Рейд БТ (СИ) - Мохов Игорь (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Чтобы отработать обратный прыжок, необходимо вернуться к месту тайм-прокола в течение суток с момента тайм-перехода. Обратный переход будет проведен автоматически. Иначе система зафиксируется в новом состоянии. При этом неизбежны флуктуации. Лейтенант, нужно вернуться назад. Нужно…
Тело старшины мягко опрокинулось набок. Неловко подвернутая рука уперлась в грязную резину катка.
…Снова подложив под голову старшине свою свернутую шинель, Степан сел рядом с лежащим. Откинулся назад, оперся затылком на каток, не обращая внимания на сырость. Закрыл глаза. Опять нужно было обмысливать положение. Обстановка, же, менялась со скоростью калейдоскопа. Любой расчет дальнейших действий, устаревал быстрее, чем Степан успевал в нём утвердиться. И принимать решение приходилось в ситуации крайне странной и запутанной, в Уставе РККА не описанной.
Если честно, навыка самостоятельной работы у Паничкина почти не было. Всегда находился кто-то старший и более опытный, кто мог взять ответственность на себя. Родители — дома, преподаватели — в училище, командиры — в армии. Даже в тех боях, в которых лейтенанту пришлось участвовать, инициативу проявлять не пришлось. Во всех четырех боях. Как-то так получалось, что танк Паничкина оказывался на прикрытии атакующих машин, где-нибудь на фланге. Сейчас, лейтенант понимал, что командир бригады видел его неопытность и берег, как и других молодых лейтенантов. А тогда, Степан злился на глупость командира, считал его старым перестраховщиком.
Но, когда Степану доверили настоящее дело — то, он не справился. Рейс за горючим, казавшийся таким простым делом, лейтенант полностью провалил. Погиб или пропал Галимзянов. Топливо не доставлено — и бригада тоже погибнет. Или, уже погибла? А как считать старшину Скрипчука? Степан почувствовал, что окончательно запутался в своих рассуждениях. Открыл глаза и посмотрел на лежащего рядом человека. Можно ли ему верить? Из того, что он рассказал, Степан понял не больше половины. "Тайм-прокол", "реципиент", "биовосстановление" — что означают эти слова? Общий смысл был, приблизительно, понятен. "Старшина" считал, что сюда они попали из-за него, и предлагал, по-видимому, возвращение назад, в 41-й год. Но сколько правды было в его словах? Кто послал его и что за задание он упоминал? Враг или друг? Хотя, даже если — враг, такого врага стоит уважать. С таким ранением, продолжать двигаться и найти танк — это серьезно.
От места, где танк "провалился" в это время, до его теперешнего положения — не меньше десятка километров, если по прямой. Но, ведь, на пути будет река… Степан другими глазами посмотрел на промокший комбинезон раненого. Да уж.
А как же "старшина" нашел танк? Наверно, это его "блок", каким-то образом "видел" танк и привел его к машине. Не зря, наверное, он и держал часы в руках, когда шел по дороге. Наверное, там что-то вроде компаса. Хитрый приборчик. Так, что же верить — или нет? Порасспросить бы, поподробнее — да никак. Вон лежит, дышит тяжело — не притворяется, вроде.
А может плюнуть на все? Сдать "старшину" в больницу, рассказать все чекистам, ну или как они теперь тут называются? Глядишь, поверят. Буду спокойно жить, войны, то, уже нет.
Спокойно? Зная, как погибла бригада? Что сгорела деревня и, возможно, погибли родители и сестра… Нет, спокойно — не получится. Нужно что-то решать. И решать сейчас.
А если поверить "старшине"? Если, и в правду, можно вернуться? Возвратиться на войну? Зная, что воевать еще три с лишним года. И, можно, и не дожить до победы?
Но, если, удастся вернуться — можно будет как-то спасти бригаду? Как? Не знаю, но — все равно, что-то нужно сделать. Иначе нельзя. Иначе, всю оставшуюся жизнь будешь знать, что у тебя был шанс спасти своих друзей — но ты струсил.
Степан понял, что он использует свой шанс…
Вот, только, где бы бензина взять?
