Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий (онлайн книга без .TXT) 📗
– Интересно! Значит, эстляндские и латышские стрелки могут воевать за Россию с внешним врагом, но Эстляндия и Латвия не готовы самостоятельно управлять своей жизнью? – усмехнулся Чигирев. – Обязательно генерал‑губернатор из Петербурга нужен. Те права, которые я предлагаю дать Литве и Польше, значительно меньше тех, которыми уже больше сорока лет наделена Финляндия. В документе не идет речи о собственной валюте, внутренних границах и таможне. Но если народы созрели для обретения своей государственности, то удержать их мы можем, только удовлетворив экономические интересы. Насилие приведет лишь к радикализации националистических настроений на окраинах. И украинцы Уже вполне готовы создать украинское государство. Что же касается корейцев, о которых вы говорите, что «Россия позволила им жить», то они обитали в Приморье задолго до встречи с русскими первопроходцами. Если мы оставим народы бесправными, все они как один встанут на сторону большевиков, ведь только большевики провозгласили право наций на самоопределение. И если мы при этом начнем бороться с большевизмом, то окажемся для инородцев такими же поработителями, как любой из монархов, Напротив, предоставление широких прав национальным меньшинствам сделает эти меньшинства союзниками России как на Балканах, так и в Азии.
– Но поляки, скажем, отделятся непременно.
– Допускаю. Допускаю, что отделятся даже и финны. Но, если на то пошло, они в любом случае уйдут. Невозможно силой удержать того, кто не хочет жить с тобой под одной крышей, проще отпустить его и стать ему другом. Тем более что экономическую зависимость Финляндии и Польши от России решениями парламентов не отменить. Мы еще годы и годы сможем использовать это преимущество в своей внешней политике.
– Так‑то оно так, – протянул Керенский, – но государственники нас за такие декларации сожрут.
– Они и так будут бороться против нас. В Думе, в Учредительном собрании. Может быть, даже попробуют организовать еще один переворот. Отобьемся, Бог даст. С Корниловым справились.
– Ваша правда, – вздохнул Керенский. – Мне, кроме всего прочего, недавно доложили, что есть случаи продажи офицерами оружия большевикам. В деле замешаны даже офицеры из охраны Зимнего дворца.
– Поэтому вы должны подписать документы, – с напором произнес Чигирев. – Иначе нынешний эксперимент по введению демократии в России будет провален.
– Я, право, не знаю, может, есть более мягкий вариант, – с сомнением проговорил Керенский.
– Есть только более жесткий вариант. – Чигирев, уже не стесняясь, давил на Керенского. – Послезавтра большевики возьмут Зимний дворец. Они продекларируют все, что я предлагаю вам ввести сейчас. Только продекларируют, но это обеспечит им поддержку широких масс. Они соберут Учредительное собрание и тут же его разгонят. Они пообещают мир, отдадут немцам Украину и Прибалтику, но мира не будет. Будет гражданская война. Они пообещают народу землю, но отберут сначала хлеб, а потом и саму землю. Они пообещают нациям право на самоопределение, но соберут их в такую державу, что Российская империя покажется либеральной. На семьдесят два года сама идея либерализма будет изгнана из России, и тирания, которая восторжествует в стране, заставит ужаснуться дух самого Ивана Грозного.
Керенский изумленно посмотрел на собеседника.
– Сергей Станиславович, как такие страшные картины будущего могли родиться в вашем мозгу?
– Подписывайте, Александр Федорович! – рявкнул Чигирев. – Подписывайте, или эти картины начнут преобразовываться в реальность уже послезавтра.
Керенский застыл. На лице его отразилась тяжелая внутренняя борьба.
В камине тихо потрескивали дрова. Тьма окончательно поглотила за окном последние остатки дневного света.
Внезапно орудийный выстрел донесся откуда‑то со стороны Адмиралтейства, заставив зазвенеть оконные стекла.
– Что это? – встрепенулся Керенский.
– Черт его знает, – фыркнул Чигирев. – Наверное, артиллеристы стрельбы проводят. Я потом выясню. Подписывайте, Александр Федорович, времени уже практически не осталось.
Керенский обеими руками взъерошил волосы на голове:
– Вы уверены, что другого выхода нет?
– Уверен.
– Но если вы ошибаетесь…
– Я уйду из правительства. Я уйду из политики, Я разделю с вами всю ответственность. Но я не ошибаюсь, Александр Федорович. К сожалению, не ошибаюсь.
