и его помощников на этом поприще, шведский резидент И. Родес сообщал в Стокгольм 31 мая 1652 г., что полковник «…уже 2–3 года обучает здесь упражнениями конного строя два русских полка, которые б/ч состоят из благородных. Думают, что он теперь так сильно обучил, что среди них мало найдется таких, которые не были бы в состоянии заменить полковника, а чтобы их даже еще больше усовершенствовать и сделать совершенством, он теперь обучает их упражнениям также пешего строя с пиками и мушкетами (выделено нами. – П.В.)…». Примечательно, что здесь речь идет уже о двух полках. В сметном списке 1651 г. в рейтарах числилось 1464 рейтара из числа дворян и детей боярских московских и из «городов» – как раз на два 8-ротных полка736. Годом позже полковник И. фон Бокховен по требованию боярина И.Д. Милославского подготовил записку о порядке строевых учений, причем эта записка, как следует из ее содержания, была не первой, которую он написал737.
Не забудем и об опубликованном в 1647 г. в синодальной типографии (! – П.В.) первом печатном русском военном уставе и одновременно первой русской печатной книге, посвященной основам военного дела – «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Эта книга вышла огромным по тем временам тиражом – 1200 экз. Во вступлении к уставу неизвестный автор писал, что эта книга должна стать первой из 8 сочинений по военному делу – строевое учение и тактика пехоты и кавалерии (книги 1-я и 2-я), оперативное искусство (управление армией силой от 4 до 80 тыс. солдат, 3-я книга), теория военного искусства и очерк развития военного дела в античности (4-я книга), военная история (5-я книга), положения об обязанностях солдат и начальных людей (6-я книга), флот и основы морской тактики (7-я книга), тактика в боевых примерах (8-я книга). Но из всех этих книг вышла только одна – самая первая, касавшаяся тактики и строевого учения пехоты738.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И еще одно важное обстоятельство, имеющее самое непосредственное отношение к «классическому» варианту военной революции. Речь идет о начале распространения в России новой (для русских, конечно) фортификационной школы – trace italienne и ее модификаций. Так, во время создания Белгородской черты и при модернизации ряда крепостей и оборонительных сооружений некоторых крупных городов в XVII в. явственно прослеживаются элементы новых европейских фортификационных систем. По мнению В.П. Загоровского, на это решение повлиял опыт создания подобных укрепленных линий на Оке, под Тулой, и в Рязанской земле.
Однако, на наш взгляд, нельзя исключить в данном случае и определенного влияния из-за рубежа. Известно, что Мориц Нассауский придавал строительству укрепленных линий для защиты от вторжений испанских армий большое значение, и по его настоянию голландские инженеры возвели несколько таких линий по нижнему течению Рейна и Мааса. Поскольку с начала XVII в. на русской службе было немало иностранных военных специалистов, знакомых с новыми методами ведения войны, в том числе и крепостной, то можно предположить, что информация о голландских укрепленных линиях могла повлиять на решение о строительстве Белгородской черты. Во всяком случае, в 1635 г. на старую черту вдоль Оки был послан голландский инженер Ян Корнелий (на московской службе с 1631 г.) с учениками Ивертом Тенесеном и Гизбрехтом Корнелием, на рязанский участок засеки – Юст Монсен, на лихвинский – Давид Николь739. Есть мнение, что это скорее относится ко 2-му этапу ее создания, который начался после 1646 г., когда отдельные городки и земляные валы поперек главных татарских сакм стали соединяться в сплошные укрепленные линии. Тем не менее полностью исключить иностранное влияние на 1-м этапе (1635–1645 гг.), на наш взгляд, нельзя. Во всяком случае, воронежский историк В.П. Загоровский сообщал, что при сооружении козловского участка будущей черты при решении вопроса о строительстве традиционной деревянной стены или земляного вала решение было принято в пользу последнего, так как его советовали строить и участники осады Смоленска, и голландский инженер Ян Корнелий740.
Косвенным образом этот вывод подтверждается тем, что если в 1625 г., к примеру, русский мастер Конон Федотов возвел вполне традиционную крепостную ограду из башен и стен для Астрахани, то уже в 1632 г. при модернизации укреплений Новгорода, Камышина и Ростова иностранные инженеры Реденбург, Матсон и Бейли применили бастионную систему фортификации, развитие знаменитой trace italienne741. Тогда же голландец Ян Корнелий был послан в Ростов «для государева земленого дела» и руководил сооружением вокруг города земляного вала – скорее всего, по образцу, характерному для голландских укреплений того времени742. Стоит отметить и тот факт, что в ходе реконструкции укреплений тульского Завитая (составной части Засечной черты), которая проводилась во 2-й половине 30-х гг. под руководством голландского инженера Краферта, было возведено 6 земляных бастионов и 16 малых земляных же капониров743. Так или иначе, новые фортификационные системы стали проникать в Россию. Еще один из основных признаков начинающейся военной революции оказался налицо.