Писатель и самоубийство - Акунин Борис (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Иногда объектом патологической фиксации становится утрата не близкого человека, а некоего предмета или качества, обладавшего в глазах утратившего особой важностью. Объективная ценность потери тут несущественна. Низложенные монархи убивали себя, потому что не могли жить без короны, а вот известный парижский кулинар Ален Жак в 1966 году покончил с собой из-за того, что в ресторанном рейтинге «Мишлен» у его заведения отобрали одну звездочку.
Для писателя таким сверхценным объектом, естественно, являются его произведения. Хрестоматийный пример — легендарное самоубийство римского комедиографа Публия Теренция по прозванию Африканец (190–159 до н. э.). Вольноотпущенник Афер, любимый поэт аристократии, придал низменному жанру комедии благородство и элегантность. До нашего времени дошли шесть его пьес, однако их было гораздо больше. Согласно легенде, плывя на корабле в Грецию, драматург был застигнут бурей, во время которой утонул сундук со всеми его рукописями. От горя Теренций бросился в море, вслед за своими комедиями.
Но это все же случай экзотический, а может быть, и вовсе выдумка позднейших биографов. Обычно убивают себя все-таки не из-за ресторанной звездочки и не из-за рукописи, а из-за смерти любимого человека.
Английская поэтесса Адела Флоренс Николсон, писавшая под псевдонимом Лоренс Хоуп (1865–1904), была женой блестящего офицера, личного адъютанта королевы Виктории, принадлежала к высшему обществу и занималась поэзией для собственного удовольствия, однако ее стихи были не безделицей праздной светской дамы, а новым, дерзким словом в английской поэзии. Адела очень любила своего мужа, генерал-лейтенанта Малколма Николсона, и когда он умер, пережила его всего на два месяца. Поэтесса умерла, приняв яд.
Шарль Барбара (1817–1866), автор популярных социальных романов и еще более популярных детективов, от которых ведет свою генеалогию французский полицейский роман, перенес двойную утрату — лишился и жены, и сына. Помещенный в больницу, где его тщетно пытались излечить от депрессии, писатель выбросился из окна.
В сентябре 1910 года друзья и знакомые Буссенара получили приглашения с текстом, отпечатанным типографским способом: «Луи Буссенар имеет честь пригласить Вас на его гражданскую панихиду, которая состоится (далее следовал адрес). Не в силах пережить смерть своей жены, он уходит на шестьдесят третьем году жизни». Знаменитый беллетрист, путешественник и бонвиван, проживший яркую и шумную жизнь, овдовев, перестал принимать пищу и умер, но перед этим сам решил, кто будет присутствовать на его похоронах.
Агония жизни без любимого человека может затянуться на годы, но такое отсроченное самоубийство происходит лишь при исключительных обстоятельствах. Японский писатель и поэт Хара Тамики (1905–1951), лишившись жены, сказал, что проживет еще один год, чтобы посвятить ее памяти книгу «грустных и красивых стихов», а потом тоже умрет. Дело было в 1944 году, а жил Хара в городе Хиросима. Когда назначенная им отсрочка почти истекла, на город упала атомная бомба, и зрелище массового горя на время заслонило личную драму. Писатель счел своим долгом рассказать миру о случившемся, на что ушло еще шесть лет. Исполнив эту общественную обязанность, Хара вернул себе право распоряжаться собственной жизнью и поставил в ней точку. Годы не смягчили боль утраты.
Впрочем, утрата любимого — это не всегда смерть. Для того, кто страстно, до обсессии, влюблен, не менее горька ситуация, в которой любовь заканчивается разрывом. Самоубийства такого рода были особенно характерны для пылкого XIX столетия, обязанного своим сангвиническим темпераментом прежде всего литературе. Воспевая романтические прелести абсолютной любви, литераторы были готовы отвечать за свои слова, в том числе и собственной жизнью.
Испанский писатель Хосе Мариано де Ларра (1809–1837) всю жизнь упивался любовными несчастьями. Сначала страстно влюбился в женщину, оказавшуюся любовницей его отца. Затем был катастрофически неудачный брак. Долгая и мучительная связь с замужней дамой закончилась тем, что Ларра был отвергнут. После тщетных попыток вернуть взаимность писатель романтично застрелился: сидя перед зеркалом, пустил себе пулю в горло.
