Сталин: операция «Эрмитаж» - Жуков Юрий Николаевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗

Первые пять полотен сотрудники «Антиквариата» передали в галерею «Маттисен» в Берлине. Холсты Рафаэля и Тициана доставили в Нью-Иорк прямо покупателю Н. Н. Ильин и член коллегии недавно образованного Наркомата внешней торговли Б. И. Краевский.

Эту сделку с Меллоном внешторговцы не считали последней. Они предложили Чарлзу Хеншелу приобрести для американского коллекционера еще несколько шедевров, в том числе «Юдифь» знаменитого мастера Джорджоне и «Мадонну Бенуа» великого Леонардо да Винчи – за 2, 5 миллиона долларов. О возможной сделке фирма «Кнёдлер» тут же, 11 апреля 1931 года, информировала миллиардера:

«Мистер Меллон!

Сообщаю Вам также относительно Джорджоне и двух вещей Леонардо (помимо «Мадонны Бенуа» работники Внешторга решили продать и «Мадонну Литту». – Ю. Ж.). Они назвали цену в 700 тысяч фунтов (3, 5 миллиона долларов) за три картины и 500 тысяч фунтов (2, 5 миллиона долларов) за Джорджоне и «Мадонну Бенуа» Леонардо. В эту партию они хотели бы включить хотя бы три из названных ранее картин.

Пожалуйста, подумайте, хотите ли Вы предложить им следующую цену за шесть картин: Джорджоне – 170 тысяч фунтов, Леонардо – 120 тысяч, Леонардо – 100 тысяч, де Хох – 30 тысяч, Мурильо – 12 тысяч, Симоне Мартини – 10 тысяч. Всего 450 тысяч фунтов, или два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов.

Если выгодно заключить эту сделку, мы приобретем лучшие вещи всей их коллекции. Единственно ценное, что осталось, это Джорджоне и два Леонардо. Позднее мы сможем купить раннего Веласкеса и Филиппино Липпи по низкой цене, надо это сделать» [150].

Почти месяц продолжалось согласование цен: антиквары стремились купить дороже, дабы получить большую сумму за свои 10 % комиссионных, а Меллон пытался цену, естественно, сбить. Даже в мае торг не завершился, что отметил в своем письме Хеншел:

«Кармен (Мессмор. – Ю. Ж.).

Сегодня утром я сказал нашему русскому другу, что, по-видимому, нас не заинтересует Джорджоне по той цене, которую они предлагают. Он сказал, что не огорчен, так как сможет продать картину Джо (Дювину. – Ю. Ж.) и что нам не надо больше беспокоиться. Я также сказал ему, что цена на де Хоха явно завышена и что 25 тысяч фунтов (125 тысяч долларов) будет максимальная ее стоимость. Я даже сомневаюсь, можно ли ее продать за такие деньги. Он ответил, что им совсем не обязательно продавать все вещи и они продадут их только в том случае, если получат хорошую цену.

Если Джо купит Джорджоне и сообщит об этом в газетах, нам нужно реагировать сильным ударом – статьей о наших покупках, написанной в привлекательной форме. Конечно же ни при каких обстоятельствах не надо упоминать имени Э. У. М. (Эндрю Меллона. – Ю. Ж.). Пресса должна взять это на себя. А его надо предупредить, что его имя может появиться в газетах» [151].

К счастью для Эрмитажа, запланированная и почти согласованная сделка не состоялась из-за того, что Меллон покинул свой пост в Вашингтоне и был назначен послом США в Лондоне. Однако имя его в связи с покупками картин из эрмитажной галереи все же появилось в газетах. Об этом, в частности, писала «Нью-Йорк таймс» 28 сентября и 1 ноября 1930 года, 11 мая и 17 сентября 1931 года.

