Драмы - Штейн Александр (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Миничев. Океан.
Часовников-отец. Шумит.
Миничев. Вы на Тихом не служили?
Часовников-отец. Не довелось.
Миничев. Стоим как на глобусе.
Часовников-отец. Да, большое хозяйство.
Миничев. Прямо пойдешь — в Китай попадешь. Направо пойдешь — Индия, Индонезия, Цейлон. Там — Япония, там — Сан-Франциско, там — Австралийский континент.
Часовников-отец. Где царевна Несмеяна, где царство заколдованное с деревьями поющими...
Миничев (усмехнулся). А где и Соловей-разбойник. (Помолчав). Кому же фантазия явилась вас так неверно информировать и почему? Ну, был слушок — и растаял. Случись существенное что — член Военного совета, начальник Политуправления он же един бог в двух ликах... знал бы. Ну, не в одном качестве, так в другом хоть. Впрочем... всяко бывает. (Шутливо). В порядке самокритики, конечно. (Пауза). Единственный у вас?
Часовников-отец. Один.
Миничев. Опасная вещь. (Вглядывается в океан). Как летели?
Часовников-отец. Без приключений.
Миничев. Первый мой умер, года не было. Жена находилась в состоянии исключительно тяжелом, врачи всерьез опасались — потеряет рассудок. Однажды сказала: «Иван Тимофеич, сколько их будет, пусть все и родятся». Теперь пятеро у меня. Их бабка всех своих в одной кровати родила, в ней же сама на свет появилась, в ней же и душу отдала. А моя первенца — на Балтике, блокадник, Нинка с Володькой — те полярники, Петр — черноморец, ну а младший, оторва, тот здешний, дальневосточник.
Часовников-отец. Побросало вас.
Миничев (шутливо). Служу Советскому Союзу. А вы, товарищ вице-адмирал, с вашей супругой маленько оплошали.
Часовников-отец (вглядываясь в океан). Жена моя умерла уже давно, в блокаде.
Миничев (покашлял). Ясно. (Помолчав). А парень ваш стихи сочиняет, частенько фамилия ваша мелькает в многотиражке.
Часовников-отец (угрюмо). Балуется.
Миничев. И во флотской печати попадаются.
Часовников-отец. Балует.
Миничев. Кто его знает, может, и прорежется.
Часовников-отец. Ему двадцать семь, адмирал. В таких случаях напоминают: Лермонтов уже застрелился.
Миничев. Застрелили.
Оба молчат.
Часовников-отец. Кстати, забыл поздравить вас с новым званием.
Миничев (засмеялся). Так ведь по третьему разу. Разве не помните? Прогремел.
Часовников-отец. Да-да, в сорок втором.
Миничев. В третьем. Съехал тогда с вице-адмиралов в капитаны второго ранга. По правде говоря, попал под гнев. По второму... можно было срезать, а можно и нет. Ну, по третьему... (Вздохнул). Виноват. (Снял фуражку). Отметился серебром. А в общем... (Засмеялся). Дорога без поворотов — длинна, спросите шоферов. Вы с какого на флоте?
Часовников-отец. Двадцать третий, призыв комсомола.
Миничев. Годки. И я по призыву краснопресненский.
Часовников-отец. На «Профинтерне» я тогда плавал. А вы, помнится, на «Комсомольце»?
Миничев. Так точно бывший «Океан». А потом на «Октябрине». (Прислушался). Шумит.
Часовников-отец. Шторм ожидается?
Миничев. Какой же, простите, океан без шторма? Стоячее болото.
Возник в сумерках Флаг-офицер.
Флаг-офицер (приложил руку к фуражке). Товарищ вице-адмирал, старший лейтенант Часовников сошел с корабля, разыскиваем.
Миничев. Не иголка, добудьте. А Платонов?
Флаг-офицер. У оперативного, послали вестового. (Ушел).
Появился Зуб. Он спешил, тяжело дышит.
Зуб (приложил руку к фуражке). Товарищ вице-адмирал, капитан первого ранга Зуб.
Миничев. Знакомьтесь.
Часовников-отец. Часовников.
Зуб посмотрел на него с некоторым испугом.
