Видеозапись - Нилин Александр Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
В ту осень и зиму Борис Лагутин выступал реже. На первенстве «Спартака» победил с трудом, пропустил тяжелый удар, побывал в нокдауне. Поговаривали: он утратил форму.
У Лагутина легкой жизни в боксе не было. Он не побеждал без борьбы – с ним всегда конкурировали. Он побеждал конкурентов по всем статьям, а сломить их воли не мог. Ему железные люди противостояли – чемпионы страны, им смещенные: великолепный техник Иван Соболев и физически отлично одаренный, опытный Виктор Васин. Они выходили на ринг против Лагутина, как на главный в жизни бой. Они могли заведомо знать, что тот в лучшей своей форме и ничего им не светит, но умели найти в себе неслыханную стойкость и свести его преимущество к минимуму. Им подражали молодые, и в частности Трегубов.
Лагутин не оставлял соперникам никаких надежд. Они уходили – он продолжал. И когда, наконец, конкуренты, отчаявшись, отступили, в категорию «семьдесят один» вошел Агеев, выраставший на глазах у Лагутина в очередного и наиболее опасного соперника.
В ту осень и зиму Лагутин редко выступал. Роль его в сборной исполнял Агеев. Неизвестно только было: временно или постоянно?
Осенью приехали в Москву англичане – молодая команда, без громких имен. Когда утверждали в Федерации бокса состав нашей сборной, руководителям и тренерам рекомендовали: «Настраивайте ребят исключительно на товарищескую встречу, никакой злости не надо, победа предрешена, и усердствовать не стоит, чтобы все корректно, работать, как в тренировочном зале на спаррингах».
Получилось не у всех. Некоторые так и не приспособились к джентльменским требованиям. Или давили, или, вспомнив «установку», останавливались в центре ринга и сами пропускали удары – и тогда снова лезли напролом.
Агеев же показал нечто удивительное. Он так ни разу и не ударил, а противник терял равновесие, натыкался на канаты и вдруг рассмеялся – понял: бить не будут. Агеев шутит – и разница в классе такая, что о спортивном интересе глупо и заикнуться.
Агеев воспринял бой как повод повести противника, а заодно и зрителя по всем помещениям своего арсенала, нигде подолгу не задерживаться и лишь потрогать оружие, лишь представить в воображении коэффициент его полезного и возможного действия. Он показал: уход от удара не менее грозен, чем сам удар, – противник теряет ориентировку, утыкается в канаты и от ощущения бессилия, обреченности теряет веру в себя. Хотел – и вместо встречной атаки останавливал противника, сам оставаясь на месте, и без помощи рук, одними движениями головы вынуждал его промахиваться с удобной дистанции, гипнотизировал. Переводил бой в плоскость, где чувствовал себя устойчиво, а противник ежесекундно скользил.
Обыкновенный, что называется, рядовой зритель реагировал восторженно, радовался зрелищу. И специалисты ласково улыбались.
Зимой наши боксеры дважды встречались с боксерами Польши – разыгрывался финал командного европейского Кубка. Здесь Агеев в боевой обстановке сохранял зрелищную щедрость поединка. Предложил два варианта – на выбор. В Лодзи выиграл совсем быстро – за явным преимуществом. В Москве, наоборот, эффектно тянул с развязкой, за что зал оставался не в претензии, а в прессе пожурили: переперчивает. Но пожурили сочувственно, намекнув: олимпийская надежда. Были выпущены цветные открытки, на встречу Олимпийским играм, и Агеева живописно изобразили: двадцатидвухлетний атлет в красной майке на фоне голубого безоблачного неба картинно поднял руку в боксерской перчатке. А облака ползли за кадром, и несли они грозу.
«Очень был осторожный бой и хитрый», – скажет год спустя Агеев. И осторожный, и хитрый, и напряженный крайне, и красивый, наверное. Ведь небывалый случай, что приз за самый красивый бой присудили обоим участникам встречи.
Вполне понятно, приз не утешил побежденного Агеева. Трое судей из пяти отдали предпочтение Лагутину в Хабаровске, где в климатических условиях, близких к Токио, соревновались претенденты на поездку в страну Олимпиады. Но Хабаровск не приблизил Агеева к Токио. 3: 2. По существу, при таком счете можно продолжить спор: кто сильнее?
