Новое Просвещение и борьба за свободу знания - Кауфман Питер (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Сейчас в распространении мультимейдиного контента мы почти полностью зависим от сторонних коммерческих организаций (Google/YouTube, Amazon CloudFront, Vimeo) [268]. Разве это в наших интересах? В июне 2018 г. записи OpenCourseWare – проекта Массачусетского технологического института по публикации материалов всех курсов в свободном доступе, во многих отношениях важнейшего образовательного видеоресурса, – оказались недоступны миру на целых десять дней. YouTube изменил условия предоставления услуг, предварительно не уведомив об этом, и до окончания спешных переговоров вместо роликов от Массачусетского технологического института на сайте виднелись черные прямоугольники.
Видео Массачусетского технологического института исчезают с YouTube. Июнь 2018 г.
После того как видео были отключены, один из комментаторов написал: «Все эти лекции можно найти на Archive.org… В связи с чем предлагаю Массачусетскому технологическому институту начать транслировать видео через P2P и высвободить нас из щупалец YouTube. Эта ситуация должна заставить институт перестать полагаться исключительно на YouTube… Разве Массачусетский технологический не должен стоять во главе развития P2P-стриминга? (Спрашиваю вслух.)» [269]. В свете этого происшествия стоит упомянуть о том, что и «Демократия сейчас!», и «Открытый разум», равно как и прочие некоммерческие образовательные видеоколлекции, работают с Архивом интернета – мощным узлом нашей сети. Архив интернета помогает тем, что обеспечивает пакетную загрузку видео систематически [270].
Ларри Крамер из Фонда Хьюлеттов пишет:
Академия стала намного больше [чем в конце 1940-х гг.], она более специализирована и неоднородна, тогда как доверие общества к тому, что она делает, уменьшилось. Число журналов, где можно печататься, многократно возросло. Наши медиа разрознены и политизированы, а стандарты для оценки точности фактов, не говоря уж об интеллектуальном качестве, размылись. Все больше идей и доводов распространяется через интернет, а там решение, что нам показывать, а что нет, передоверено нерегулируемым СМИ, а теми руководят алгоритмы, созданные, чтобы увеличить выручку от рекламы. Шум, который сегодня нужно перекрывать нашим голосам, практически оглушителен [271].
Какими же тогда должны быть отношения между создателем/распространителем знания и коммерческой архитектурой сегодняшнего интернета, а также между ними обоими и еще более масштабной архитектурой общественной пользы? Историк Стэнфордского университета и борец за открытый доступ Джон Виллински, изучая отношение научного сообщества к правами, лицензиями и публикациями за последнее тысячелетие, писал, что «попытки расширить и усовершенствовать доступ – с помощью переписываний и переводов, бумаги и печати, библиотек и академий – были в числе самых постоянных и изобретательных действий институтов знания» [272]. Нам следует всегда помнить о связи наших трудов со всеобщим достоянием или, точнее, всегда подвергать сомнению те права и лицензии, которые ограничивают доступ к академическому знанию. Другой ученый просит нас именно об этом, просит освободить больше университетских знаний, а потом
…представить [как энергия сети]… выплеснется не только на культурные артефакты XX века, но и на мир литературы. Подумайте о людях, которые будут исследовать Бастера Китона, или литературных классиков 1930-х, или фильмы о Второй мировой войне, или документальную съемку о повседневной жизни афроамериканцев в эпоху сегрегации, или музыку времен Великой депрессии, или записи терменвокса, или лучшие водевили. А еще о тех, кто увлечен историей Гражданской войны 1861–1865 гг., анализом произведений Диккенса, последними исследованиями в области глобального потепления или болезнью Тея – Сакса…
«Где теперь границы академического знания?» – спрашивает он [273]. Открытость как константа – это хорошо, и ее рост как естественный закон институтов знания может быть основанием для оптимизма. И с течением времени искусственный интеллект и сопутствующие ему явления поставят перед нами уже другие вопросы о морали, этике и правах человека – наверняка более важные, чем те, что связаны с Google, Facebook и Apple и владеют нашими умами сегодня.
Задача, с которой мы столкнулись, состоит вот в чем: как построить для знания наилучшее будущее? Но условия для нее задает стоящий перед нами кризис – эпистемологический кризис, кризис знания, кризис правды, вызванный предоставленной самой себе, в основном коммерческой медийной экосистемой, причем сама она – порождение неолиберального проекта, в рамках которого дерегулируются медиа и технологии и в то же время подвергаются сомнению и скептицизму профессиональные компетенции и идея университетов как таковая. Как пишет исследовательница информации Сафия Умоджа Ноубл,
коммерческий контроль над интернетом, часто воспринимаемым как «общее достояние», все дальше ускользает от общества из-за ряда внутренних и международных норм; также этому способствуют интеллектуальные и коммерческие барьеры в управлении сетью. За пределами интернета и контроля над ним публичная информация, распространяющаяся через сеть или вне ее, по-прежнему отдана на откуп третьим лицам, что уничтожает общее информационное достояние, на котором зиждется демократия США [274].
Мы все вместе должны выбираться из этой ситуации. Необходимы активные меры, чтобы извлечь на поверхность знания, которые мы производим как институты знания с вековой репутацией. Должны ли мы прибегать к свободным лицензиям и свободным стандартам для своих материалов, своего ПО, своих трудов? Еще как должны! Спонсоры нашей работы будут все чаще ставить открытый/свободный доступ условием финансовой поддержки [275]. А какой доступ мы должны гарантировать тем, чьи возможности ограничены? [276] И, говоря о материалах, которые мы курируем в той или иной степени, – считаем ли мы своей профессиональной обязанностью обеспечить доступ к культуре прошлого? [277]
В этих новых виртуальных Саргассовых морях лжи и фейков будет недостаточно усилий одного Ахава или одного «Пекода»; культурным и образовательным институтам с дальновидными преподавателями в роли капитанов нужно действовать скорее сообща, чтобы вместе разработать стратегию и помогать друг другу. Ахав действовал в одиночку и плохо кончил [278]. Истории движения за освобождение знания всегда сопутствовало ощущение морального долга делиться тем, что мы знаем, особенно в век интернета (который намного упрощает эту задачу). Но сейчас сам долг велик как никогда. Насилие и беззаконие все растут, а базовые нормы поведения в обществе размываются и в нашей стране, и по всему миру. Вселенная монстров, пусть она и не так заметна, как раньше, более активна и могущественна, чем когда-либо.
Философы говорят о способах, с помощью которых мы можем положительно влиять на структуру власти в обществе и совещательную политику по всему миру посредством создания и распространения медиа, – о том, как публичному пространству даются всё новые определения; где людям снова и снова отказывают в доступе к знанию и за него приходится сражаться; где ответственность за привязку публично доступной информации к правде и здравому смыслу иногда оказывается в руках мудрых и высоконравственных руководителей, а иногда – в руках глупцов [279]. Нужно действовать вместе, чтобы опубликовать всю нашу правду – все, что можно найти в книгах, журналах, образовательных программах, видео и изображениях, – свободно, доступно, повсюду и сейчас же [280]. Как уже говорилось ранее, необходимость в коллективных мерах становится все более очевидной всем, кто считает себя причастным, пусть в скромной мере, к таким идеям Просвещения, как свобода, равенство, братство – и мир. Как выразился преподаватель Массачусетского технологического института и создатель всемирной паутины Тим Бёрнерс-Ли, «Сеть стала публичным пространством, библиотекой, кабинетом врача, магазином, школой, студией дизайна, офисом, кинотеатром, банком и много чем еще».
