Господин Изобретатель. Часть I (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич (читаемые книги читать .TXT) 📗
Так поехали на Пушкинский, подъехав к дому я увидел запертые ворота и дворника.
— Не велено никого принимать, господин обер — полицмейстер в Аглицком клобе, — упиваясь своей властью, ответствовал дворник.
Ну вот, теперь на Тверскую и у ворот клуба (это там, где теперь музей революции) увидел стоящих Генриха с Лизой, дожидающихся выхода главного полицая (в клуб их, естественно, не пустили).
У меня отлегло от сердца — вдруг бы Генриха упекли, да еще по приказу обер — полицмейстера, тут уж никакого моего нахальства не хватит. Все — таки наивные люди здесь живут: уповают на справедливость начальства, верят всему, что сказано с апломбом. Может замутить финансовую пирамиду с Леней Голубковым [2]и вовремя сбежать в Америку?
— Генрих, почему ты не уехал домой, раз Лиза сказала, что нас отпустили?
— Меня оскорбили в участке, меня, дворянина, хотели отправить за решетку якобы за оскорбление полиции.
— Генрих, поехали домой, ты устал и можешь натворить глупостей. Мы еще им отомстим и они за честь будут считать знакомство с нами и мы будем решать, принимать их у себя или нет. Месть — это блюдо, которое должно подаваться холодным, а ты сейчас разгорячен, возбужден и в таком состоянии опасен сам для себя.
Тут подвернулся извозчик, и мы поехали на Полянку. Выгрузив супругов и строго наказав Лизе налить Генриху, да и себе, чего покрепче, накормить и уложить отдыхать, я поехал к деду — надо успокоить старика, а то мало ли какие слухи до него дойдут.
Приехав к деду, застал его не отдыхающим после обеда, а в кабинете с докладывающим ему управляющим. Дед спросил, обедал ли я сегодня, услышав, что нет, вызвав слугу, велел накормить меня как дорого гостя, в столовой. После разговора с управляющим дед сам ко мне придет.
Обед был простой, русская кухня, но очень достойный. От предложенного графинчика я отказался, не берет меня здесь водка, она только на Сашку действует (он, кстати, затаился, переживает, наверно, и знать о себе не дает). После сытных щей из кислой капусты и говяжьих битков с пирожками я почувствовал полное насыщение и попросил чаю. Только принесли самоварчик, появился дед.
— Вот это ты хорошо придумал и я попью чаю с тобой. Давай, рассказывай о своих приключениях. Кое что о том, как ты осадил полицейского чинушу и вытащил Ивана, я уже знаю. И о речи на крыльце управы знаю, завтра в газетах будет. А дальше — то что.
— Дальше я Генриха поехал искать, он ведь как я к тебе поехал, сразу в полицию бросился, ну там его чуть не посадили. Хорошо, что когда он волнуется, то плохо говорит по — русски, там никто не понял, что это к «царьградскому делу» относится. Мол, немец бузит, ругается, давай его за решетку, чтобы не шумел, ну и наподдали немного. А он ведь свой солдатский георгиевский крестик нацепил, стал кричать, что он дворянин и бить его нельзя[3]. Ну его вроде отпустили, а он поехал жаловаться к полицмейстеру. А когда он уехал, то в это время я и журналисты подкатили, Ивана освободили и мы поехали домой. Когда домой приехали, то помощник Генриха из аптеки пришел и узнал, что все в порядке, но ко мне его не пустили, я как раз с Иваном и маман ругался. Елизавета поехала разыскивать Генриха, думая, что его забрали. Тут я появился в аптеке и поехал за Циммерами, пока Генрих у полицмейстера чего не начудил. В общем, я их нашел у Английского клуба, где прохлаждался полицмейстер, забрал и вернул на Полянку а потом поехал к тебе сообщить, что все в порядке.
— О чем же ты ругался с Иваном и матерью?
— Иван не хотел отдавать 2000 рублей, из которых половина причиталась Генриху за работу по получению красителя — он помощника нанимал и на реактивы потратился, да и сам здоровьем рисковал: краска — то сама неядовитая, а вот промежуточные продукты ядовиты, дышать ими нельзя и брать голыми руками тоже. Так что деньги свои он честно заработал. А мать сказала, что знать не знает про Генриха и семья сейчас живет плохо, поэтому делится она ни с кем не будет и потребовала немедленно отдать все деньги ей (Иван принес мне 2000, но тут же пожаловался матери). Я ответил, что если нужны деньги, пусть возьмет у Ивана — он на нашем крашеном шелке около 5 тысяч прибыли поимел, да еще остаток шелка тысячи на полторы в лавке (полиция все вернула). И вообще, давать мне пятачок на свечку в церкви за выздоровление, а самой трать десятки и сотни рублей на обновы — это как — то нехорошо. Я ей в глаза не стал пенять, просто посоветовал быть более экономной и не давать Ивану играть в карты, а то они пойдут по миру. В итоге маман сказала, что если я не отдам ей деньги и мне немчура дороже матери, то лучше мне идти к нему. Я собрал чемоданчик и пошел к Генриху. Дверь мне открыл его помощник, я оставил у него чемоданчик, а остальное я тебе уже рассказал.
