Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность - Яковенко А. В.
И все же память о многолетнем российском присутствии порой обнаруживается не только в русских названиях улиц или фамилиях обывателей, но и на глубинных уровнях культуры. Удивительно, что ее сохраняют именно коренные народы Аляски, которые якобы были угнетаемы русскими и, казалось бы, должны постараться забыть об «исторической травме». Среди аборигенов полуострова по-прежнему можно встретить носящих русские имена и отправляющихся по воскресеньям в православные храмы, чтобы послушать службу на русском языке. Однако, быть может, наиболее яркое свидетельство русского влияния можно найти в языке местных эскимосов Кускоквима, которые называют американцев «гуссук», то есть «белый человек». И лишь русские остаются для них «гуссук-пиак», то есть «по-настоящему белыми людьми».
Отдельного внимания заслуживают наиболее популярные легенды и гипотезы, касающиеся продажи Аляски в 1867 г., многие из которых начали активно циркулировать в 1990-е гг. и до сих пор регулярно всплывают в информационном пространстве. Несмотря на то что ни один из этих домыслов не в состоянии выдержать даже элементарной исторической критики, они продолжают звучать и имеют множество убежденных сторонников.
Наиболее популярная из легенд гласит, что в 1867 году Аляска якобы была не продана, а сдана в аренду сроком на 99 лет. Этот тезис легко опровергается ознакомлением с Конвенцией 1867 года, в тексте которой значится (статья I): «Его величество император Всероссийский сим обязуется уступить СевероАмериканским Соединенным Штатам, немедленно по обмене ратификаций, всю территорию с верховным на оную правом, владеемым ныне его величеством на Американском материке, а также прилегающие к ней острова» [197].
Кроме того, далее (статья V) уточняется: «Вышепостановленная уступка территории и верховного на оную права сим признается свободной и изъятой от всяких ограничений, привилегий, льгот или владельческих прав Российских или иных компаний, законным порядком или иным образом учрежденных, или таковых же прав товариществ, за исключением только прав собственности, принадлежащих частным лицам, и уступка эта, сим установленная, заключает в себе все права, льготы и привилегии, ныне принадлежащие России в сказанной территории, ея владениях и принадлежностях».
Более того, тщательное исследование документов, которые касаются дискуссий о судьбе Аляски в высших кругах Российской империи, показывает, что иные формы передачи полуострова, кроме его продажи, не рассматривались. В то же время существует мнение, что фигурирующее в этих документах слово «уступка» означает что-то помимо продажи, например сдачу в аренду. Однако это не так. Уступкой в деловой русской речи XIX века называлась полная передача прав собственности. Об этом свидетельствует и оригинальный текст соглашения 1867 года, которое в своем изначальном варианте было составлено на английском и французском языках: «His Majesty the Emperor of all the Russias, agrees to cede to the United States, by this convention, immediately upon the exchange of the ratifications thereof, all the territory and dominion now possessed by his said Majesty on the continent of America and in adjacent islands».
Таким образом, вопрос о том, была ли Аляска действительно продана или сдана в аренду, никаких исторических оснований под собой не имеет.
Еще одна легенда касается передачи Вашингтоном Петербургу денежных средств. Ряд публицистов пишет о том, что американцы вообще отказались платить, а российские власти просто закрыли на это глаза, опасаясь войны. Другие утверждают, что золото было погружено на судно (дают даже его название — «Оркни»), но оно затонуло. Кто-то добавляет, что документы о гибели судна были фальсифицированы, а осведомленный об этом факте Стекль хранил молчание за солидное вознаграждение. Здесь мы тоже имеем дело с ничем не подкрепленным мифом. Не одно поколение российских историков работало с хранящимися и по сей день в центральных архивах документами, подтверждающими получение от Вашингтона суммы, причитавшейся за продажу Аляски. Все они доступны для интересующихся этим вопросом. Более того, никакой погрузки ящиков с золотом на торговое судно не было и быть не могло: все переводы денежных средств осуществлялись безналичным образом. Думается, что если бы Петербург вознамерился получить слитки с золотом, то великий князь Константин распорядился бы выслать крейсер для их перевозки, а не нанимать посредников.