– Ладно. – Керенский нерешительно взял в руки перо и обмакнул его в чернильницу. – Но если вы ошибаетесь…
Дверь кабинета отворилась.
– Какого черта без доклада! – вскинулся Чигирев и застыл в оцепенении.
Прямо перед ним, держа в правой руке маузер, стоял Крапивин. На нем была полковничья форма без знаков отличия и портупея с деревянной кобурой.
– Что происходит? – изумленно проронил Керенский.
– Извините, что помешал, – насмешливо произнес Крапивин, – но мне кажется, что ваше время испекло. Именем Совета рабочих и солдатских депутатов вы арестованы, гражданин Керенский и гражданин Чигирев.
Чигирев тяжело опустился в гостевое кресло и обхватил голову руками.
– Что вы себе позволяете?! – вскричал Керенский, вскакивая.
– Кончилось ваше время, кончилась ваша власть, – объявил Крапивин, широко распахивая двери.
Тяжело грохоча ботинками, в кабинет ввалились десять матросов Балтфлота и окружили арестованных, нацелив на них винтовки.
Керенский растерянно посмотрел на Чигирева.
– Я действительно ошибался, – печально произнёс историк. – Я думал, у нас есть еще время.
– Это переворот?! – воскликнул Керенский.
– Это революция, – объявил Крапивин. – Обыскать арестованных!
Двое матросов, закинув за спины винтовки, подошли к Чигиреву и Керенскому. Чигирев покорно поднялся и закинул руки за голову. Один из матросов принялся профессионально обыскивать его.
– Я смотрю, ты уже свою гвардию сумел сколотить, – процедил Чигирев, когда матрос извлек из его потайной кобуры маленький браунинг.
– А как же! – самодовольно усмехнулся Крапивин.
– Вы знаете этого человека? – удивился Керенский.
– К сожалению, да, – вздохнул Чигирев.
– Выведите арестованного гражданина Керенского, – распорядился Крапивин.
Двое матросов встали за спиной бывшего главы Временного правительства.
– Это вам даром не пройдет! – пригрозил Керенский.
– Ступай! – толкнул его в спину один из матросов. – И руки за спину.
Керенский подчинился.
– Оставьте нас, – приказал Крапивин, когда низложенного Александра Федоровича вывели из комнаты. – Я должен поговорить с гражданином бывшим товарищем министра.
Матросы удивленно переглянулись, однако безропотно, хотя и неохотно пошли к выходу. Один из них при этом прихватил с камина тяжелые золотые часы.
– Стоять! – рявкнул Крапивин. – Часы на место.
– Да пошел ты! – огрызнулся матрос на ходу.
Крапивин вскинул маузер и выстрелил. Пуля попала мародеру прямо в сердце. Матрос споткнулся и упал. Злополучные часы грохнулись об пол. По паркету полетели осколки разбитого стекла. Товарищи убитого разом остановились и повернулись к командиру.
– Ты, это, того, не зарывайся! – с угрозой в голосе проговорил один из них. – А то нехорошо может получиться.
– Мародеров и нарушителей революционной дисциплины буду расстреливать на месте, – отчеканил Крапивин. – Убрать труп. Ждать в приемной. У дверей выставить двух часовых. В кабинет без моего приказа не входить и никого не впускать.
Матерясь, матросы подхватили тело своего товарища и вышли из кабинета.
– Хороша гвардия, ничего не скажешь, – усмехнулся Чигирев, когда за моряками закрылась дверь.
– Ничего, организуем, – спокойно ответил Крапивин, усаживаясь в кресло Керенского. – Сам знаешь.
– Да уж, знаю. – Чигирев тоже опустился в кресло. – Я так понимаю, что «день Седьмое ноября, красный день календаря» отменяется. Да здравствует пятое ноября, день Великой Октябрьской социалистической революции!
– Правильно понимаешь. Залп «Авроры», думаю, ты слышал. Я решил несколько скорректировать ход событий. Штурм Зимнего – это, конечно, романтично, но я предпочел оптимизировать процесс и взять дворец одновременно с началом восстания. Людей я подготовил. Еще в марте я вступил в контакт с большевиками. Потом на Финляндском вокзале встречал Ленина и охранял его до сегодняшнего дня. Четыре месяца назад я предположил, что ты попытаешься убить Ленина и предотвратить революцию, поэтому я вывел его из Разлива. Сейчас у тебя оставался последний шанс спасти свою гнилую демократию. Думаю, ты подготовил какую‑то гадость против нас. Я прав?
