Джанлуиджи Буффон. Номер 1 - Перроне Роберто (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
И вот я там, дома, у дяди и тети, сумасшедших болельщиков «Ювентуса», и я счастлив, потому что держу в руках карточку футбольного тотализатора. Мне четыре или пять лет, и прошлым вечером я впервые продиктовал свои первые цифры в тотализаторе.
«У меня тринадцать», – настаиваю я. Дядя с тетей смеются. Они смеются не надо мной, но мне все равно неприятно. Они терпеливо успокаивают меня и объясняют, что в тотализаторе считается одна колонка, а не две.
В тот раз у меня не было тринадцати, но много лет спустя – а я играл в тотализатор, пока мог, каждую неделю – мне удалось собрать двенадцать, на миллион лир. Я не помню, кричал ли я, и даже не помню, где в тот момент находился. Но получил колоссальное удовлетворение. Не из-за денег, а из-за результата. Мне приносит радость сама игра, – пожалуй, самая большая моя страсть. Но это другая история, о ней потом.
Настоящий выигрыш – это моя семья: папа Адриано и мама Мария Стелла. Часто я смотрю на них – уже не глазами ребенка, но взрослого, и все равно удивляюсь. Я бы тоже хотел через тридцать лет так смотреть на женщину, которую люблю, и хотел бы, чтобы она смотрела на меня так, как моя мать на отца.
Мой папа толкал ядро, мама метала диск. Они тренировались в национальной сборной по атлетике в Формии, в Федеральном техническом Центре. Нельзя сказать, что первая их встреча отметилась большой симпатией. Папа размахивался для броска, мама проходила мимо, и он грубо крикнул ей: «Уберись!» Один бросок – и два сердца. Даже три. Сначала Гвендалина (1973), Вероника (1975), потом я, в 1978-м.
Я самый младший в семье, я всегда им был и всегда останусь, возраст и рост не играют роли. Я самый младший, и все.
Мне всегда казалось, что спорт у меня в крови: вся моя семья – спортсмены, все Буффоны носили майки национальной сборной. Сначала занимались спортом, потом преподавали. Мои сестры были чемпионками в волейболе. Мои родители получили дипломы тренеров Национального института физкультуры и работали в школах Тосканы: Тиррения, Пиза, Фучеккьо. Когда я родился, мои сестры ходили в детский садик. Но я был самым маленьким и не мог посещать садик на полный день. Мой отец был из Латизаны, Фриули, и там до сих пор живет его семья.
Так что я оказался у дяди с тетей, потому что они могли меня содержать. Пока я не пошел в школу, моя жизнь была подчинена сезонному ритму: зимы я проводил в Пертегаде у дяди с тетей, лето – дома.
Пертегада – малюсенький городок, я был дико избалован дядей Джанни и тетей Марией (те самые, с тотализатором) и бабушкой Линой. Я был любимым, самым маленьким внуком, чужаком. Думаете, это ничего не значит? Вы когда-нибудь жили в маленьком городе? В маленьких городах всегда так: если вы не часть клана, вы становитесь чужаком, на вас смотрят, изучают, и если принимают, то любят еще больше, чем тех, кто жил там всегда.
Иногда я спрашиваю себя, у всех ли так, у всех ли жизнь строится на связях, отзывах, сигналах. Свои первые игры с футбольным мячом я провел именно в Пертегаде, среди сугробов. Когда я дебютировал в национальной сборной, я смотрел на снег на бывшем стадионе Ленина в Москве и думал: «Невозможно, неужели и здесь?»
В Пертегаде я проводил дни в продуктовом магазине с другой моей тетей, Альдиной. Для меня это был волшебный мир. Ходить между полок, бегать по коридорам, полным еды. Еды…
У меня всегда был полный рот. Больше всего мне нравились бутерброды с мортаделлой, я поглощал их, как машина. А еще были конфетки Haribo – с мармеладом, с карамелью, с ликером. Счастливый, я полными руками загребал сладости. Бродить по этим коридорам – это был мой способ не надоедать родственникам. Я привык быть автономным. Это всегда была моя особенность.
Магазин был на первом этаже. На втором был дом, разделенный на две части: с одной стороны – Джанни и Мария, с другой – Альдина. Была огромная печь, на которую кидали одежду, приходя с улицы, если снаружи шел снег. К Альдине я ходил смотреть фильмы с Бадом Спенсером, со всеми его пинками и улыбками, а она мне готовила макароны в соусе или кукурузный суп.