Осенние сумерки медленно опускались на землю. Низкие тучи делали их еще темнее. Одиночные машины пролетали по шоссе, освещая светом фар придорожные кусты. Тягачи с полуприцепами, легковые авто и редкие автобусы, бортовые грузовики — проскакивали мимо крутого съезда на грунтовую дорогу и с гулом уносились вдаль. Вот и очередной красный огонь задних габаритных сигналов скрылся за поворотом…
Степан оглянулся назад: старшина лежал на полу танка, на подстеленной шинели. Его можно было бы принять за мертвеца, в тусклом свете лампы освещения боевого отделения, если бы не мерно подымающаяся и опускающаяся грудь. Лейтенант повернулся вперед — дорога была по-прежнему пуста.
— Первая передача, вперед! — гул работающего двигателя разогнал тишину леса. Посторонний наблюдатель, каким-то образом оказавшийся в лесу, в столь неприятную для прогулок погоду, мог бы увидеть, как большая куча веток неожиданно пришла в движение и поползла к дороге, рассыпаясь на глазах. Что-то прямоугольное, ящикообразное, вылезло из леса, разбрасывая вокруг себя охапки ветвей. Вздыбилось на подъеме, преодолевая выезд на шоссе, развернулось вправо и, разбрасывая ошметки грязи с многочисленных колес, начало разгон по щербатому асфальту.
Снова полотно дороги уносится под лобовой лист боевой машины. Снова, как и прошлой ночью, водитель напряженно всматривается в осенний сумрак, подсвеченный лучом единственной фары. Вот только, вчера, лейтенанту казалось, что эта дорога каждую минуту могла осветиться вспышками выстрелов немецкой засады, а в придорожных кустах мерещились вражеские танки и фигуры в чужих касках.
А теперь, Степан знал, что войны нет. Но легче от этого не стало. Дорога 1941 года была опасной, но своей, хорошо знакомой. Дорога, же, 2014-го, была мирной, однако — чужой. И это настораживало больше всего. Здесь, уже нельзя ответить на угрозу выстрелом башенного орудия. Да и что считать угрозой теперь? Ведь даже, если и попытаются остановить — не стрелять, же, в своих?
Все время, оставшееся до наступления сумерек, Паничкин провел с топором в руках. После того, как ему, наконец, удалось затащить Скрипчука в танк, он вдруг понял — что доехать обратно, до места "провала", незамеченным — практически невозможно. Если в прошлый раз ему повезло — предутренние часы, полумрак, дождь и редкое движение машин по дороге — то надеяться на второе такое чудо явно не стоило. "Бетушка" будет видна среди здешних машин, как таракан во щах. А это чревато неудобными вопросами.
Поэтому, при помощи топора, проволоки и какой-то матери, Степан соорудил поверх танка, прямоугольный деревянный каркас, скрывший не только башню с развернутым назад стволом пушки, но и все моторно-трансмиссионное отделение. После того как каркас был обтянут штатным танковым брезентом, машина приобрела, для стороннего наблюдателя, отдаленное сходство с тентованным грузовиком. При условии, конечно, что наблюдатель был пьяным, близоруким и смотрел в другую сторону.
Пока это срабатывало. Уже пару раз Степан разминулся со встречными машинами, один раз его обогнали, но остановить не пытались. И это давало надежду. Правда, была еще одна нерешенная проблема.
Наверное, Паничкину полагалось испытывать гордость за свой выбор возвращения на войну. Но он испытывал гораздо более приземленные ощущения. Лейтенанту очень хотелось есть. Пара сухарей, найденных в вещмешке старшины, лишь слегка заполнила сосущую пустоту в желудке. Однако, сильнее голода, Паничкина давило понимание, того, что бензонасос дохлебывает последние литры топлива из баков.
Степан уже пересек мост через реку. Миновал, и, как он теперь понял, автомобильную заправку. Никто не поднял тревогу, когда БТ, максимально прижавшись к правой обочине, проскочил мимо ярко освещенного навеса. Когда огни заправки скрылись за поворотом, Паничкин облегченно выдохнул — у него было предчувствие, что здесь его будут ждать, из-за проделанного им утром маневра. Но, видимо никто не узнал в затянутой брезентом коробке, странную машину, наделавшую ранее столько переполоху.
