Собака и лисица - Майнарди Данило (чтение книг .txt) 📗
Нам следовало бы вообще отказаться от термина «инстинкт», или же использовать его, не выходя за рамки фиксированных схем действий. И тем не менее, когда речь идет о таких понятиях, которым трудно дать строго научное определение, то в известных пределах использование термина «инстинкт» оказывается полезным.
Во всяком случае, я обязан был дать соответствующее разъяснение читателю, ибо для меня особенно важно, чтобы мы понимали друг друга.
Для моих дальнейших рассуждений крайне необходимо сейчас вернуться ненадолго к начатому разговору о ловле кошками мышей. Чтобы не запамятовать, я нарочно расставил ряд ловушек. Так, я уже отметил мимоходом, что китайский ученый добился своими экспериментами некоторых результатов, «хотя и были кое-какие отклонения от общего правила»; чуть позже, говоря о кошке, обучающей своих детенышей ловить мышей, я указал, что «только так котята становятся (или могли бы стать…) настоящими ловцами мышей». Эти оговорки продиктованы моим убеждением, а вернее было бы сказать – сомнением.
На мой взгляд, некоторые котята могут стать превосходными истребителями грызунов, даже не проходя специального обучения. Мне самому приходилось сталкиваться с подобными фактами, и об этом свидетельствуют наблюдения других исследователей. Например, сам Янгкуо в ходе своих экспериментов отметил некоторые отклонения от нормы. Как порой случается в биологи, отдельные экспериментальные результаты постоянно отклоняются от ожидаемых, и тогда конечная закономерность высчитывается статистически; если же данные, противоречащие гипотезе, малочисленны, их попросту не принимают во внимание. Да и вообще такого рода данные всегда недооценивается. Вот здесь, по-моему, под общую закономерность подпало меньшинство несмышленых котят, то есть тех, которые не способны обрести нужные навыки самостоятельно. Не исключено, что такое меньшинство получило преимущественное положение среди испытуемых благодаря тому факту, что кошка – животное домашнее. А ведь в природе механизм обучения должен действовать весьма эффективно, поскольку кошачьи семьи распадаются рано, и одиночное существование молодняка начинается в пору, когда котята едва успевают получить лишь самые первые охотничьи навыки. К тому же известно, что среди владельцев кошек существует обычай раздавать котят в самом раннем возрасте, когда они еще не успели как следует усвоить повадки своей матери, используемые ею при ловле мышей.
Не следует забывать также, что кошка была одомашнена именно благодаря своей способности уничтожать грызунов или по крайней мере отпугивать их от домашних припасов съестного. Поэтому нетрудно представить, насколько строгим был искусственный отбор, который длился веками и не прекратился, как я думаю, еще и сейчас. Очень редко приходится встречать в обыденной жизни целые кошачьи семьи, ибо, как правило, кошек держат в доме поодиночке. И хотя такие кошки не проходили специального обучения, тем не менее ловить мышей они умеют.
Я считаю (хотя это пока лишь неподтвержденное предположение), что в результате одомашнивания кошка в своем развитии утратила необходимость в специальном обучении, которое в самом раннем возрасте заменилось, к примеру, игрой в охоту с неодушевленными предметами.
Этот вопрос относится не только к проблеме игр, но и к другим аспектам поведения животных. Итак, не могу не отметить тот странный факт, что любая посторонняя собака относилась к лисенку Кочису почти как к собаке, не проявляя при этом обычной собачьей осторожности при встрече с незнакомым зверем. Я уже говорил, что у Кочиса установились нормальные отношения с другими собаками, в основном с пинчерами, принадлежавшими Барилли. Но лисенку приходилось иметь дело также с немецкой овчаркой, боксером и таксой, о которой будет особо сказано несколько ниже. Иногда с обеих сторон проявлялось некоторое непонимание, но оно никогда не выходило за рамки обычной рутины общения между особями одного вида. Поэтому не было ничего странного в том, что Кочис одинаково тянулся как к собакам, так и к лисицам (он часто виделся со своими родителями), и к людям. А вот отношение к нему других собак, которые не были запечатлены на лисиц, было странным. Хотя и это тоже не было новостью. Хорошо известны случаи, когда выращенные в домашних условиях лисицы после первого же знакомства начинали ладить даже с охотничьими собаками.