Всегда нужно было что-нибудь горячее, потому что на улице было холодно. Я не страдаю от холода. Часто думаю, что в детстве я хорошо закалился, но холод мне не нравится. Я помню, что однажды после обеда мне запретили выходить гулять, потому что шел снег. Тетя Мария семь раз переодевала меня до обеда. Каждый раз я заново выходил и играл в снежки, бегал с друзьями, играл в мяч.
Я не люблю надевать на себя много одежды даже зимой, но когда живешь в месте с таким климатом, начинаешь любить тепло. Тепло печки в доме дяди и тети во Фриули было важным элементом моего детства.
Как и отсутствие режима. Может быть, поэтому я сейчас ем когда угодно, но не по расписанию. Мы вставали в пять, садились за стол в 11.30 и в 17.30, в 20.30 пили ромашковый чай и шли спать в 21.00. Это был мой дом, и я любил и его, и людей, которые в нем жили.
Я так любил их, что однажды расстроил маму. Возможно, это было одно из самых больших ее огорчений, связанных со мной. Это было на одном из грандиозных семейных сборищ, на религиозном празднике, в Карраре. Когда надо было идти спать, я устроил ужасную сцену: я хотел спать с дядей и тетей, а не с родителями. Мама до сих пор время от времени вспоминает об этом и рассказывает мне, качая головой.
Пертегада – место моих корней, моих самых сильных впечатлений, одно из тех мест, куда я постоянно возвращаюсь своей памятью. Там, среди прочего, я начал коллекционировать наклейки Panini. В 1983 году мне подарили мой первый альбом. Листая его, я до сих пор испытываю сильные эмоции и снова вижу себя ребенком, который открывает упаковку с наклейками Асколи: Анцивино и Николини. Я никогда не прекращал их собирать.
С 1961 года у меня нет только двух альбомов.
В Пертегаде я получил и свой первый мяч. Его мне подарил дядя. Я пошел играть на поле в пятистах метрах от дома. Это был «супертелемяч», как тогда говорили. Он летел, куда хотел. Мой отец дарил мне только мягкие, как губка, мячи, которые мне не нравились. Я бегал по полю с мячом и играл с мальчишками старше, я был их баловнем.
Летом я возвращался в Каррару. Лето для меня, ребенка, было не менее магическим, чем зима. В сущности, это был тот же запах открывающейся перед тобой жизни, возможности все попробовать. Моим любимым местом был – и остается по сей день – курорт Баньи Юнионе 1920. Весь день на пляже с сестрами, кузинами и их парнями. Я и там был баловнем. Иногда, правда, меня использовали как игрушку.
Их любимым развлечением было следующее: они связывали мне руки за спиной, а я должен был преодолевать преграды, прыгая по песку. Сколько раз я царапался! Но мне нравится думать, что так я преодолел страх падать на землю, даже когда она покрыта снегом, и принимать удары.
Однажды в сентябре я не вернулся в Пертегаду. Мне было шесть лет, и пора было начинать ходить в школу.
Открылась первая серьезная дверь моей жизни.
2
Скамейка и штанга
Между западом и дорогой на Эмиилю Банг
Или похожий звук.
Мяч попадает в штангу и отлетает в поле. Теперь я наконец-то вздыхаю с облегчением. Я не успел за ним, но бог ворот подал мне руку и взял тот мяч, который не взял я.
Но не в тот день, тогда мне это не понравилось. Я должен был забить гол, и не где-нибудь. «Сан-Сиро» огромен, он подавляет тебя, к этому невозможно привыкнуть, он производит впечатление даже на профессионала. А уж на мальчика! Мой первый раз на большом стадионе, мой дебют, и я не защищал ворота команды, а пытался забить мяч. И он попал в штангу. С пенальти.
Банг. И я не смог вписать этот гол на миланском стадионе в свои спортивные достижения.
Это был март 1989-го, я играл в отборе «Масса Каррара». Там был и Дзанеттино, как я называю Кристиано Дзанетти, ныне моего товарища по «Юве», и Марко Росси из «Дженоа». Это был ребяческий матч, закуска перед главным блюдом, матчем Серии А. В тот день в программе был «Интер» против «Вероны». Хозяева выиграли 1–0 благодаря голу Берти.
