Видеозапись - Нилин Александр Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
И все-таки в тот день я никак не мог предположить, что совсем скоро стану по отношению к футболу телезрителем.
3
Свой роман с футболом и спортом вообще я бы предпочел дальше провести через историю своих неудач на долгом пути к литературной профессии, не скрывая своих репортерских несовершенств, полагаясь, однако, на свою удачливость зрителя, от имени зрителя, которому судьба подарила еще и памятные встречи. Поскольку сегодняшний спортивный роман все-таки роман спорта со зрителем.
Так уж получилось: не что-либо иное, а бокс привел меня к профессии, занявшей на года, переменившей первоначальные планы, перекроившей прежние намерения, от чего-то существенного отвлекшей, но к чему-то важному в понимании мира и людей и себя самого, как мне кажется, постепенно – может быть, только слишком уж постепенно – приблизившей.
Не хочу, не собираюсь никого здесь удивлять парадоксами. Напротив, стараюсь – не исключено, что и с некоторым опозданием – разобраться во всем, обнаружить логику в своих поступках. То есть, попросту говоря, пробую поставить себя в равные условия с теми, о ком пишу…
Бокс… Ну что же, польский боксер, финалист Римской Олимпиады Петшиковский (он проиграл Кассиусу Клею, будущему Маххамеду Али), сказал: «Спорт – это приключение».
В случае со мной мы видим, не подтверждается. Я не был спортсменом, не был и настоящим, как понимаю, болельщиком спорта после детства. И не связал себя со спортивной журналистикой, проработав в штате спортивных изданий в общей сложности всего-то около двух лет.
Приключение? Не ахти, конечно, какое. А все-таки…
Первый чемпион мира по волейболу Владимир Иванович Щагин, убеждая в особой сложности своего вида спорта, заметил, что в обыденной жизни нет ничего общего с действиями игроков на площадке, в обыденной жизни вроде бы и движений, сходных с приемами этой игры, нет.
Если взглянуть с такой точки зрения, то бокс – самый что ни на е. сть естественный для человеческих проявлений вид спорта: не агрессия, так самооборона.
Да, разумеется, бокс – не драка, а умение и у лучших мастеров – искусство. Но откуда же взяться умению и тем более искусству, если нет характера? В драке же и самый мирный, добродушный человек просто обязан проявить характер, свой характер. Это никакой педагогике и морали не противоречит, хотя никто из педагогов вроде бы не поощрял вслух драк.
Во многих жизненных проверках я оказывался бесхарактерным, но не в драках – здесь почти не могу себя упрекнуть.
В моей равнодушной к спорту семье к боксу как раз относились благожелательно.
Это, считали, полезно и даже необходимо мужчине: владеть приемами бокса – во-первых. А во-вторых – личный мотив: отец был знаком с Николаем Королевым, а мать когда-то училась вместе с его женой в институте (правда, во время довоенного матча за абсолютное первенство между Виктором Михайловым она больше сочувствовала Михайлову – тот был старше, к тому же Королев разбил ему нос, и матери казалось, что молодой соперник норовит ударить по больному месту).
Королев в послевоенные годы наряду со штангистом Григорием Новаком на равных конкурировал во всеобщей популярности с любым из самых знаменитых футболистов «Динамо» или ЦДКА. Он символизировал весь бокс – о нем легенды ходили. И я их с детства повторял, пересказывал и от себя добавлял беззастенчиво. Кто мог поверить? До информационных взрывов было далеко. Скупость информации способствовала мифотворчеству. Я знал – из тех же журналов, – что есть и еще замечательные боксеры Щербаков, Огуренков, Грейнер. Но вокруг них как бы не образовывалось пространство для преувеличений – а без этого какой же миф? И тяжеловес, как самый-самый, конечно, получал предпочтение.
Один из товарищей детства спросил меня в году сорок девятом: «Ты не знаешь, случайно, кто сейчас самый сильный человек на свете?» Я и не задумывался: «Королев!» Заметьте, не Новак – тоже фигура из легендарных. А Королев, никто иной.
Но информация уже вступала в противоречие с прижизненными легендами.
