СМЕрШная история часть первая 1941 (СИ) - Киршин Павел (читать книги онлайн без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Прав. Всё так, Тимофеич. Сгоряча тогда был. Я о другом сейчас думаю. Где он всему этому научился и что ещё умеет?
Задумавшись, в наступившей тишине, бойцы смотрели на покрытые серым налётом багровые угли.
***
После того, как мои способности развернулись на всю катушку, дорога превратилась в обычный туристический поход. Самой большой трудностью стали болотистые участки, попадались такие обширные, что приходилось возвращаться и обходить. Но в основном, лес был сухой и мы постепенно приближались к Минску. Дивизии, полки, батальоны, сводные отряды. На всех дорогах и через леса, круглые сутки шли солдаты красной армии. Больших сражений мы не видели, я старался обходить их дальней стороной, но на четвёртый день стали свидетелями, как механизированная колонна с крестами на бортах подверглась пушечному обстрелу.
Четыре фашистских танка, против двух наших пушечек. Хороший размен получился, но подбитые танки тут же взяли на буксир и отволокли в сторону. Поджечь технику у наших ребят не получилось. Одна сквозная пробоина, перебитые траки и прочие мелкие поломки. Ремонтом занялись, когда колонна ещё не ушла из прямой видимости. Восемь растрелянных из пулемётов и подавленых гусеницами артиллеристов лежали невдалеке от остановившихся грузовиков техслужбы. Эх. Им бы следовало отойти метров на пятьсот дальше, там можно было бы запереть колонну перед подъёмом и бить танки на выбор. Пока сообразят, пока пустят вперёд пехоту. И делов бы наворотили и уйти бы смогли. Но, случилось то, что случилось. Жалко ребят – сами погибли, а подбитую ими технику скоро восстановят. Получается зазря?
Глава 7
— Гады! Ненавижу! — Трясла своим кулачком комсомолка. Она уже свыклась с моим молчанием. Потому, на успокаивающее прикосновение к плечу, благодарно ответила. — Спасибо, Коль. — Она заглянула в мои глаза. — Зачем они на нас напали? Почему всё так?
Понимаю, что ответа не ждёт, ей просто нужно выговориться. Женщинам вообще трудно без общения, а снимать нервное напряжение постоянными слезами невозможно.
— Наш папа не мог так погибнуть. Он обязательно... он... — Она опять зарыдала и сквозь слезы пообещала. — ... я отомщу за них.
С высоты птичьего полёта было видно, как паутину жёлтых ниточек заполонили жирненькие чёрные гусенички ползущие на восток. И где-то там внизу, освещённые заходящим светилом, два маленьких человечка стояли на пригорке, посреди одного из красивейших мест на земле.
***
Когда, после ночного происшествия, охранение усиленно бдило, а состав ремонтной секции сладко спал, техники Мартин и Франц горбатились во славу рейха.
Грёбаные русские равнины с их сумасшедшими солдатами. Сначала эта безумная восьмёрка, которая не побоялась напасть на целую дивизию? Потом эта дура с автоматом. Как можно быть такими идиотами? Чего они добились? Да ничего, кроме того, что ему пришлось работать всю ночь и жрать сухпаёк. Кухня уехала с основной колонной и они до завтра будут питаться консервами, а он их с Франции терпеть не мог. Мартин, ковырявшийся со штурвалом поворота башни, с тоской оглядел фронт работ. Ему, как минимум, ещё два часа возиться. Две машины из четырёх уже сделаны, там всего-то дел, что нарастить гусеницу, заварить пробоину и, естественно, отдраить салоны изнутри. А вот Францу не повезло как и ему, до сих пор срезает заусенцы с погона, забивая всё вокруг карбидной вонью.
— Ты‐дых! — Разлетелись осколки, глухо отрикошетив от брони над головой Мартина. Чертыхаясь, думая, что этот тупой поляк из верхней Силезии что-то напортачил с газовыми баллонами, он полез наружу.
— Франц? — Негромко позвал сварщика. Из четырёх подвесных фонарей горел только один, но и его света хватило, чтобы Мартин увидел внизу дергающиеся в предсмертной агонии ноги ефрейтора Зигеля. Механика ослепили яркие вспышки, близких выстрелов и он не видел кто именно начал громко кричать призывая комрадов не паниковать. Вдруг, на корму танка кто-то запрыгнул и ударил его по затылку чем-то тяжёлым, отправляя в черноту беспамятства.
