Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий (онлайн книга без .TXT) 📗
«Лестно, видать, бывшему малограмотному приказчику из суконной лавки бывшим товарищем министра помыкать», – подумал Чигирев, но вслух произнес:
– Вы мне говорили, гражданин следователь, что в случае, если я передам новой власти все свои деньги, драгоценности и служебные бумаги, то могу рассчитывать на освобождение под честное слово.
– Говорил, – хищно оскалился Чернов. – Неужели все сдать решили?
– Если вы мне обещаете освобождение.
– Если вы мне передадите все.
– Вы обыскали мою квартиру и кабинет, вскрыли банковскую ячейку. Тайник вы, очевидно, не нашли. Кроме этого тайника, у меня ничего нет.
– Тайник?! – Следователь схватил лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. – Где он?
– Сначала обещайте, что выпустите меня.
– А что в тайнике?
– Немного бриллиантов. Золотые монеты. Мои заметки о планируемых реформах в России.
– Замечательно, – довольно потер руки Чернов. – Где же тайник?
– Вы обещаете, что отпустите меня после этого?
– Да, конечно.
– Тайник в спальне, в моей квартире на Васильевском острове. Он хорошо замаскирован.
– Поподробнее, пожалуйста, чтобы мы могли его найти.
– Это я могу рассказать. Но мне хотелось бы присутствовать при вскрытии.
– Зачем? – подозрительно прищурился Чернов.
– Тайник с секретом. В него вмонтировано взрывное устройство. Там есть одна проволочка, которую надо убрать, прежде чем открыть его полностью.
– Зачем такие предосторожности?
– Заметки, которые там хранятся, очень ценны для меня. Там программа действий, которая могла бы сильно скомпрометировать Временное правительство.
– Так. – Чернов снова потер руки. Кажется, сначала он не придал особого значения заметкам и заинтересовался лишь бриллиантами и золотом. Но теперь, когда арестованный сказал, что в тайнике есть документы, которые могли бы свидетельствовать об антинародных замыслах Временного правительства, он понял, что речь идет о его личной карьере, и воодушевился. – Что это вы решили открыть его нам?
– Да вот, ожидал, что смогу освободиться пораньше, а сейчас, вижу, дело затягивается. Четыре месяца в тюрьме вправляет мозги, знаете ли. Короче, я предлагаю вам сделку. Я вам – все оставшееся у меня имущество, вы мне – свободу.
– Да уж, мы в России надолго и всерьез, – самодовольно заметил Чернов. – Ладно, выкладывайте, где тайник и как нам его обезвредить.
– А разве у вас есть толковые минеры в ЧК? Давайте так. Я поеду с вами и сам обезврежу тайник. Думаете, я сбегу от конвоя? Я даже могу закрыть глаза на то, что вы не занесете в протокол часть найденных ценностей. В обмен вы отпустите меня прямо там. Должен же я иметь определенные гарантии.
На лице Чернова отразилась борьба чувств. С одной стороны, у него наверняка был приказ ни за что не отпускать арестованного. С другой – соблазн обогатиться и получить ценные бумаги без риска для жизни был слишком велик.
«Ну, давай, – мысленно убеждал его Чигирев. – Решайся. Ты ведь жаден до чужих денег. Захочешь хапнуть мои несуществующие бриллианты. Значит, и конвой возьмешь поменьше, чтобы не делиться со многими. Ведь если начальство узнает о таких „вольностях“, то тебя и к стенке поставить могут. Так что лишних свидетелей тебе не надо. Остальное уже мое дело. Ну же, решайся».
– А бриллиантов и золота там много? – спросил наконец Чернов.
– Тысяч на двадцать царскими, – небрежно бросил Чигирев.
«Вот идиот! – раздраженно думал он. – Убежден, что, если человек был у власти, значит, наворовал миллионы. Сам при реквизициях наверняка себя не забывает, значит, и все другие для него воры. Ладно, мне это на руку».
– Хорошо, попробуем сделать так, – решился наконец Чернов. – Лучшие минеры действительно брошены под Нарву против немцев. – Он снял трубку телефона и сказал в нее: – Товарища Урицкого, пожалуйста. Товарищ Урицкий? Чернов у аппарата. Арестованный бывший товарищ министра Чигирев дал показания, что в его квартире имеется тайник с документами, касающимися деятельности Временного правительства. Прошу вас выделить автомобиль и конвой… Думаю, двух человек достаточно… Да куда он побежит? От балтийских матросов‑то? После четырёх месяцев отсидки?.. Нет, без него нельзя. По показаниям арестованного, тайник заминирован. Требуется, чтобы он сам обезвредил заряд… Да, я все помню. Конечно… Черный «руссобалт»? Понял. Спасибо. По возвращении немедленно доложу.