В том же сорок девятом году в бою за звание абсолютного чемпиона Королев победил совсем молодого Альгердаса Шоцикаса, как оказалось – в последний раз победил, последний раз стал чемпионом.
Я читал про этот поединок в «Огоньке» – там сообщалось, что проигравший Шоцикас в первом раунде имел преимущество и непобедимый Королев даже побывал на полу…
Через какое-то время отец, вернувшись домой, рассказывал; что встретил сегодня Колю Королева и тот рассказывал… Я в своих ранних амбициях единственного в семье знатока спорта не удержался и вставил поспешную реплику, скептически, насмешливо отозвавшись о том, кем восхищался. До сих пор неловко об этом вспомнить. Отец рассердился и не стал ничего рассказывать – так и по сей день не знаю: о чем поведал ему тогда Королев…
Прошел еще год – и чемпионство перешло к Шоцикасу, Королев пропустил год, не приехал на чемпионат в Свердловск, а в следующем сезоне проиграл новому чемпиону, об этом подробно писали в том же «Огоньке».
Познакомился я уже с проигравшим Королевым – шли с отцом по улице Горького, по той стороне, где Моссовет, телеграф, и навстречу шел Королев в пальто и в шапке, зимой это было, Так вот на центральной улице, между Моссоветом и телеграфом, я впервые в жизни познакомился со спортсменом – и сразу с Королевым.
Чуть не забыл сказать, добавить, что я уже знал и любил к тому времени бокс по кино. Прекрасно помню – с Петровки вижу рекламу на «Метрополе»: мужчина прижал к уху телефонную трубку. «Первая перчатка» – сколько раз я смотрел ее за свою жизнь.
В шестидесятые годы бывший чемпион Союза по боксу Эдуард Борисов заведовал литературным отделом в спортивном журнале и поручил мне написать статью о кинофильмах на спортивную тему – и о старых, и о новых. И я как забыл, что столько раз смотрел эту комедию – никто же не заставлял, – и в критическом запале среди прочих лент и на нее обрушился. Тогда она действительно уже казалась мне, подобно «Вратарю Республики», слишком далекой от реалий спортивной жизни. Борисов не стал со мною спорить, ничего из статьи не вычеркнул, но признался, что «Первая перчатка» позвала, привела его в бокс. Теперь признаюсь и я, что и меня позвала, – только боксером вот не стал…
Настоящий бокс я увидел впервые в цирке – попасть на такой бокс было так же трудно достижимо, как на футбольный матч ЦДКА с «Динамо».
Цирк и по-прежнему кажется мне наилучшим местом для проведения боксерских соревнований. В какое-то сравнение может с ним идти и круглый зал дворца «Крылья Советов».
Но – цирк! Цирк же и сам по себе – загадка, тайна. И в нем еще – бокс.
Арена, принявшая, малиново-бархатно окольцевавшая канаты ринга, для меня предвосхитила телеэкран – я, кстати (все, как видите, оказывается кстати, все связано, и в какую прочную цепь ассоциаций), телепередачи к тому дню считанные разы смотрел, телевидение еще нескоро – не по времени, по осознанию ощущения – станет для меня бытом.
Как хорошо, как отчетливо помню я тот чемпионат – странно, но позднейшие спортивные события не заслонили мне этот, в общем, ничем не примечательный турнир. Я бы долго – и с подробностями, деталями – мог бы рассказывать о нем, называя фамилии и обрисовывая фигуры, описывая лица…
Но повода нет. Я ведь упомянул о нем ради Королева.
…Теперь, когда он не был первым и специалисты не оставляли ему шансов на победу – о чем я, правда, и не подозревал, – мне хотелось, чтобы он победил во что бы то ни стало, несмотря на то что Альгердас Шоцикас чрезвычайно мне понравился – и как выходит он из своего угла ринга, названный судьей-информатором, и как держится на ринге. Да и как, кому он мог не понравиться – великолепный Шоцикас? И все равно я болел за Королева. Хотя в полуфинальном бою с малоизвестным боксером (но я-то, в том моем состоянии, конечно, запомнил фамилию – Потоцкий) он не произвел на меня большого впечатления. К тому же повредил бровь…