В себя он пришёл, уже после рассвета, от чьего-то жуткого крика. С болезненным стоном, обхватив голову руками, механик огляделся. В центре лагеря вповалку лежали пятеро из назначеных в экипажи вместо погибших во вчерашней заварушке. Сверху, с неестественно выгнутой шеей и остекленевшими глазами, валялся идиот Франц, который так и не вернул ему карточный долг. Из-под поваленных палаток виднелись неподвижные тела остальных солдат.
Крик, раздавшийся так близко, отдавался болью в затылке. Не понимая кто кричит, но, тем не менее осознавая, что в таком душераздирающем вопле ничего хорошего быть не могло, Мартин медленно высунулся из башенного люка. "О, мой бог". — Первое, что пришло ему на ум. Побоище. Нет, не так. Правильнее было назвать это скотобойней. Спиной к нему стоял маленький человечек с окровавленным штыком в опущенной руке. Перед ним, со связанными за спиной руками, неподвижные тела с перерезанными глотками. Человек провёл лезвием по горлу бедного Генриха стоявшего на коленях и толкнул ногой. Упав, тот подёргался и быстро затих. Рыжий верзила был ранен ещё раньше, во время ночного нападения той сумасшедшей. Генрих и так мог умереть в любую минуту, и без посторонней помощи.
Последний в этом ряду, геройский парень Ульрих с ужасом в глазах пытался вскочить на ноги и не мог. И только скрёб ногам в попытках отползти от страшного человечка. — Найн, битте нихт...
Пока смельчак Ульрих, так хорошо показавший себя в Скандинавии, обмочив штаны просил пощадить его, Мартин попытался незаметно вылезти, чтобы прыгнуть на этого карлика. Но тот резко повернулся с пистолетом направленным на механика и поманил к себе. Подросток! Не карлик, а чёртов подросток, по возрасту годившийся ему в сыновья. Русский парень, обладал внешностью истинного ария, словно сошёл с агитационных плакатов Гитлерюгенда. Державший их на прицеле парень отступил в сторону, сорвавшиеся с клинка капли крови попали на лицо Ульриха, когда он махнул в направлении двух лопат, лежащих возле мёртвых тел. "Бог меня не оставил". — У Мартина появилась надежда благополучный исход.
***
Чадящую у кромки леса немецкую технику бредущий красноармеец заметил издалека. Стараясь не потревожить перебитую ключицу, толкнул Звягинцева. — А-ам.
— Ого, кто-то постарался, — восхитился боец, увидев дым, — давай поближе посмотрим. Савва осторожно выглянул из-за камня, осматривая разбитую технику. В спину дышал контуженный. — Пошли. Только тихо, — Звягинцев сопроводил слова жестом.
У Василия была беда со слухом, оба красноармейца были ранены в одном и том же бою, но, если Савва отделался всего лишь пробитым пулей предплечьем, то Василию не повезло больше, помимо того, что поймал осколок мины, вдобавок получил сильную контузию.
— А-а-ы-ы немы-ы.
Действительно, на месте пожарища было много мёртвых немецких солдат. Одни в форме, другие в чёрных комбинезонах, но большинство белели исподним. Танки были сильно раскурочены, как будто взорвались изнутри. Одна из башен глубоко зарылась пушкой в землю, возле лежавшей на боку ремонтной летучки.
— ...ый, богу душу мать, любись оно конём. Вася, смотри, этих зарезали. Закололи как свиней ...дей этих. Смотри. — Савва переходил от тела к телу. — Четыре танка, автокран, грузовик, легковой автомобиль, два мотоцикла. Двадцать четыре трупа. — Перечислял он.
— А-в-ва!
Звягинцев повернулся. — Чего там Вась?
Василий стоял с другой стороны дороги. В поле, метрах в двадцати от контуженного, среди спелых колосьев яровой пшеницы, торчал деревянный крест. Судя по размерам, в братской могиле было похоронено несколько человек. На перекладине висели красноармейские пилотки, фуражка и женский бордовый беретик. Поодаль, с простреленными головами, лежали ещё два фрица.
***
Вытянув ноги, я сидел прислонившись спиной к одиноко стоящей берёзке, а между пальцев тлела сигарета. Передо мной стояла полупустая бутылка трофейного Хеннесси, а на колене лежала фотография. Смешная она здесь получилась. Более пухленькая, с бантиком в причёске. Взгляд, чуть исподлобья и немного нахмурен, словно у ребёнка, которого не пустили гулять. "Хватит ныть", — мысленно сказал себе. Напоследок, сделав большой глоток, глубоко затянулся паршивой сигаретиной. Перебинтованное бедро заныло, когда отбрасывал опустевшую бутылку.
