Цинковые мальчики - Алексиевич Светлана Александровна (читать книги полные txt) 📗
5. Буквально точь-в-точь воспроизведение рассказов героев, как мы уже доказывали в ответе на третий вопрос, в документальном произведении невозможно. Но тут, конечно, появляется проблема воли автора, с которым герои в момент откровения поделились воспоминаниями и как бы передали ему часть своих прав на это свидетельство, надеясь на точную передачу их слов в первоначальном виде, на профессиональное мастерство автора, его умение выделить главное и опустить мелочи, которые не углубляют мысль, сопоставить факты и увидеть их в едином целом. В конце концов все решает художественный талант автора и его моральная позиция, его способность соединять документальность с художественным изображением. Меру правдивости, глубину проникновения в событие в этом случае может почувствовать и определить только сам читатель и литературная критика, которая владеет инструментарием эстетического анализа. Эту меру правдивости по-своему оценивают и герои произведения, они самые пристрастные и внимательные его читатели: соприкасаясь с феноменом превращения устного слова в письменное, а тем более напечатанное, они подчас становятся жертвами неадекватной реакции на собственный рассказ. Так человек, впервые услышавший свой собственный голос на магнитофонной ленте, не узнает самого себя и считает, что произошла грубая подмена. Внезапный эффект возникает ещё и в результате того, что рассказ одного свидетеля сопоставляется, стыкуется в книге с другими подобными рассказами, перекликается или отличается от них, или даже спорит, конфликтует с рассказами других героев-свидетелей: тогда заметно меняется отношение и к собственным словам.
6. Книга С. Алексиевич «Цинковые мальчики» целиком отвечает уже названному выше жанру документальной литературы. Достоверность и художественность присутствуют в ней в пропорциях, позволяющих отнести названное произведение к художественной прозе, а не к журналистике. И, к слову сказать, предшествующие книги этого автора («У войны не женское лицо», «Последние свидетели») исследователи относят к документальной литературе.
7. В литературе, современной автору, очерчены определённые границы этики, если достоверная передача рассказа героя, его правдивое свидетельство о событиях, оценка которых ещё не получила надлежащего признания в обществе, могут обернуться нежелательными результатами не только для автора, но и для героя. В таком случае автор, несомненно, имеет право на изменение фамилий и имён героев. И даже тогда, когда герою ничего не угрожает и политическая конъюнктура складывается в пользу книги, авторы нередко пользуются этим приёмом. В фамилии главного героя «Повести о настоящем человеке» Мересьев писатель Б. Полевой заменил всего только одну букву, но сразу же возник эффект художественности: читатель уже понимал, что речь идёт не об одном конкретном человеке, а о типичном явлении в советском обществе. Таких примеров сознательного изменения имени и фамилии героя в истории литературы множество.
8. Судебные процессы, подобные тому, который идёт над С. Алексиевич, автором книги «Цинковые мальчики», имеют ещё, к сожалению, место в мире. Судебному преследованию в послевоенной Англии подвергался Дж. Оруэлл, автор знаменитой «антиутопии» под названием «1984», которого обвинили в клевете на государственное устройство. Сегодня известно, что темой этой книги был тоталитаризм в том варианте, что возник в XX столетии. Смертный приговор в наши дни вынесен в Иране писателю С. Рушди за книгу, в которой якобы в издевательском тоне говорится об исламе: прогрессивная мировая общественность оценила этот акт как нарушение права на свободу творчества и как проявление нецивилизованности. В клевете на Советскую Армию ещё недавно упрекали писателя В. Быкова: многие опубликованные в печати письма от ветеранов-псевдопатриотов звучали как суровый общественный приговор писателю, который первым осмелился сказать вслух правду о прошлом. И, увы, история повторяется. Наше общество, провозгласившее строительство правового государства, пока что осваивает лишь азы самых главных прав человека, подменяя часто дух закона его буквой, забывая о моральной стороне