Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
— Ясно, — кивнул Андрей и засмеялся. — В деле и посмотрим.
— Если до серьёзного дойдёт, — Эркин говорил тихо, будто надзиратель был рядом, — держись дальше. Там смотреть, кого бьёшь, некогда. Сам знаешь, в большой драке каждый сам за себя.
— Это я знаю. Ладно, ты что, ещё будешь…?
— Ага. Пока они лежат, разомнусь. Вечером не до того.
— Думаешь, уже на кочёвке полезут?
— А фиг их знает, — Эркин уже успокоился.
Драка так драка. Лучше обойтись без неё, но если не получается, то дерись, или тебя уложат. А радость от владения телом забивала все ненужные сейчас мысли. И как Андрей снова и снова метал нож, вгоняя его в ствол до половины лезвия, так теперь Эркин кидал себя на землю, увёртываясь от невидимых ударов, чтобы едва скользнув лопатками по траве, выбросить ноги вверх в страшном сдвоенном ударе, когда захватив носком одной ноги шею стоящего над тобой почти победителя, другой бьют ему в лицо. В камере ему так случалось отбиваться от нескольких. Получая потом, правда, от надзирателей за драку. Но когда тебя окружили, другого способа уберечь лицо — нет. Только ещё свернуться комком и дать пинать себя, мягко перекатываясь под ногами у бьющих тебя. Тоже опасно, что попадут по хребту… Но это уж как повезёт. Как в любой драке.
…Вечером они собрали и увязали вьюки, разлив кофе по флягам, чтоб утром не возиться с решёткой. Холодный рабский кофе не самая лучшая вещь, и Андрей бухнул побольше сахара — заваривали на этот раз в котелке. Собрали мешки. Андрей достал точильный брусок и стал налаживать ножи. Свой и Эркина. Освобождённый от решётки костёр казался ярче обычного.
— Ну, сегодня моя очередь, что ли?
— Можешь?
Андрей пожал плечами.
— Смотря, что спросишь. Ну?
— Кто такие полы, Андрей?
Андрей удивлённо поднял голову.
— Ты откуда про это знаешь?
Эркин усмехнулся.
— Я потом скажу. Давай ты.
— Полы это политические. Кто за политику в лагерь угодил. Присы — пленные, от prisoner, кримы — уголовники. Ну, убили там, накрали много, насильники.
— Понятно. За политику — это как?
— Это кто против Империи, против рабства.
— А что? — удивился Эркин. — В лагере цветные были?
— Нет, — удивился уже Андрей его вопросу. — В лагере только белые. Цветных за политику сразу убивали. А белого в лагерь. Ну, сначала там тюрьма, имперский трибунал. И лагерь. Белого же не казнят, ты знаешь. А в лагере просто. Нарушение режима, злостное нарушение… ну мало ли что придумают. Лагерник уже не человек. С ним всё можно. Только что не продавали. А так…
— Нет, постой. Как же белый и против рабства? У меня это как-то в голове не укладывается.
Андрей засмеялся.
— А ты уложи. Ты что, хороших белых не встречал? Ну, до освобождения.
Эркин негромко хохотнул.
— А кого я встречал? Надзирателей, хозяев да врачей. Там хороших… — и махнул рукой, — не злые попадались. А хороших…
— Хороших надзирателей не бывает, — согласился Андрей. — А вот врачи… Возьми доктора Айзека, чем он плох?
— Так он не в питомнике работает. Или в распределителе. Ну, да ладно. Ты про полов давай.
— А чего давать? — пожал плечами Андрей. — Я пол.
— Чего? — тупо переспросил Эркин. — Это как?
— А просто, — Андрей оглядел нож, попробовал пальцем лезвие и снова взял брусок. — Когда отец… нет, ладно, нас всех за него взяли. И пошёл я на перевоспитание в спецприют. А уж оттуда по своей статье. Я говорил? За стукачонка.
— Говорил.
— Ну вот. Нам бы его под вора выставить, попали бы в кримы. А мы лопухнулись. Но я, правда, сразу как пол шёл. Ещё в первой тюрьме. До приюта. Там память и попортилась. Ну, чтоб не сказать чего, сам себя держишь. А потом и само забывается. А после приюта, нет, приёмник сначала, потом приют, ну, вот тут я уже по своей статье шёл, и такое началось… В первой тюрьме меня и допрашивали мало. Так. Матери показывали, чтоб она говорила, — у Андрея задрожали губы.
— Не надо больше, — тихо попросил Эркин.
Андрей распахнул рубашку и сильно потёр красно-белую — рубцы не загорали — грудь и снова взялся за нож.
