Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич (книги серии онлайн .TXT) 📗
"Не удивляйся ты так. Я всего лишь хочу, чтоб ты прислал ко мне парочку тех отставников, кто имеет множество друзей и просто хороших знакомых в столице. Я уверен, что отставные солдаты должны меж собою общаться". - борясь с накатившей на него слабостью, говорил Саша.
"Есть такое дело. Отставники держатся друг друга, у них существует что-то вроде братства. Правда оно не официальное, да и не все они в него входят. И ещё, они не проводя никаких собраний, они даже не стремятся созданию какой-либо общинной организации".
"Это не важно, главное что они меж собою общаются".
"Конечно же общаются. Встречаются, вспоминают былые тяготы службы, общих друзей и победы в сражениях, в коих довелось поучаствовать. Всё это их и сближает".
"Вот и позови мне таких. Хочу с ними немного пообщаться, дать им кое какие мелкие, но важные для нашего дела поручения".
"Коли так, то будь по твоему, только не планируй с ними никаких боевых действий и лихих кавалерийских атак…".
Виктор ушёл, а Саша, не смотря на навалившуюся на него слабость так и не смог уснуть. Он покорно выпил горькую микстуру, которую ему тут же подала вернувшаяся в комнату пожилая сиделка и погрузился в свои думы. А подумать было о чём. Ему вспомнились "Чёрные сотни", кои если он ничего не перепутал, пытались гонять революционеров, ещё в той истории — другого мира. Вот только для себя, он твёрдо решил, что это будут не простые толпы возмущённых представителей среднего класса, возжелавшие физически покарать всех предателей отечества. Он хотел их использовать по другому. В основном как рупор народа. Или в крайнем случае, как массовку, при особых ситуациях.
Сегодня, Лиза вновь проснулась от того, что ей вполне реалистично приснилось будто её сын плачет как-то горестно, тоскливо и самое страшное, делает это слишком долго. Она встрепенулась, резко присела на кровати и, непонимающе посмотрела в слабоосвещённый первыми лучами солнца угол, где стояла заранее сделанная мастерами её мужа весьма удобная детская кроватка. В спальне же, было тихо и спокойно. Запелёнатый в тёплое одеяльце сын, мирно спал, чему то улыбаясь во сне. Рядом с его колыбелькой, стояла простенькая, односпальная кровать, на которой сидела взлохмаченная, в сбившимся набок чепце; также резко пробудившаяся, сонная Авдотья — кормилица. Её белая ночная рубаха, не скрывала её дородных форм, и была слегка подмочена постепенно истекающим из грудей молоком. Эта молодая холопка, родила свою дочь в один день с барыней и к её огромной радости, сразу же была взята в хозяйский дом. Причиной этого решения было то, что намеченная кормилица, ещё не разродилась. Вот и пришлось спешно решать проблему. Холопка, из прачек была счастлива от такой перемены в её судьбе, да и муж не был обижен, с углежогов, был пристроен к более приличным и чистым делам, по усадьбе. Девочка кормилицы, так же тихо спала, по другую сторону небольшой кровати своей матери, и как у нежданно появившегося молочного брата, одна из хитроумных стенок её колыбели была опущена.
"Барыня, чо случилось? Дети проснулись?" — встревоженно прошептала кормилица, пребывая в полусонном состоянии.
"Нет Авдотья, всё в полном порядке. Просто мне вновь приснилось что мой сынок горько плачет". - суетливо перекрестившись ответила Елизавета.
"Не матушка, всё хорошо. Я недавно вашего сыночка покормила, перемотала в сухое. Вон, спит наш малыш, аки маленький ангел. Да и силёнок он уже поднабрался. Ноне, так жадно и с такой силой мою дидьку сосал. Сразу видно, что хозяин, богатырь растёт. Так что не переживайте вы так, я за ними хорошо присматриваю".
