Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо" (полные книги TXT) 📗
Тьярд повернулся к своему отцу, не совсем понимая, что тот говорит. Они стояли чуть в стороне ото всех, отгороженные черными крыльями Ферхи, ревниво закрывающего их ото всех. Отец смотрел на него спокойно и легко, и глаза его были зелеными, словно летняя трава, а спина такой прямой, словно весь груз, что лежал на ней в течение долгих лет, сейчас спал. Он выглядел свободным. И мертвым.
- Уйти? – Тьярд заморгал, не совсем понимая, что он имеет в виду.
- Пришло новое время, мой сын, и это время принадлежит тебе, – Ингвар кивнул своим мыслям и вновь взглянул ему в глаза. – Мое время кончилось. И я хотел бы разделить его с Родрегом, как должен был сделать с самого начала. – Он сощурился, глядя на шумевших в отдалении анай. – Я слышал, они тоже так делают. И это – правильно.
- Отец… – начал было Тьярд, но договорить не смог.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, затем Ингвар кивнул, и принялся расстегивать пуговицы своей черной летной куртки.
- Ты сделал все правильно, мой сын, – повторил он. – Ты справился, царь Небо. А теперь позволь мне уйти с честью.
Тьярд отступил на шаг, чувствуя острую боль в груди и при этом – звонкое золото правильности. Так и должно было быть, он знал это с самого начала. Ингвар никогда не смог бы жить в мире с анай, в союзе с эльфами и равным с кортами. И уж точно он никогда не смог бы жить без дикости, без своего давнего любимого врага, который постоянно дарил ему ощущение жизни в их непрекращающейся ожесточенной схватке.
Потому, когда царь обнажил литые плечи и отбросил в сторону куртку, когда он снял с пояса кинжал и двумя руками протянул его Тьярду, кланяясь ему в пояс, он не сомневался.
- Я отпускаю тебя, Ингвар, царь Небо, – тихо проговорил он, сдерживая горькие слезы, сжавшие горло. – Иди с миром к Иртану и Орунгу, что примут тебя к своему Небесному Чертогу.
- Благодарю тебя.
Ингвар встал на колени и приставил лезвие кинжала к животу. Ледяной порыв ветра качнул кончики его черных, как смоль волос, и он закрыл глаза.
Вильхе летел все выше, и никто здесь не мог видеть слез Тьярда, которые сейчас ветром сдувало с его щек, которые вытапливало своими лучами солнце. Он не должен был плакать, потому что сейчас он был царем Небо, но не плакать он не мог.
Они победили. И все остальное было неважно.
Роща Великой Мани
Сквозь закрытые веки пробивался яркий свет, и Леда начала понемногу приходить в себя. Голова еще была совсем пустой и тяжелой, будто ее изнутри камнями набили, и мысли в ней вращались очень вяло и неохотно. Тяжесть чувствовалась и на ногах: их придавило к земле чем-то большим, и на груди, отчего ей было сложно вздохнуть. Да и руки не слишком-то двигались. Что-то мешало ей, и это что-то заставило ее медленно и неохотно открыть глаза.
Леда лежала в глубоком сугробе, заваленная снегом по самую грудь, лежала неудобно: лишь левая рука торчала наружу из снега, да голова была запрокинута на твердый наст. Все остальное тело оставалось под снегом, а сил шевелиться у нее не было.
Что-то было не так, как обычно, и несколько секунд Леда оглядывалась по сторонам ослепшими от слишком яркого света глазами. А потом до нее медленно дошло, и она подняла голову, едва рот не открыв от удивления. Небо, что еще какие-то несколько часов назад затягивал толстый плотный слой серых туч, сейчас было голубым и ярким, и прямо в его середине висело нарядное желтое солнце, заливающее снег ослепительными брызгами искр.
Мысли в голове все еще были слишком неповоротливыми и тяжелыми, а потому Леда на миг зажмурилась, снова открыла глаза и огляделась еще раз. Все осталось тем же: голубое небо и яркое солнце, которых она не видела уже так долго. И ни одного следа туч, ни единого крохотного облачка.
Тело постепенно начало просыпаться, по венам побежала кровь, и Леда застонала сквозь зубы. От долгого лежания в сугробе руки и ноги задубели, а теперь начали прогреваться и немилосердно болеть. Впрочем, было и хорошее в этой боли: раз тело протестовало и ныло, значит, она не заработала обморожение, и это уже обнадеживало.