всякого судебного дела. Право на защиту собственного достоинства, которое, по мнению истцов, было нарушено С. Алексиевич газетной публикацией отрывка из книги, не должно пониматься как право сегодня говорить автору книги одно, а завтра, в соответствии с изменением настроения или политической конъюнктуры, что-то совсем обратное. Возникает вопрос. Когда был искренен «герой» книги: тогда, когда дал согласие поделиться с С. Алексиевич своими воспоминаниями о войне в Афганистане, или тогда, когда под нажимом товарищей по оружию решил отстаивать корпоративные интересы определённой группы людей? И имеет ли он в таком случае моральное право на судебное преследование писательницы, которой в своё время доверился, зная, что его исповедь будет опубликована? Факты, сообщённые истцом автору и опубликованные в газете, не выглядят одиночными и случайными, они подтверждаются в книге другими аналогичными фактами, ставшими известными автору из рассказов других свидетелей тех же событий. Разве это не даёт основание думать, что «герой» был искренен в тот момент, когда записывался устный рассказ, а не тогда, когда он отказывался от своих слов? И ещё важный аспект: если нет свидетелей разговора автора с «героем» и когда отсутствуют другие доказательства правоты одной или второй стороны судебного процесса, возникает необходимость в перепроверке всех подобных фактов, приводимых автором в своей книге, что можно было бы сделать на своеобразном «нюрнбергском процессе», в котором бы приняли участие десятки и тысячи свидетелей войны в Афганистане. В противном случае существует опасность утонуть в бесконечных судебных разбирательствах, где пришлось бы доказывать чуть ли не каждое сказанное героями книги слово, а это уже абсурд. Поэтому обращение Белорусского ПЕН-центра в Институт литературы АНБ с просьбой сделать независимую литературную экспертизу опубликованного в «Комсомольской правде» отрывка из документальной книги С. Алексиевич «Цинковые мальчики» представляется в данной ситуации естественным и, может, даже единственно возможным способом решить конфликт.
Директор Института имени Я. Купалы Академии наук Беларуси,
член-корреспондент АНБ Коваленко В. А.
Старший научный сотрудник Института литературы,
кандидат филологических наук Тычина М. А.
27 января 1994 г.
И ещё один эпилог, он же пролог
…Тягостно мне писать о нас – о тех, кто сидел в зале суда. В последней своей книге «Зачарованные смертью» Светлана Алексиевич пишет: «А кто – мы? Мы – люди войны. Мы или воевали, или готовились к войне. Мы никогда не жили иначе».
Мы воевали… Вот словно специально рассевшиеся за спиной писательницы женщины тихо, чтобы не слышал судья, но внятно для Светланы Алексиевич состязаются в оскорблениях её. Матери! Эпитеты таковы, что повторить их не могу… Вот И. Головнева в перерыве подходит к пришедшему вступиться за писательницу отцу Василию Радомысльскому: «Не стыдно вам, батюшка, – продались за деньги!» – «Тьма! Дьявол!» – раздаётся из публики, и уже тянутся негодующие руки, чтобы сорвать с его груди крест. «Это вы – мне? Мне, который отпевал ваших сыновей по ночам, потому что вы говорили, что иначе не получите триста рублей обещанной помощи», – потрясённо вопрошает священник. «Зачем пришёл? Дьявола защищать?» – «Молитесь за себя и за детей своих. Нет покаяния, нет утешения». – «Мы ни в чем не виноваты… Мы ничего не знали…» – «Вы были слепы. А когда открыли глаза свои, то увидели только труп своего сына. Кайтесь…» – «Что нам до афганских матерей… Мы своих детей потеряли…»
Впрочем, не осталась в долгу и другая сторона. «Ваши сыновья убивали в Афганистане невинных! Они – преступники! Ну и что, что приказ?» – кричит матерям какой-то мужчина. «Вы предаёте детей своих во второй раз…» – неистовствует другой.
А ты? А мы – не выполняли приказ? Приказ – молчать? Мы не тянули на собраниях вверх «одобряющие» руки? Я спрашиваю: нам всем нужен суд? Не тот суд – другой, о котором говорил на суде председатель Белорусской Лиги прав человека Е. Новиков; когда мы все – мы, молчавшие, матери наших погибших солдат, ветераны этой войны и матери погибших афганцев – сядем вместе и просто посмотрим друг другу в глаза? (А. Александрович. «Фемида», 27 декабря 1993 г.)
