Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям (читать книги полные txt) 📗

Эта цивилизация вскоре стала путеводной звездой для народов Македонии, Фракии и Северного Причерноморья и вызывала восхищение даже у персов. Уже в 479 г. до н. э. неожиданные победы греков при Саламине и Платеях принудили персов к обороне. Полтора столетия спустя эллинизированные македоняне и их греческие союзники вторглись в Персидскую империю и разрушили ее (334-330 гг. до н. э.), привнеся новое и очень мощное культурное влияние, распространившееся на древнюю цивилизацию Среднего Востока.

Возвышение греческой цивилизации от положения периферийного ответвления цивилизации Среднего Востока до равного и даже превосходящего ее субъекта ознаменовало основополагающую веху в истории цивилизации. Эра превосходства Среднего Востока закончилась — началась эпоха сложных культурных взаимодействий среди ведущих цивилизованных сообществ Европы, Среднего Востока, Индии и Китая. В Евразии возникло подобие равновесия культур, которое просуществовало до 1500 г. н. э., когда Европа начала доказывать свое новое превосходство над всеми народами и культурами мира.

Конечно, любая дата, определяющая окончание эры превосходства Среднего Востока, не может не быть произвольной. Но 500 г. до н. э. — это подходящая дата, совпадающая с высшей точкой могущества персов и их влияния как на греческих, так и на индийских границах мира Древнего Востока непосредственно перед ионийским восстанием 499 г. до н. э., поколебавшим могущество царя царей. Кроме того, к 500 г. до н. э. цивилизации Греции, Индии и Китая приобрели свои многие отличительные особенности. Засверкали греческое искусство и философия, и в это же время Конфуций в Китае и Будда в Индии ввели в повседневную общепринятую практику многое из того, что остается характерными чертами китайской и индийской цивилизаций.

Б. ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ 

На протяжении 1700-500 гг. до н. э. равновесие сил между цивилизованными государствами и их соседями-варварами продолжало занимать центральное место в военно-политической истории Среднего Востока. Это равновесие никогда не было простым. В целом численность населения, регулярная воинская дисциплина, значительные источники материальных ресурсов и развитие ремесел обеспечивали преимущество цивилизованным государствам, но внутренние восстания против деспотичных и иногда культурно чуждых правителей или чиновников порой сводили на нет эти преимущества. Более того, варвары периодически проявляли большую гибкость в изобретении или использовании новых методов ведения войн. Так произошло в XVII в. до н. э., когда народы из северо-восточных окраин месопотамского мира улучшили военные колесницы, и столь же важное усиление ударной мощи варваров, вызванное использованием железного (точнее, стального) оружия, помогло подтолкнуть вторую волну нашествий (1200-1000 гг. до н. э.).

Технология выплавки металла из железных руд стала общепринятой и доступной около 1400 г. до н. э. в Северо-Восточной Анатолии, но еще долгое время новое мастерство оставалось секретным и местным [188]. Затем вслед за разрушением империи хеттов (возможно, под ударами фригийских захватчиков) около 1200 г. до н. э. кузнецы Малой Азии, находившиеся ранее под властью хеттов, расселились на обширных пространствах. В результате производство и обработка железа начали приобретать большое значение на Среднем Востоке и в Европе, так что в этих регионах полусталь заменила бронзу как основной оружейный и инструментальный металл в 1200-1000 гг. до н. э. [189]

Несовершенная сталь древних времен редко превосходила бронзу и всегда страдала от подверженности ржавчине. Однако важность железной металлургии заключалась в том, что железные руды широко распространены в природе и сравнительно дешевы, так что обычные крестьяне могли позволить себе стальные лемеха плугов, серпы и косы. Такие инструменты значительно облегчили труд и увеличили производительность сельского хозяйства. Стало возможным успешно возделывать тяжелые и каменистые почвы, которые едва ли можно было обработать каменным или деревянным плугом. Доступность таких инструментов увеличила как географические масштабы, так и производительность сельского хозяйства, от которого зависела жизнь городов и в конечном счете — самой цивилизации [190].

Более явно и быстро новая металлургия улучшала средства ведения войны. Стальное оружие стало достаточно дешевым, чтобы быть доступным для простых воинов, и сразу возросло значение грубого численного превосходства. Защищенный стальными латами, щитом и шлемом обычный пехотинец получил возможность противостоять стрелам даже благородных колесничих и достойно отвечать им. Следовательно, исход битвы уже не решали маневры нескольких десятков колесниц. Массы пехоты стали решающим фактором. Относительно однородные варварские племена, где каждый человек был истинным солдатом, первыми продемонстрировали широкие возможности применения нового металла в военных целях. Цивилизованным сообществам оказалось труднее использовать новую военную технологию. Надменные аристократы, правители цивилизованного мира, редко снисходили (да и просто не отваживались) до того, чтобы вооружить основную массу населения. Военная мощь цивилизации была подорвана острым социальным разделением между воинами-аристократами и невоенным подневольным людом, который во многих случаях был настолько отчужден от своих господ, что был активно или пассивно нелояльным. И поэтому нет ничего странного в том, что отсталые варварские племена оказались способны разгромить колесничную армию хеттов в Анатолии и микенскую цивилизацию в Греции, низведя эти области до уровня варварства.

Однако структура цивилизованной жизни в местностях, более близких к центру Среднего Востока, оказалась прочнее. И египтяне, и ассирийцы уступили свои имперские завоевания варварам, но спасли свои коренные территории. Итак, два принципиально важных региона цивилизации Среднего Востока сохранили свою политическую автономию, в то время как этническая, языковая и политическая карта драматически изменялась на окраинах Плодородного Полумесяца и наиболее сильно в средней его части, соединяющей Египет с Месопотамией. 

Эти технические рассуждения могут объяснить успех варварских нашествий, прервавших политическую историю Древнего Востока к концу II тыс. до н. э. Но возникновение сопротивления в виде «патриотической реакции» должно в большей степени объясняться психологическими факторами. Сборщики налогов и ренты никогда не вызывают симпатий у своих жертв, и можно предположить, что варвары-повелители редко бывали популярны среди порабощенного ими населения. Более того, культурные различия между правителями и покоренными народами ежедневно давали местным вождям возможность мобилизовать народное недовольство. Знакомство с новейшими методами ведения войны, позволившими варварам совершить их завоевания, дало возможность таким вождям учиться у своих угнетателей и таким образом увеличить шансы восстаний на победу. И в то время, как военная мощь покоренного населения усиливалась, одновременно невидимые процессы подтачивали силы чужеземных поработителей — для варварских воинов и их потомков привыкание к роскоши цивилизации означало потерю военной сплоченности и доблести. Такое положение обусловило успех «патриотической реакции».

История Египта под властью гиксосов дает яркий пример таких параллельных процессов. Последние правители-гиксосы освоили внешние проявления египетской цивилизации, в то время как местные повстанцы одержали решающие победы только после того, как переняли технику военных колесниц у своих ненавидимых чужеземных господ и сделали ее своей. С момента восстановления независимости Египта фараоны повели наступление в Палестине и Сирии и простерли свое господство до пределов Евфрата, тогда как элиту созданной по новому образцу египетской армии составили наемники и профессиональные возничие колесниц, в большинстве своем набранные из варварских племен на окраинах египетского мира, их служба оплачивалась из военной добычи и налогов [191].