Пошевелиться она пока что не могла, а потому Леда принялась осторожно сжимать и разжимать руки и ноги, расшатывая облепивший их снег, а свободной рукой – кое-как отгребать снег с груди. При этом она должна была и согреться, что тоже шло на пользу. А пока она откапывалась, у нее было время на то, чтобы подумать и понять, что вообще сейчас происходит.
Она лежала на небольшом заснеженном плато, ограниченном с двух сторон острыми зубами скал. Что было за спиной, Леда не видела, а вот перед ней, буквально метрах в пяти от ее ног, начинался обрыв, ведущий вниз, в долину Рощи. Теперь там было как-то меньше дыма и пепла, то ли из-за того, что мороз ударил, то ли из-за того, что закончилась метель. Отсюда Леде было видно, что долину укрывала белая шапка снега, наметенного ненастьем, и кое-где из-под него еще сочились узенькие змейки серого дыма, однако теперь видимость была гораздо лучше.
Глаз уловил движение, и Леда прищурилась. Крохотные с такого расстояния, едва заметные фигурки сальвагов перебирались по наметенным сугробам, направляясь к подножию водопада, который сейчас почему-то шумел где-то справа от Леды. Она нахмурилась, пытаясь сообразить, как так могло получиться. Она ведь совершенно точно помнила, как летела в сторону плато у Источника Рождения, намереваясь помочь отбивающейся от Псарей Торн, а потом в какой-то момент ощутила сильнейший удар ветра, не смогла управиться с его потоками и упала в снег, вот сюда, на это самое место. Только вот ветер над долиной во время сражения дул в сторону плато, а не прочь от него, и по всем правилам Леда должна была валяться сейчас в снегу за водопадом, гораздо западнее того места, где находилась сейчас.
- Стой! А дермаки-то где? – в голос воскликнула она, вновь вглядываясь вниз.
Размышления о странном поведении ветров можно было отложить и на потом, а вот разобраться с количеством оставшихся в живых врагов нужно было немедленно. Вот только глаз Леды скользил и скользил без конца по заснеженной белой долине, просматривающейся с идеальной точностью, и не различал больше ни одного дермака, ни одного, только сальвагов, что направлялись к водопаду.
Сердце внутри взметнулось, забилось, словно птица, ударило почти что в самую глотку, и Леда задохнулась, широко раскрыв глаза. Неужто они победили?! Неужто?!
«Сейтар!» – ее ментальный рев сейчас заставил, наверное, всех сальвагов поднять головы и взглянуть в ее сторону. Несмотря на то, что вожак терпеливо учил свою маленькую сестру экранировать сообщения и передавать их только тому, с кем она хотела говорить, сейчас Леда была неспособна вспомнить ни одного из его уроков. Она лишь барахталась в снегу, неуклюже отбрасывая прочь от себя порошу, и изо всех сил тянулась к сальвагу мыслью. «Сейтар, что происходит? Где дермаки? Мы победили?»
«Победили, маленькая сестра», – пришел полный солнца ответ, и Леда вскрикнула, завопила в своем сугробе, потрясая над головой кулаком от радости. «И я рад, что с тобой все в порядке. Ты не отвечала, я решил, что ты погибла. Тебе нужна помощь?»
«Да! То есть, нет! Я справлюсь!» – от радости помутилось перед глазами, и слезы горячим ручьем побежали по щекам. Она не стала сдерживать их, лишь громко всхлипнув и вновь отправив волку: «Я справлюсь!»
Она и правда была полнейшей дурой и умудрилась забыть даже про собственные огненные крылья. Всей душой взмолившись Роксане и вознося Ей хвалу за то, что сейчас происходило, Леда открыла за спиной крылья, и снег зашипел, потек, словно вода, моментально высвобождая ее лопатки. Развернув крылья вперед, она обвила ими свое тело, и через несколько мгновений была свободна. Мокрая насквозь от талого снега, с полуотмороженными ногами и руками, замерзшая и стучащая зубами, но счастливая.
Сверкнув в солнечном свете, крылья раскрылись, и Леда медленно полетела вниз. С непривычки и от холода грудь раздирал кашель, она стучала зубами и плакала, она смеялась, глядя на то, как внизу, возле водопада, выстраиваются сальваги. Кое-кто из них уже спал, вытянув длинные лапы и растянувшись на белом галечном берегу, кто-то полной пастью лакал воду, стоя прямо в незамерзающей даже в такие холода реке, кто-то зализывал раны или, прихрамывая, подползал к воде, чтобы напиться. И только одну фигуру Леда все никак не могла разглядеть, и от этого сердце тревожно сжалось.