От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - Яковлев Александр Николаевич (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗

В либеральных кругах США стремятся все же найти какие-то «демаркационные линии» между «новыми правыми» и Р. Рейганом, но они, по-видимому, сильно преувеличивают существующие расхождения. Либеральный обозреватель А. Тоннелсон в статье, опубликованной в «Форин сервис джорнэл» [188], склонен, например, полагать, будто бы главное различие между консервативными воззрениями президента и «новых правых» заключается в том, что президент и его окружение стремятся обеспечить господство США в рамках существующей ныне системы международных отношений, а «новые правые» не хотят с ней считаться, требуют отказа от «всяких правил» в осуществлении «имперской» внешней политики и руководствоваться исключительно «национальными интересами» США, причем такими, которые можно толковать произвольно.

Похоже, что водораздел между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь все же не обнаружить. Сам президент верит в способность США изменять сложившиеся порядки в международных отношениях в желательном для США направлении. Если система международных отношений 70—80-х годов не укладывается в схему «Pax Americana», то администрация Р. Рейгана готова ликвидировать сложившееся в этой системе прежде всего военное, а затем и политическое равновесие. Это и должно, по идее Вашингтона, привести к тому, что схема «Pax Americana» будет наложена на нынешнюю систему международных отношений, деформируя ее по этому образцу. Нет, граница между Р. Рейганом и «новыми правыми» здесь отчетливо не проходит. «Политика сдерживания» нынешнего президента отнюдь не сводит ее к традиционным вариантам, кстати говоря, тоже ориентированным на «имперское» мышление. Нынешняя администрация мечтает о реализации той же политики, но новейшими ядерными средствами. И это вовсе не поиски обязательств и соглашений, несовместимых с «национальными интересами» США. Наоборот. Это отказ от переговоров, обязательств и соглашений именно для того, чтобы иметь свободу рук на международной арене, навязывать миру «национальные», а по сути, «имперские» интересы США, наращивать ядерную мощь для осуществления нового мирового господства Вашингтона. Это ядерный вариант «сдерживания», ядерный вариант «Pax Americana». И «новые правые» могли бы под этим вполне подписаться, хотя они имитируют свое несогласие с хозяином Белого дома по данному вопросу, даже готовы с ним «ссориться».

Тот же «Хэритэдж фаундэйшн» в сборнике «Первый год», подводя промежуточный итог деятельности Рейгана, одобрил изменение внешнеэкономической стратегии США в отношении развивающихся стран, предпочтение в торговле странам, идущим по капиталистическому пути, указал, что торговля могла бы быть использована в целях отдаления некоторых социалистических стран от СССР. Однако при анализе советско-американских отношений позиция администрации была подвергнута критике за «недостаточную последовательность в проведении жесткого курса» на переговорах об ограничении стратегических вооружений, в области прав человека и в торгово-экономической сфере. Крайнее неудовлетворение «Хэритэдж» выразил политикой правительства в военных вопросах, отставанием роста военного бюджета, сохранением мифического «окна уязвимости» в стратегических силах США, отсутствием необходимых «быстрых изменений» в соотношении сил [189]. Тот же Р. Вигери призывает к «политике военного превосходства» США, скомбинированной с многомиллиардными усилиями в области пропаганды во всем мире для борьбы с коммунизмом [190].

Согласно А. Тонелсону, противоречия рейганистов и «новых правых» кроются в оценке главных неудач внешней политики США на протяжении последних десятилетий. Для ультраправых они коренятся в утере «долгосрочных целей» и «идеологически обоснованных принципов». Это произошло якобы из-за того, что к руководству внешней политикой США в течение всех послевоенных лет приходили профессиональные дипломаты и те, которых сами правые считают «академическими мыслителями». В то же время у руля внешней политики, сетуют «новые правые», не оказывалось людей, обладающих «твердыми убеждениями и последовательным мировоззрением» истинно консервативного толка. Вот где корень тяги к «компромиссам» на международной арене, считают ультраправые.