— Да нет, ничего. Отпустило уже.
— Белых же не пытают, — Эркин смотрел на него расширенными глазами.
— До приговора нет, — кивнул Андрей. — Но мы русские, «условно» белые. А тут ещё, когда Империя пришла, мне года… чёрт, не помню, но… не пошли как белых оформлять. Там какие-то подписки надо было давать, а отец… ну, и стали мы все «недоказанными». Так что, нас сразу в работу взяли.
— И много… таких было?
— Полов? Порядком. Под конец и дезертиры пошли, и говоруны, ну, кто за «капитулянтские высказывания», ну ещё… такие же.
— Полам… плохо было?
— Где как. Говорят, до войны кримы полов забивали. Ну, кримы… те же шакалы, только посильнее. И охрана за них стояла. У них и пайка больше, и на работы их так не гоняли. Потом, когда пленные, присы, пошли, они с полами были. И русские почти все. Я потому язык и не забыл, что с ними был.
— Присы белые?
— Ну да. Говорили, у русских в армии и цветные были. Но те, если в плен попадали… больше часа не жили. А русские, и другие белые в лагерь шли. У них, правда, свои лагеря были. А оттуда уже в общие.
— Значит, полы против рабства были? — снова уточнил Эркин.
— Ну да. Я ж говорил.
— И присы?
— Ага.
— Так чего ж вы нас так мордовали в распределителях? Все знали. К лагерникам попал — кранты, живым не выйдешь.
— Это кримы. Белому с цветным в одной камере сидеть — позор. Расу теряешь. А кримы все расисты. Полам-то на это накласть было.
— Как же! Я раз к полам в камеру попал… Если б надзиратели не чухнулись, меня б тогда ещё в Овраг свалили. Если б вообще что собрали. Я такого страха ни до, ни после не пробовал!
Андрей отложил нож, подался вперёд.
— Не мог ты к полам попасть! К ним цветных не сажали!
— Так было же! Нас трое было. Все спальники. На продажу. А всюду битком. Чтоб не попортили, сунули к полам. А они… они же пошли на нас. Вы же белые, от вас отбиваться нельзя!
Андрей даже привстал.
— Так со спальниками в камере иначе нельзя! Спальник трахнет, так после этого хоть в параше топись, не будет тебе жизни.
— Чего?! Охренел? За каким… чёртом мы вас трахать будем, сам подумай.
— Вы же!.. — Андрей осёкся и как-то осел на землю, захлопал ресницами. — А чёрт, ты же говорил…
— Ну да! Без приказа раб не работает. А так нам всё это по фигу.
Андрей вдруг захохотал. Взахлёб, до слёз. Бил кулаком по колену, по земле, не в силах ничего сказать. Эркин сначала принял за истерику. Видал он такое. И приготовился бить. Но потом не выдержал — так заразительно хохотал Андрей — и засмеялся сам.
— А мы… — наконец выговорил Андрей, — мы ж боялись вас. Говорили, что вы того, кидаетесь на всех. Не разбираете мужик там или баба, малолетка или взрослый. Лишь бы трахнуть.
— Так они, — медленно начал соображать Эркин, — так те, полы, испугались нас? Мы ж от них жались, чуть по стенке не размазались, а они… они боялись, что мы полезем, так что ли? К ним полезем?
— Ну да. А камерное правило ты же знаешь. Бей первым. Ну, ч-чёрт, ну, ни хрена себе, как получается. Нас спальниками пугали, а вас…
— А мы вас боялись до… ну, не знаю как. А они, значит… — Эркин потёр лицо. — Значит, что ж получается? Бей первым. И как попали в одну камеру, то сразу рубка. Только шевельнись, и всё.
— Получается так, — растерянно развёл руками Андрей. И улыбнулся. — Только… только труханулся ты тогда зря. Ничего б такого вам не сделали. Если б и побили, то так, для виду.
— У нас-то всё равно жизнь на кону. Кому вид, а нам на сортировке каждый синяк в счёт. — Эркин покрутил головой, откинул со лба прядь. — Слушай, а почему к полам цветных не сажали?
— А чтоб не распропагандировали!
— Рас… чего?
— Ну, чтоб мысли о вреде рабства не внушали.
Эркин оторопело уставился на него.
— Ты это того, шутишь?
— Нет, я серьёзно. Полы против рабства, и вот, чтоб они другим этого не говорили, их и сажали отдельно. Ну, цветных ни к полам, ни к присам не сажали. Только с кримами. Ну, слышал я, одного пола в камеру к спальникам сунули, и они его насмерть… затрахали.