Чернов положил трубку на рычаг аппарата:
– Что же, собирайтесь, арестованный. Покажете нам ваш тайник.
И в этот момент Чигирев прочел в глазах чекиста уготовленную ему судьбу. Конечно же, Чернов не собирается отпускать арестованного. Нет у него таких полномочий. Да и товарищ Урицкий только что напомнил, что отпускать Чигирева нельзя ни в коем случае. Но и возвращать бывшего товарища министра в камеру нельзя. Поняв, что его обманули, тот может сболтнуть начальству о прикарманенных следователем Черновым золоте и бриллиантах. Значит, арестованный будет убит «при попытке к бегству». Взятки гладки. Бумаги, разоблачающие антинародную сущность Временного правительства, лягут в ЧК. Драгоценности достанутся товарищу Чернову. Ну а бывший товарищ министра… Что ж делать, так получилось. Не он первый, не он последний. Все одно контрой был.
«Но, по крайней мере, пока не открыт тайник, время у меня есть», – подумал Чигирев.
До квартиры Чигирева от Петропавловской крепости ехали в вечерних сумерках минут десять с небольшим. Но и за это время, сидя на заднем сиденье автомобиля рядом с Черновым, историк сумел рассмотреть город. Петроград представлял собой печальное зрелище. Столица даже в сравнении с дореволюционным Петроградом казалась безжизненной. Чигиреву, который сидел в заключении с первого дня октябрьского переворота, было больно видеть, во что превратился этот великолепный город за считанные месяцы. В редких окнах мелькал тусклый свет. Заметенные снегом улицы были почти пусты. Никто даже не попытался убрать многочисленные прокламации и листовки, которые в невероятном количестве висели на стенах домов, валялись на тротуарах и проезжей части. Редкие прохожие с опаской жались к домам. Только патруль из десятка солдат, матросов и каких‑то непонятных личностей в штатском и с красными повязками на рукавах брел прямо по середине улицы, по‑хозяйски, лениво и безразлично. Патрульные отрешенно посмотрели на машину и, увидев водителя в кожанке и двух матросов с винтовками, отвернулись.
«Неудивительно, – подумал Чигирев. – Судя по воспоминаниям тех, кто пережил революцию, все автомобили были реквизированы в первые же дни переворота. Значит, для патрулей машина – это свой. Что ж, мне только на руку».
Парадная произвела на Чигирева еще более гнетущее впечатление. Большинство лампочек были вывернуты из светильников или разбиты. Исчезла ковровая дорожка, и лестница сейчас была грязная, затоптанная, а на площадках валялись окурки. Давно не мытые витражи местами были выбиты. Да, не такую парадную покинул Чигирев, направляясь в октябре на аудиенцию к Керенскому.
«Эх, если бы тогда удалось предотвратить все это!» – мелькнула горькая мысль.
Чернов даже не стал звонить в дверь, а изо всей силы забарабанил по ней кулаком. Через некоторое время из квартиры послышался испуганный старушечий голос:
– Кто там?
– ЧК, открывайте! – рявкнул Чернов.
Защелкали засовы, и дверь распахнулась. Чигирев следом за Черновым шагнул в квартиру и замер на пороге. В нос ударил запах квашеной капусты, мочи и махорки. Весь коридор был перегорожен бельем, развешанным на веревках. На полу и на мебели Чигирева валялась всякая рухлядь. Из дверей, ведущих в комнаты, высунулись несколько испуганных физиономий.
«Уплотнили, – догадался Чигирев. – И имущество, видать, „трудовому народу“ перешло. Быстро они профессорскую квартиру в вонючую коммуналку превратили».
– Спокойно, товарищи, – поднял вверх руку Чернов. – Мы прибыли сюда для дополнительного обыска и изъятия документов и ценностей, принадлежавших бывшему хозяину квартиры. Я – следователь ВЧК Чернов. Ордер на обыск у меня имеется. Показывайте, Сергей Станиславович, – повернулся он к Чигиреву.