Правый экстремизм во взглядах на внешнюю политику США — это «инстинктивное неприятие любых переговоров с потенциальными противниками, особенно в области ограничения вооружений, уверенность в том, что в ходе этих переговоров США всегда остаются в проигрыше, а их противники — в выигрыше; неверие а эффективность американских политических и военных союзов, плохо скрываемое презрение к союзникам США в Западной Европе как к „либералам“, „трусам“ и даже „предателям“, стремление во всем опираться лишь на собственные силы; глубокий пессимизм в отношении будущего развития международной системы, ожидание периода дестабилизации, конфликтов и хаоса; безусловная вера в технологические возможности США, которые позволили бы добиться решающего военного превосходства над СССР путем создания некоего „абсолютного оружия“. И отличается этот подход от позиции администрации, быть может, чуть большей степенью „раскованности“ формулировок.

Когда на руководителей дипломатии США навешивается ярлык «предателей», вспоминается, что и Дж. Даллеса в свое время маккартисты считали чуть ли не «красным», уступившим первое место, занимаемое доселе США, «коммунистам». Мы знаем, кем в действительности был этот американский деятель. Но ни один из преемников Дж. Даллеса не уступал ему в уровне правой, антикоммунистической ориентации, в приверженности «имперской» идеологии и политике. Вряд ли эту линию могли бы проводить «новые правые» с большей последовательностью, чем Р. Рейган, К. Уайнбергер, Дж. Шульц.

Можно согласиться, однако, с автором статьи в «Форин сервис джорнэл» в одном: ультраправые в самом деле выступают против «рационального анализа» формирования внешней политики США. Они хотели бы «вернуться к средневековым и непререкаемым догмам» [191]. И если говорить всерьез, то это вовсе не попытка припасть к традиционным истокам политической жизни США, а стремление односторонне опереться лишь на самое худшее, реакционное, агрессивное в этих традициях — концепцию «Pax Americana» с ее новейшим «имперским», антикоммунистическим и ядерным содержанием. Это и делают сегодня Р. Рейган и его единомышленники.

Разумеется, в политической жизни, да и в самом правящем классе США не все развивается так, как хотелось бы ультраправым. Наблюдаются и другие тенденции. «Новые правые», увлеченные открывшимися перед ними политическими горизонтами, не замечают или игнорируют эти тенденции, которые тем не менее способны усиливаться. Сдвиг вправо и впрямь очевиден в США, но политическое размежевание в стране носит гораздо более сложный и противоречивый характер. Идеологического и политического «консенсуса», стержнем которого стал бы сдвиг вправо, в стране не наблюдается. Если в самом деле «консенсус» и существует по ряду важных параметров, то только в правящем классе, да и он не столь устойчив, как, например, в 50-е годы.

«Новые правые» намерены добиваться подъема экономики за счет углубления социального неравенства. Но это подрывает их социальную базу в «среднем классе». В своей аргументации по поводу «советской угрозы» «новые правые» оказались в нитях путаницы, которую сами соорудили. Они лавируют между стереотипами о «климате осадного положения», якобы созданном «ростом советской мощи», и о том, что СССР в экономическом и военном отношениях «не столь уж страшен». Но в общем знаменателе всех этих рассуждений лежит образ американской империи, увлекающий их на самый опасный путь в международных отношениях, который только может быть в ядерную эру.

«Новые правые» не единственная фракция ультраправых, которая хотела бы воздействовать на нынешнюю республиканскую администрацию с целью побудить ее к «строительству новой империи». В гораздо большей близости к центрам принятия внешнеполитических решений оказалась другая группировка, не столь уж отсоединенная от «новых правых», но все же имеющая собственную историю, в том числе и историю взаимоотношений с администрацией, вес и значение в ее деятельности. Это «неоконсерватизм».