Другое дело, что большая часть средств была потрачена там же, в Америке. В основном они пошли на закупку оборудования для железных дорог, которые тогда в России переживали период бурного развития. С учетом того, что курировал эту сферу тот же Рейтерн, в этом нет ничего удивительного. Однако факт неопровержим: деньги были получены и употреблены на благо страны.
Домыслы о том, что американцы не выплатили сумму в полном объеме, могут быть объяснены непониманием некоторых фактов. Один из них уже упоминался ранее: из 7 200 000 долларов Петербург получил только 7 035 000. Нужно сказать, что судьба этих денег историками до конца не выяснена. Предполагается, что Стекль раздавал их в виде вознаграждений коррумпированным вашингтонским политиканам. В то же время найденное в архивах повеление царя о списании этой суммы и весьма благосклонное отношение монарха к посланнику, получившему щедрые награды (орден Белого орла, единовременную выплату 25 000 рублей и ежегодную пожизненную пенсию в 6000 рублей), позволяют говорить о том, что Александр II не стал подозревать Стекля в присвоении столь значительных средств. Сам же бывший посланник после продажи Аляски удалился на покой, выехал за пределы России и скончался в Париже в 1892 году, ровно на один день пережив великого князя Константина.
В этой связи нельзя не упомянуть еще об одной популярной теории, якобы имевшем место «предательстве» представителей верховной власти Российской империи, обманом склонившей царя к продаже Аляски. Конечно, представить какие-либо бесспорные доказательства отсутствия или наличия злого умысла у лиц, собравшихся на совещание в МИД декабрьским днем 1866 года, значительно труднее, чем отыскать расписки в получении американских денег. Следует рассмотреть более широкий исторический контекст.
Из всех участников декабрьского совещания у императора больше всего оснований подозревать в измене Стекля. По всей видимости, если он и не был напрямую заинтересован в продаже Аляски, то за годы дружбы с американскими политиками вполне мог забыть, чьи интересы представляет, и поверить в то, что уступка полуострова Америке станет благотворной прежде всего для самой России. Эту точки зрения упрямо навязывали ему и Сьюард, и другие члены вашингтонского бомонда. Однако, как мы уже видели раньше, ошибочно изображать Стекля как главного архитектора сделки. Он сыграл важную, но не решающую роль, оказавшись удобным в той ситуации, когда великий князь Константин уже утвердился в намерении избавиться от Аляски и смог заручиться поддержкой влиятельнейших Горчакова и Рейтерна. В этом отношении списывать все на Стекля нельзя. Не будь он столь рьяным поборником идеи продажи, наверняка, нашелся бы другой «эксперт», которого бы доверительно представили императору.
Что касается великого князя Константина и его союзников в деле ухода России из Америки, то никаких причин заподозрить их в отсутствии патриотизма нет. Все они остались в истории страны как противоречивые, однако безусловно достойные глубокого уважения государственные деятели, чьи дела во благо России трудно оспорить. И нет оснований сомневаться в том, что, убеждая Александра II продать Аляску и оттесняя от этой темы всякого, кто мог бы возразить, все они — и Константин, и Горчаков, и Рейтерн — были убеждены в том, что совершают важный и благотворный для страны шаг.
Сторонники «теории предательства» забывают или игнорируют реалии той эпохи, которые довлели над умами самого императора и его сановников. Совсем свежа была в их памяти Крымская война, ставшая бесславным итогом многолетнего и внешне благополучного правления Николая I. Будучи военным моряком, Константин прекрасно помнил, как всего десятилетие назад мощная англо-французская эскадра на Балтике безнаказанно расстреливала русские форты и грозила прорваться к Кронштадту. Он помнил и позор затопления флота в бухте Севастополя, и шокирующие поражения в Крыму. Повторения этих событий из-за далекой и малоинтересной земли он никак не хотел, тем более что как шеф русского флота хорошо понимал всю его слабость в сравнении с британским.