Дети спали с графиней в одной спальне по её личному приказу, не смотря на возражения матери и свекрови. Они ей говорили, вкрадчиво вразумляли, что желательно, то есть правильно, поселить кормилицу с младенцами в соседнюю комнату. Но, Лиза, разумом с ними соглашаясь, не могла себя заставить так поступить. Ей всё казалось что если она не будет видеть сына постоянно, то есть позволит его куда-либо унести, то он не выживет. Уж слишком он был мал, слаб и выглядел как сморщенный от тяжести прожитых лет древний старичок. И что по этому поводу подумают окружающие её люди, ей было всё равно. Но в эти дни, юную мать беспокоило не только здоровье её первенца, но и супруга. Именно поэтому, неспешно встав, и не обуваясь пройдя в красный угол, молодая женщина упала перед иконою на колени и стала молиться, моля о скорейшем исцелении своего раненного мужа. Она услышала, как то же самое проделала и Авдотья, но так и не прервала своей молитвы, не обернулась и не запнулась. Особо было горько и обидно от того, что она не могла даже увидеть своего мужа. А причиной этому был не только маленький ребёнок, от которого она боялась отойти хоть на минуту, но и запрет врача, на посещения Александра. По словам доктора, тяжело раненного пациента, которого нельзя беспокоить. Единственное, что было ей доступно, так это получение ежедневных рассказов о процессе Сашиного выздоровления, пересказываемых по несколько раз гайдуками, которые каждое утро ездили в столицу и, тоже общались только с медиками. Женщина молилась, а по её щекам, от осознания своего бессилия, текли горькие слёзы…
По всем канавкам, мелким овражкам, мостовым, текли весёлые, журчащие ручьи, с крыш домов, срывалась бодрая капель, природа оживала, просыпалась после зимней спячки. Вот и Александр, впервые за три недели, вышел на улицу, остановился, и с нескрываемым удовольствием, вздохнул полной грудью порцию свежего воздуха. Казалось, он был опьяняюще прекрасен, прохладен, и свеж. Скорее всего, так было и на самом деле. Да и Саше, за время лечения, опостылела больничная атмосфера, с её запахами хворого тела, касторки и лекарств. Поэтому, он с жадностью вдохнул ассорти уличных ароматов, состоящих из мешанины печного дымка, с незначительной примесью амбре исходящего конского навоза, дёгтя и ещё чего-то неузнаваемого, и смутно знакомого. Рядом с графом остановился его старший брат и в этот момент, он, в отличии от Саши, выглядел невозмутимым изваянием, как статуя сфинкса. Только во взгляде просматривались весёлые огоньки, говорящие о его радости и благодушном настроении.
"Ну что Алекс, больничные оковы рухнули, да здравствует свобода. — с этими высокопарными словами, Виктор слегка подтолкнул брата к ступеням. — Пошли мой друг, нас ждут великие дела".
"Столько времени исправно ждали меня, могут и ещё немного подождать — минут так двадцать, как минимум". - скорчив умильную улыбку, отшутился Саша.
"Вот тут я ничего не понимаю. Мне что, в этом скорбном храме Асклепия подменили брата? Насколько я его знаю, он никогда себе подобного не позволял, всегда был жизнелюбом и неутомимым хозяином".
"В том-то и дело что не позволял. А временами ведь так хочется…" — уточнять что именно хочется, Александр не стал, лишь прищурившись посмотрел на небо, показательно горестно вздохнул и, как ни в чём не бывало, бодро зашагал к ожидавшему его экипажу.
Уточнять о том, что в этот момент, наученные горьким опытом гайдуки, ещё до появления на больничном пороге своего хозяина, разошлись по сторонам и контролировали всю улицу, думается не стоит. Как и то, как двое из них, остановили неспешно прогуливающеюся по тротуару пожилую семейную пару. Если судить по одёжке, это были мещане среднего достатка. Бойцы, просто встали на их пути и расставили руки в стороны, преградив таким способом им путь. А на возмущённое высказывание горожанина: "Что это значит? Чего вы себе позволяете?" — Невнятно пробурчали: "Прошенья просим господа хорошие, но так надобно". — И только убедившись что графская карета начала своё движение, повторно попросили прощение, развернулись и поспешили к своему экипажу. А так бесцеремонно остановленные супруги, ещё долго смотрели им вслед и недоумевали, мучаясь вопросами: "Что это могло быть? И. Как всё это безобразие понимать?"