— Да нехорошо с матерью получилось, ну да Бог тебе судья. Ты там что — то про выздоровление сказал? Так ты болел?
— Да, братец отвесил мне затрещину, я упал и ударился о косяк, полдня пролежал без сознания, потом месяц восстанавливался. За это время я потерял место помощника поверенного, в чем мне тоже попеняли и сказали, что сижу, мол, на шее. Лиза меня выходила и Генрих все время заходил, вот они по — очереди и дежурили, кормили меня с ложечки. А маман только три раза и появилась…Мол, Лиза все правильно делает, справляется, вот и хорошо. Иван тоже хорош, первые сутки все молился, думал, что я помру и его упекут, обещал любых докторов и санатории оплатить, а в результате, последние полмесяца я его вообще не видел и Генрих с Лизой расплачивались с доктором сами.
— Вот как, оказывается, тогда понятно, почему ты ушел из дома. Странно только, что ты после всего этого помогал Ивану продать залежалый товар.
— Как же, дед, хоть плохонький, но ведь брат. Меня только последнее возмутило, когда вместо того, чтобы поблагодарить за то, что я его из тюрьмы буквально вытащил, он орать на меня стал.
— И куда же ты теперь? Что делать будешь?
— Да к Генриху попрошусь на квартиру, небось, не откажет. А что делать, я тебе уже рассказал и мы вроде договорились: для начала обучим твоих людей обращаться с краской — только скажи когда и где. Будем экспериментировать с другими красителями, если получится — то сразу к тебе. Попробуем найти подходы к синтезу лекарств, надо познакомиться с химиками и врачами. Вот такие ближайшие планы.
— Да, я все понял. Буду готовить новую красильню и дам мастеров хороших. Думаю, через неделю скажу, когда и куда приехать. Деньги, 12 тысяч уже на твоём счету в Купеческом банке. Привилегию с твоим именем я отдал на рассмотрение, зарегистрировали вчерашним числом. В Департаменте сказали, что заявка грамотно составлена, вопросов не будет и через полгода привилегия будет готова. Можно было бы быстрее, но подписывать будут в Петербурге, а туда таких бумаг пакет на подпись готовят, даже за деньги никто с одной привилегиейй не поедет, это только привлечет ненужное внимание.
Потом мы чаевничали с дедом, ели вкуснющее варенье из крупного золотистого крыжовника с кусочком грецкого ореха внутри — дед назвал его «царским». Тут я вспомнил про бренд «царьградский» и предложил деду заменить на «Русский пурпур» — мол, надо воспитывать у потребителя любовь к отечеству, а не низкопоклонство перед иностранщиной и вопросов с контрабандой не будет. Русский товар — значит, лучший. Поскольку для практически всех красителей, с которыми мы сейчас начнем работать, есть немецкие прототипы — немцы уже здорово продвинулись с анилиновыми красителями, то будем создавать русские аналоги, не уступающие импорту и существенно более дешевые. Пусть они будут под зонтичным брендом «Русский» с прибавлением фабрики Степанова», то есть — «Русский Пурпур фабрики Степанова», «Русский Индиго фабрики Степанова» и так далее.
— Это, Сашка, ты хорошо придумал, сразу видно — купец, — одобрил дед.
Знал бы дед, что повертевшись 20 лет на русской фармацевтической фирме, бывший подполковник много чего набрался не только в программном скрининге новых молекул, но и в маркетинге. Фирма была одна из немногих, что имела свой R&D то есть отдел научных разработок, создав как — то препарат, превосходящий зарубежный оригинальный, но на беду, этот зарубежный препарат лоббировали на самом верху, и фирма погрязла в бесконечных придирках к клиническим испытаниям, хотя все было сделано по международным стандартом — Андрей Андреевич сам рассчитывал мощность выборки и необходимую статистику при «слепых исследованиях и был уверен в надежности отечественного препарата, но Минздрав продолжал закупать за рубежом дорогущий аналог. Патент там был ни при чем — технологи обошли патент, изменив структуру молекулы без потери эффективности и даже с большей безопасностью для пациентов. А потом дорогой зарубежный препарат стали фасовать в России и он стал как бы своим и ограничения на импорт его уже не касались.