Однако я не в состоянии дать точное толкование всем этим явлениям. Думаю, что здесь играют роль два решающих фактора. Во-первых, по непонятным пока причинам лисицы, выращенные в домашних условиях, утрачивают свой специфический запах, который свойствен им в диком состоянии. Во-вторых, запечатленная на собак лисица использует присущие ей средства общения и вызывает таким образом ответную реакцию. Различия в сигнализации и общих очертаниях тела, видимо, не столь велики, чтобы безнадежно воспрепятствовать общению лисиц с собаками.
Но, возможно, здесь кроется и что-то другое. Так, игры псовых состоят почти исключительно (использую это «почти» ради пущей осторожности) из фиксированных схем действий, которые влекут за собой самые различные реакции, относящиеся к категориям полового и охотничьего поведения и даже к сфере установления иерархических отношений. В частности, у псовых мало развита спонтанная тяга к новым движениям, которая столь характерна, например, для обезьян. Но как бы там ни было, даже псовые способны воздействовать на поведение друг друга посредством того, что, пожалуй, и не назовешь имитацией, но все же принадлежит к арсеналу средств общения. В разбираемом нами случае, который был также подробно изучен и описан другим исследователем (Ивом Руже), живущая исключительно среди собак лисица «количественно» изменяет свое поведение, приспосабливаясь тем самым к собачьим повадкам. Наблюдения Руже касаются кастрированного самца лисицы, прожившего в течение шести лет бок о бок с сукой из породы английских спаниелей. Даже во взрослом состоянии лисица продолжала играть с собакой. Во время игровой борьбы между друзьями у лисицы очень часто наблюдались те фиксированные схемы действий, которые как раз свойственны собаке. Это наглядно проявлялось в игровых укусах в морду или в касаниях партнера передней лапой – в тот момент, когда животные делают стойку друг перед другом. Во время лисьих игр такие схемы обычно не наблюдаются. Вполне очевидно, однако, что лисица генетически и морфологически вполне способна к проявлению этих стереотипных действий, которые она могла перенять в качестве общего группового сигнала от собаки, имея ее перед собой как постоянного партнера и усвоив, следовательно, многие ее привычки.
Поэтому нетрудно представить, что выращенная среди собак лисица может восприниматься любой собакой как нечто совершенно непохожее на обычного похитителя кур, поскольку она утратила свой специфический запах и изменила повадки, вполне приблизившись к собачьему типу. Собака – не собака, а так, смесь самых различных сигналов – от тех, что схожи в силу общего эволюционного происхождения, до сигналов, которые стали схожими на почве взаимной симпатии.
Когда Кочису миновал год, в доме Барилли объявилась новая обитательница – трехлетняя сука такса по кличке Амменда. Их первая встреча оказалась поразительной, как поразительны были и их взаимоотношения, которые я назвал бы единственными в своем роде.
Итак, первое знакомство состоялось в саду. Заметив друг друга на расстоянии нескольких метров, они остановились как вкопанные, около минуты присматривались, затем, виляя хвостами, подошли вплотную, после чего началось обычное обнюхивание. И вот тут-то с лисенком Кочисом случилось что-то невообразимое. Словно ошалев от радости, он взвизгнул, растянулся на земле и обмочился. А потом вошел в настоящее исступление. Он игриво покусывал собаку в морду, пролезал у нее между лап, а она, довольная, виляла хвостом, хотя, казалось, была несколько шокирована такими знаками внимания. Кочис продолжал кататься по земле, резко вскакивал и пускался наутек вне себя от счастья, приглашая таким образом собаку к игре. Сколько было радости в этой безумной беготне! Всякий раз после очередного круга лисенок останавливался, тяжело дыша, перед Аммендой и обращал к ней взгляд, словно озаренный счастливой улыбкой. А потом снова пускался вскачь, валялся по земле и радостно визжал. Особое удовольствие ему доставляло пролезать под брюхом Амменды, которая становилась все более покладистой. Эта игра ее явно забавляла, и она даже делала попытку притворно укусить нового знакомца, чья голова целиком умещалась в ее клыкастой пасти.