Немецкая романтическая поэтесса Каролина фон Гюндероде (1780–1806), благородная бесприданница, жила в дворянском пансионе и предавалась меланхолическим мечтам о титанической любви и прекрасной смерти. Объект возвышенной любви она выбрала крайне неудачно: гейдельбергский профессор Фридрих Крейцер был человеком, во-первых, семейным, а во-вторых, благоразумным. Напуганный чрезмерной экзальтированностью «новой Сафо», Крейцер решил с ней расстаться. Из осторожности, чтобы избежать неприятных очных объяснений, профессор известил влюбленную девицу о разрыве в эпистолярной форме, причем роковое письмо было адресовано даже не самой Каролине, а ее подруге.
Исход драмы был подсказан романтическим духом эпохи, литература которой очень любила такие истории и неоднократно описывала финал подобной коллизии.
Например, так:
«Мне нельзя жить, — думала Лиза, — нельзя!.. О, если б упало на меня небо! Если бы земля поглотила бедную… Нет! Небо не падает; земля не колеблется! Горе мне!
Она вышла из города и вдруг увидела себя на берегу глубокого пруда…»
Любовь
…Окончить муку любви неутоленной,
Еще горшую муку любви утоленной.
Эта глава тесно связана с предыдущей, но в качестве главного мотива для добровольного ухода из жизни здесь рассматривается не утрата объекта любви, а сама любовь. Сильнейшее из доступных человеку переживаний, как известно, может быть источником и высшего счастья, и глубочайшего несчастья. Причем самоубийством чреваты крайности обоих этих состояний.
Любовь — самая тривиальная и в то же время самая поэтическая из причин, по которым люди убивают себя. Особенно восприимчивы к возвышенному трагизму любви литераторы обоего пола. По складу личности и характеру деятельности они более простых смертных склонны к суицидальному выходу из подлинно (или воображаемо) драматической любовной ситуации. О связи Эроса и Танатоса написано так много, что, вероятно, нет смысла углубляться в эту тему — достаточно отметить, что кроме всего прочего две эти могучие силы еще и являются главными двигателями творчества. Писателю легче, чем кому бы то ни было, запутаться в мудреных переплетениях Любви и Смерти. Эта глава неслучайно длиннее предыдущих. На пересечении Эроса и Танатоса писатель (как, впрочем, и вообще человек) раскрывается наиболее ярким и впечатляющим образом.
Как уже было сказано, суицидальным исходом грозят две разновидности любви: абсолютно несчастная, то есть неразделенная, и абсолютно счастливая, то есть разделенная до такой степени, что слиянность любящих распространяется не только на жизнь, но и на смерть.
Поэтому глава о любви содержит две контрастирующие части, у каждой из которых свое заглавие. Первую, разумеется, следует назвать
Страдания молодого (и не очень молодого) Вертера
Луга, цветы к чему мне без нее?
Все царства мира и всё злато?
Да и сам мир к чему?
Несчастная любовь — отличный стимул для литературного творчества, гораздо более эффективный, чем любовь счастливая. Страдания неутоленной страсти подарили человечеству куда больше шедевров, чем сытое мурлыканье любви благополучной. Однако безответная любовь для литератора не только возбуждающее средство, но и безжалостный убийца, на кровавом счету которого не один десяток писательских смертей.
В качестве эпиграфа к этой главке взяты строки из предсмертного стихотворения португальского романтического поэта Ж. Артура (1811–1849). Он утопился из-за несчастной любви, прижимая к груди ленту, вышитую той, которая не пожелала ответить ему взаимностью. Целиком стихотворение длиннее, однако поэт вполне мог бы ограничиться одним этим трехстишьем, краткостью и выразительностью удивительно похожим на японское хайку. Главное здесь сказано — и о себе, и о всех других влюбленных страдальцах, кому жизнь стала немила (на языке психоанализа это называется менее романтично: «фиксация на фетишизированной идее»).