Посольство СССР в Париже официально опровергло факт продажи картин из Эрмитажа Эндрю Меллону, не погрешив при том против истины. Действительно, никакое советское учреждение либо частное лицо не вступало ни в какие отношения с министром финансов США. Все дела «Антиквариат» вел только с Чарлзом Хеншелом, главой старой и почтенной американской антикварной фирмы «М. Кнёдлер энд К°». Именно он юридически, по всем бумагам, являлся покупателем эрмитажных сокровищ. Действовал же Хеншел на основе той информации, которую ему предоставлял глава берлинской антикварной фирмы «Маттисен галери» и ее московский агент Менсфилд. Лишь потом, и не без выгоды лично для себя, он перепродавал картины Меллону, делая собственный бизнес. Хеншел недолго хранил первую часть своей коммерческой тайны – что и где приобрел, умалчивая только о том, за сколько купил, кому и по какой цене продал. 7 ноября 1933 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала его заявление для печати, в котором, в частности, отмечалось:

«Четыре года назад мы получили конфиденциальную информацию о том, что Советы решили сделать некоторые из своих величайших произведений искусства вкладом в осуществление пятилетнего плана. Как только возможность покупки нескольких всемирно известных картин стала нам известна, мы предприняли шаги для установления контактов с соответствующими официальными лицами. Вскоре мы приступили к торговым сделкам и за четыре года приобрели многие произведения искусства, которые впервые оказались в России при Екатерине Великой. Советы с неохотой расставались с частью из них, продав свои величайшие художественно-культурные ценности…

Русские поначалу не хотели расставаться с «Распятием» и «Страшным судом» (две створки триптиха, проданные Меллону в 1933 году. – Ю. Ж.), ибо Ван Эйк – родоначальник и величайший представитель фламандской школы. Но все же сочли возможным обойтись меньшим количеством его творений. Произошло это за четыре года до того, как мы смогли пополнить Метрополитен-музей и «Распятием», и «Страшным судом».

Хеншел обязан был говорить только правду, в противном случае он рисковал своим добрым именем. И все же ему приходилось – ради судьбы фирмы, ее будущих доходов – не оглашать имен клиентов. Потому он и умолчал о промежуточном владельце – Меллоне, надеясь на возможные в будущем сделки с ним.

3 марта 1933 года Хеншел писал Менсфилду: «По-видимому, мистер Меллон скоро вернется сюда (из Лондона в США. – Ю. Ж.), и я надеюсь убедить его заключить нечто вроде сделки по вопросу о Джорджоне (его картине «Юдифь». – Ю. Ж.). В том случае, если он захочет купить эту картину, я уверен – он вернет «Женский портрет» Ван Дейка или «Турка» Рембрандта (или обе). Я намереваюсь собрать группу из произведений французских художников, Ван Эйка (Метрополитен-музей) и Джорджоне и выдвинуть ряд положений по поводу их всех. Вовлечены будут большие деньги, что может понравиться Ильину» [152].

На новые покупки из Эрмитажа Хеншел надеялся напрасно: все деловые отношения с ним Внешторг уже, как оказалось, завершил.

Крик души

Зарубежом о продаже экспонатов советских музеев знал каждый, кого это интересовало. Ведь аукционы проходили не просто открыто: в их каталогах специально подчеркивалось происхождение выставлявшихся вещей – прежде, мол, они украшали дворцы Строгановых, Шереметевых, Палей, загородные императорские резиденции. Широко известными из-за огласки в печати стали и тайные сделки с картинами из Эрмитажа.

Для жителей Советского Союза все это являлось тайной: писать о распродаже категорически воспрещалось. Тем не менее все происходившее для ленинградских искусствоведов было секретом Полишинеля: ведь именно им и приходилось собственными руками изымать полотна и бронзу, фарфор и мебель, археологические находки, составлять и подписывать акты передачи всего этого представителям «Антиквариата».

Участвуя несколько лет в подобных акциях, они постепенно свыклись с ними и даже активно помогали скрывать следы, не раз изменяя экспозиции.

И все же смирились, молчали далеко не все. Осенью 1931 года, когда практически завершались сделки и с Гульбенкяном, и с Меллоном, начальнику Главнауки Лупполу пришлось услышать подлинный крик души.

В. Н. Лазарев – директор московского Музея изящных искусств (с 1937 года – Музей изобразительных искусств имени Пушкина), неисповедимыми путями узнал о колоссальном ущербе, нанесенном национальному наследию. Первым, чисто импульсивным его решением оказалось желание подать в знак протеста в отставку; но чуть позже, несколько успокоившись, он направил И. К. Лупполу свой протест: