Тайны Кремлевского централа. Тесак, Фургал и другие. Громкие дела и «Странные» смерти, в российских - Меркачёва Ева Михайловна
— Предлагали услуги — телефон пронести и т. д.?
— Нет, что вы. Я был, наверно, единственным зэком, который жил строго по ПВР [23]. По закону. Не лучше, но и не хуже.
— А как осужденные с вами общались?
— Уважительно. Не сталкивался с грубостью или злорадством. Единственный раз был случай, скорее даже забавный, практически сразу после моего прибытия в колонию. На построении перед входом в столовую один зек подошел и говорит: «Как рад вас здесь видеть». Я спрашиваю, а чего вы рады? (Я всем в тюрьме всегда говорил «вы» и ко мне все на «вы» обращались.) Он отвечает: «Вы там как сыр в масле катались, а у меня даже ботинок не было». Я ему сказал: «Теперь, я смотрю, у вас ботинки есть, а ума как не было, так и нет». Вот это единственный раз был. Потом через некоторое время он извинился, сказал, что «бес попутал».
— Кровать на каком ярусе досталась?
— Я спал только внизу. И не только я — все пожилые зеки. К пожилым вообще относятся в колонии уважительно. Только кличками ограничиваются, зовут: дед, старый, как-то так.
— У вас появились там друзья?
— Ну, друзья, наверно, слишком сильно сказано. Товарищи — да. Несколько человек. Был у меня там и вполне интеллектуальный круг общения из активных читателей библиотеки и членов экономического кружка, который я вел в колонии.
— А категорию «обиженных» вы видели?
— Да, она существует, хотя и маскируется, особенно во время всяческих комиссий и проверок. Они едят отдельно, у них ничего нельзя брать (давать можно), с ними нельзя сидеть рядом (иначе тоже в эту касту переведут — это мне все сразу рассказали ещё на стадии карантина). И это странный атавизм, который носит какой-то ритуальный характер. Это не означает, что к ним плохо относятся. Их не угнетают, не обижают. Это, скорее, социально-экономический институт, каста уборщиков.
— Их не насилуют?
— Нет, что Вы! Совершенно никакого насилия или гомосексуальных отношений. Вообще в тюрьме довольно индифферентное отношение к проблеме секса, что мне казалось странным в обществе мужчин без женщин.
— Как вам работалось библиотекарем?
— Очень хорошо, полезная и интересная работа. Работа в тюрьме важна: и для УДО, и чтобы время быстрее проходило, и чтоб смысл в жизни оставался. Самое плохое в тюрьме это праздники. В праздники то ли выведут на работу, то ли нет. В бараке 90-100 человек. Очень тяжело находиться там целый день. Время идет медленно-медленно. В бараке места меньше, чем на кладбище, на кладбище — 3 квадратных метра на «лицо», а тут — 2 квадратных метра. Теснота, отсутствие пространства своего — это очень тяжело.
Поэтому я работал семь дней в неделю с 9:15 до 19:15. И время быстрее идет и меньше шансов сталкиваться с людьми в пятнистой форме. Они особо плохого ничего не делают, но сам факт, что они в любой момент тебя остановят, подзовут, что-то потребуют, жизненного комфорта не добавляет.
Но самое главное, что работа — это осмысленная человеческая деятельность. Вот ко мне в библиотеку приходит человек, если он не имеет навыков чтения, я предлагаю начать с чего-нибудь легкого — милицейский роман или фэнтези, например. Потом если вижу, что человек втянулся, можно пойти на следующий этап, любителю фэнтези — «Гарри Поттера», что-то из Толкиена и т. д. От милицейского детектива к классическому детективу подвести, а дальше — настоящая классика. Видишь, что человек меняется, начинает чем-то интересоваться. Короткая дистанция между твоим трудом и результатом, это здорово.
— Вы ещё и экономический кружок вели. Чему вы их учили?
— Экономический кружок, который я придумал, начальство колонии несколько месяцев согласовывало. Но всё же удалось его пробить.
Три блока у меня в этих занятиях было. Первый — потребительская экономика, то, с чем человек столкнется в жизни. Зарплаты, ипотека, сбережения, куда вкладывать, куда нет, потребительский кредит и т. д. Все эти вещи, с которыми мы в жизни так или иначе сталкивались. И это важный элемент ресоциализации после освобождения — понимание правил эффективного потребительского поведения. А дальше, кто-то, например хотел бы заняться на воле предпринимательской деятельностью, соответственно для этих рассказывал про малый и средний бизнес, налогообложение, страхование, меры поддержки и т. д. И, наконец, была группа, самая лучшая часть — люди, которые просто хотели получить систематическое образование. Я читал довольно полный курс лекций.
— Воспитали какого-нибудь финансиста?
— Знаю, что один после освобождения стал профессиональным участником фондового рынка, лицензию получил. И ещё пара человек какой-то бизнес открыли.
— Вы согласны, что большинство преступлений люди совершают из-за плохих экономических условий?
— Я бы сказал, что это все-таки экономико-культурные, экономико-социальные условия. Не из-за того, что нечего есть, а в целом среда, нищая жизнь, она приводит и к духовной нищете, и к одичанию. Экономические условия связаны с духовной жизнью.
— И конечно, случайность, особенно в пьяных бытовых преступлениях.
— И ещё одна большая категория — это молодые ребята, которые сидят по 228-й статье за наркотики. Ну какие они дилеры, они стрелочники. Настоящий дилер ловит этих дурачков, обещает: развезешь по 5 адресам, 100 тысяч получишь, оденешься прилично. А те на это ведутся. А потом арест и суд. Только 18 исполнилось, а уже упаковали. Им дают страшные, безумные сроки, 10 и более лет. Жизнь кончилась, не начавшись.
— Огромные сроки — это такая уголовная политика.
— Она не решает проблемы. Это замазывание, лакировка действительности. Нельзя напугать этими сроками. Это не работает. И вообще применение меры лишения свободы в современных технических условиях — так ли оно необходимо? Принудительные работы, ограничение свободы с применением технических средств контроля, на мой взгляд, гораздо эффективнее при сохранении связей с семьей и обществом.
— Ещё вопрос как к экономисту. Скажите, можно сделать завтрак, обед и ужин на 72 рубля? И к слову, как вас кормили в колонии?
— Там спасает натуральное хозяйство. Огороды, фермы, капуста, картошка, морковка, свекла, лук, чеснок, яйца, свинина, курятина там всё было своё. При колонии цеха производственные, пекарня, сосисочное, колбасное производство. Парень один из моего отряда расфасовывал чай. Он сам из Смоленской области, и вот ему родители присылали из дома в передачке чай, который он в колонии расфасовывал!
В общем, с учетом самообеспечения, можно и на 72 рубля прокормить. Из зарплаты вычитаются эти деньги, кстати. Я получал за свою работу МРОТ, 12 с небольшим тысяч рублей. Мне выдавали три «квиточка», — столько начислили, сколько вычли за еду и сколько за ЖКХ.
— Разве за еду высчитывают?
— Да. Примерно по две с лишним тысячи за еду и около того за ЖКХ высчитывали. Странно, что зек ещё не оплачивает услугу по охране самого себя в зоне!
За вычетом всего этого мне на счет поступало тысяч семь. Я их почти не тратил. В ларьках есть ограничения — сколько тратить. И зэк должен сначала рассчитаться, а потом набирать товар. Вполне возможно, что к тому времени, как ты оплатишь, уже такого товара не будет, и ты возьмешь что-то другое, ненужное. Нелепая вещь.
Я неприхотливый человек и для меня то, чем кормят в тюрьме, лучше, чем то, что в ларьке продается. Зэки покупают пряники, сгущенку, кетчуп, майонез в огромных количествах, жирную колбасу, сладкие газировки. А в столовой хлеб нормальный вполне, каша, суп. Передачи мне, как и всем, естественно передавали, — сыр, орехи, сухофрукты, молочные продукты.