Миничев. Как ваша печень, не хулиганит? (Часовникову). Митрофана Игнатьевича мы на водичку отправили, в Ессентуки, печенку ремонтировать, ему доктор в меню жареное перечеркнул, нельзя ему, — так он наискосок меню красным карандашом — резолюцию: «Восстановить жареное. Зуб». Говорят, кое-кто на флоте, Митрофан Игнатьевич, так и кличет вас: «Восстановить жареное»?
Зуб. За глаза чего не скажут,
Миничев. Как с походом?
Зуб. Всё на «товсь».
Миничев. На «Взволнованном» что слышно?
Зуб (с некоторым испугом). На «Взволнованном» никаких происшествий не случилось.
Миничев. А с Часовниковым?
Зуб. Как и докладывал. Не подтвердилось.
Миничев. Лично проверяли?
Зуб. Так точно.
Миничев. Немножко-то хватил?
Зуб (смутился). Данных нет.
Миничев. Кого спрашивали?
Зуб. Капитана третьего ранга Тумана, старпом. Задорнова — старшина, на вахте стоял. Капитан Донченко справку дал — задержаний в ночь с субботы на воскресенье не имелось.
Миничев. А Платонов?
Зуб. Платонов само собой.
Миничев. Ну, Платонову можно верить. В штаб доложили?
Зуб. Передал для дальнейшего следования капитан-лейтенанту Куклину.
Часовников-отец. Куклина я знаю. Мой.
Появились Флаг-офицер и Часовников.
Часовников. Товарищ член Военного совета, по вашему приказанию... (Увидел отца. Застыл в изумлении).
Миничев. Знакомы?
Часовников-отец. Встречались. Ну, здравствуй.
Часовников. Здравствуй, папа.
Миничев. Отвернуться?
Часовников-отец. Дома. (Сыну). Ну, моряк. Как ты?
Часовников (помолчав). Здоров.
Часовников-отец (скрывая волнение, насмешливо). Смотри-ка. Будто бы нос у тебя вырос. И ростом вроде поменьше стал. Часом, не женился?
Зуб. Бобыль, товарищ вице-адмирал.
Миничев. Невест у нас нехватка на Дальнем Востоке. Клич бы кликнуть.
Пауза.
Часовников. Ты надолго, папа?
Отец засмеялся.
Миничев. А вы ему скажите — почему вы сюда с четырьмя посадками. Эх, дети. Не столь с ними хорошо, сколь без них... плохо, да.
Часовников-отец (сурово). Дошел слух до меня, что у тебя тут... похождения. Дебош. А оказывается, чистое вранье, ничего не было.
Часовников. Да. Ничего. Ничего не было. (Поглядел на отца, внезапно). Было.
Долгая пауза.
Миничев. Как было, когда ничего не было?
Часовников. Было.
Миничев (Зубу, сдержанно). А? Зуб. Товарищ старший лейтенант, вы тут не сочиняйте, тут не поэзия, тут флот.
Часовников (с отчаянием). Было, товарищ адмирал. Было, пала. Все было, я напился с умыслом, с заранее обдуманным намерением, в шинели нараспашку, без головного убора, меня схватил патруль, вырывался, ботинок расшнуровал, с умыслом дебоширил, все было, все правда.
Зуб (растерянно). Лично проверял,
Миничев. Жареное вы восстанавливали. (Строго). Извольте рассказать, старший лейтенант, как было дело.
Часовников. Я уже все сказал, товарищ адмирал. Виноват во всем, на круг. Ни начштаба, ни старпом, ни вахта, ни командир. Прошу никого не винить, я, только я.
Миничев (сухо). Это уж мы сами разберемся.
Часовников-отец (с горечью и презрением). Эх ты, рыцарь!
Миничев (мрачно). А я думал — Платонову можно верить.
Часовников. Если кому и верить, то ему, товарищ адмирал!
Миничев. Коли наврал, нет веры.
Часовников. Не вранье это, нет, нет.
Миничев. Революционная целесообразность?
Часовников. Не врал — взял на себя! Патруль привел меня на корабль. Туман принял, написал рапорт, а Платонов порвал рапорт в кусочки.