Спорить, однако, никто не стал. Лагутин подтвердил, что он Лагутин. А Виктор из кумира вновь превратился в талантливого молодого, которому (скептики правы: чудес не бывает) расти и расти, набираться опыта у старших, у старших учиться, старших слушаться, старшим не дерзить.
Не поправил дела и успешный спарринг с Попенченко на сборе в Кисловодске. Спарринг ни в чем не убедил тренеров. И авторитет Лагутина не из тех, чье свержение радует. Лагутин заслужил поездку в Токио, право на главную роль. Словом, Агеева без особых сожалений оставили дома.
Интерес к Агееву вновь возник с приближением первенства страны шестьдесят пятого года. И в несомненном сопоставлении с предстоящим выступлением теперь уже олимпийского чемпиона Бориса Лагутина. А Лагутин первый же бой внезапно проиграл Юрию Мавряшину и выбыл из соревнований. И диапазон соревнования сразу сузился. Вероятная победа Агеева в первенстве обесценивалась отсутствием опасных оппонентов. Мавряшин?. Победитель Лагутина не сумел закрепить успех, до встречи с Агеевым не дошел, проиграл на полпути. На следующий год он, правда, пробился в финал, но сенсации не произошло: Агеев оказался для него труднее Лагутина.
…Идет все то же первенство шестьдесят пятого. Виктор выигрывает бледно: Лагутин выбыл, он и расслабился.
Дядя Володя недоволен. Дядя Володя – Коньков Владимир Фролыч, международный арбитр – первый тренер Агеева.
Мы стоим с ним в правом крыле коридора за кулисами Дворца спорта, Агеев раздевается в левом крыле – туда Коньков зайти не может, он арбитр этих соревнований: этика. Остается стоять здесь и думать об Агееве, который в каких-то тридцати шагах.
К дяде Володе подходит Альгердас Шоцикас, он ведет на ринг подопечного из литовской команды и подходит к Конькову пожать руку, хотя они уже и виделись сегодня: «Мой талисман» (при судействе Конькова на ринге Шоцикас никогда не проигрывал). Коньков улыбается ему, смотрит вслед – и без видимой связи: «Что же это с Виктором делается?»
Коньков на англичанина похож: сухой, подтянутый. В белом судейском костюме с черной бабочкой его видел каждый зритель бокса. Он и в кино снимался – опять же в роли рефери. Не все знают: он и тренер, заслуженный – в связи с успехами лучшего своего ученика Агеева.
Коньков, в общем-то, идеалист по-своему: он не столько быстрых побед требует от учеников, сколько умения.
Такую позицию охотно поддерживают, за такую позицию наставника хвалят, но относятся к такому тренеру снисходительно: считают непрактичным, неприспособленным, беззащитным перед неминуемой критикой. Действительно, среди воспитанников дяди Володи Конькова бездарных и неинтересных боксеров нет, но и знаменитых чемпионов тоже. Исключение – Агеев. Самый талантливый, он и самый удачливый, известный, чемпион страны и Европы.
В боксерский зал ЦСКА на Комсомольском проспекте, на последнюю тренировку перед отъездом в Рим, Агеев приходит элегантный, в темных очках. Участники сборной ужо разминаются в тренировочных костюмах, рядом с нами врезает серии в набивной мешок Валерий Фролов, а Виктора задержал корреспондент радио с портативным магнитофоном, сует ему бумажку с заранее отпечатанным текстом – оригинальный, ни на кого из боксеров не похожий Агеев должен, выступая перед микрофоном, произносить чужой текст. Коньков смотрит на него от противоположной стены (он сидит на низкой гимнастической скамеечке) и тихо, на ухо мне: «Ни за кого так не волнуюсь, как за Виктора».
Казалось бы, а чего волноваться? За Агеева волноваться не надо: он же фаворит. И те, кто недавно признавать Агеева не хотел, сомневался в нем, теперь переменили мнение и делают авторитетные лица. «За Агеева, за кого-кого, а за Агеева можно не беспокоиться, он-то выиграет».
А Коньков беспокоится. Он потому и дядя Володя, что беспокоится, он все понимает, дядя Володя.
Ну а Виктор, возможно, потому-то и Агеев, каким все узнали его, что за Виктора надо беспокоиться…
