СМЕрШная история часть первая 1941 (СИ) - Киршин Павел (читать книги онлайн без сокращений .txt, .fb2) 📗

Километра три южнее города, небольшими партиями их загоняли в армейский сборно-пересыльный пункт, находившийся в зданиях бывших казарм, где пленных опросили, составив первичные списки, отсортировав старших командиров в отдельную группу для пересылки в офлаг. Здесь, как и многие другие, он решил скрыть свою настоящую фамилию, но почему Шалдин тогда назвался именем погибшего майора Барановского, он и сам не смог бы ответить.

В самом городе, где находился транзитный дулаг, Марку удалось поесть. Местные жители подкармливали их, передавая продукты сквозь колючую проволоку. Шалдину перепало немного хлеба, когда горожанка кинула в толпу краюху, куском которой с ним поделился Павел Васильевич. Полковник, уже четыре дня ожидавший здесь пересылки. Формы, а соответственно и знаков различия, у полковника не имелось, он был в нижнем белье, с накинутой на плечи плащ-палаткой и в сапогах без портянок. В дальнейшем, когда они общались уже пару дней, тот признался, что на самом деле он полковой комисар из двадцать девятой моторизованной дивизии. Зная, что всех комиссаров предписано немедленно расстреливать, Марк дал слово сохранять это в тайне. Вечером третьего августа, их повели на вокзал, где загнали в открытые полувагоны, для отправки в немецкий тыл.

Глава 8

Схрон был простейшим. В глинистом склоне недалеко от дороги была выкопана ниша, где и нашёлся вещмешок. Хитрым мужиком оказался дед Константин, припрятал моё барахлишко и две недели ни полслова. И ведь злыдень этакий, нычку устроил не рядом с домом, здесь я бы почуял. Два часа пришлось топать, чтобы добраться до указанного им места. В мешке кучка фашистких зольдбухов, кожанка, граната, один ТТ и к нему четыре полных магазина. На мне штаны, майка и ботинки. Вот, вроде бы и всё. Хотя, в кармане куртки нашлись документы Кувшиновых. На глаза неожиданно навернулись слёзы. Сам не ожидал, что так привяжусь к этой девахе. Если спустя две недели меня до сих пор трясёт от смеси горя и злобы, то можно представить, что я почувствовал, когда той ночью её тащили за ноги по полю.

В ту ночь проснулся от взрыва гранаты. По лесу ещё носило эхо, когда осознал, что Нади рядом нет, а в стороне, где ночуют фашисты, стреляют.

До танков оставалось пол километра, когда её пробитое пулями тело осело посреди немецкой стоянки.

Сколько могла убить девчонка, недавно узнавшая, что такое смерть родных? Комсомолка Надежда Кувшинова убила троих и ещё четверо были ранены осколками.

Я скрежетал зубами, увидев как солдат переворачивает её пинком сапога.

Господи. Глупая, какая же ты глупая. Вот зачем ты просила показать устройство автомата. ТТ тебе наверное показывал отец и может быть учил стрелять. Дождалась, когда усну, взяла гранату, автомат с пистолетом и пошла мстить.

Ничего Надюшка, сейчас они успокоятся, лягут спать и я завершу начатое тобой.

***

Пётр накручивал педали торопясь в село. Он был вынужден пообещать фельдфебелю привезти лучшего краснодеревщика в округе к завтрашнему утру. Теперь, когда свояк отказал, надо ехать к заречным, искать Кондакова и молиться богу, чтобы этот алкаш был дома и, что важнее, не в запое. Съехав с тропинки на дорогу ведущую к мосту, Кошкин вдруг остановился, он вспомнил: во дворе висела рубашка, которую дарила его покойная жена своему племяннику Степану, старшему внуку Константина. А это значит что? Или – от комуняк вернулся их младший – Илья, или, у Ковалевича скрывается кто-то другой. Хм-м, если с Кондаковым не получится, то это может помочь отвести от себя гнев господина Ноймана.

***

"Ничего себе! Свезло, так свезло". — Подумалось, когда встретил на лесной тропинке того самого гостя. Тот откуда-то возвращался, крутил потихонечку педальки и в ус не дул. А чё мне? В шею никто не гонит, возьму и прослежу, что за великий начальник по деревням работников ищет. Прихрамывая, шустрил за велосипедистом до самой деревни. Так-то, наличие церкви и школы делало эти тридцать дворов селом, но так бедно всё выглядело, что просто жуть, а не село. Прилёг за пригорком, сканируя по площади, а как стемнело, пошёл знакомиться ближе.

Смотрел в окна сельсовета сквозь занавески и понимал, что не зря задержался. Застолье у Петра Игнатьевича с четырьмя местными мужиками было весьма познавательным. Из их разговоров выходило, что по обе стороны от села проходили две наиважнейших транспортных артерии: Брест‐Минск‐Москва. Шоссе и железная дорога, а также дороги их пересекающие. Тут не было транспортного узла, как такового, но этот населённый пункт был важен для контроля и безопасности участка большой протяжённости. Повреждённые машины, танки, орудия шли в составах на запад, а на восток перебрасывали пополнение, новую технику, ГСМ и продовольствие. Вот и засели здесь дядьки из вермахта с оружием и лопатами наготове. Выявляют вредителей и устраняют неисправности. Попутно обустраивают свой быт и развлекаются как могут. Местные даже рады такой популярности у своего села. Потому что, как рассказывали эти мужички, становилось ясно, не всем так повезло. Многие деревни и сёла уже начали сжигать.

— ...мне Холенков передал, что в Толочин сгоняют жидов.

— И что?

— А то! Если подсуетиться и сдать их первыми, то можно поиметь с этого.

— Это ты Семёну расскажи, а я не хочу к германцам под горячую руку попасть.

— Дурень! Петруша, хоть ты ему скажи, если мы притащим семью жида, кому какое будет дело, если у них из дома что-то пропадёт. У Бляхмана старшего корова дойная из колхозного стада и, если ты Коляшка её к себе уведёшь, никто не рыпнется.

Трусоватый Николай замер, — Что, вот прямо увести?

— Хоть прямо, хоть криво! — Агитирующий на грабёж, торжествующее указав пальцем в потолок, кивнул и добавил. — Нет! Не рыпнутся. К тому же, за них могут сами немцы заплатить.

Кошкин, как и остальные, уставился на односельчанина, не забывая пережёвывать квашеную капусту. — Терентий, так у тебя жена еврейка.

Вот это номер. Удобно устроившись на стожке сена, чуть не сверзился, услышав такое.

— А! Четыре года жили, а детей так и не нажили. Не жалко. — Выпив самогона, продолжил. — А вот если я сам её не приведу, то и меня с ней за бейцы ухватят.

— Петруша, что с Костей? Он согласился? — Переводя тему разговора, спросил четвёртый. — Я видел сегодня господина Ноймана, говорит оберст‐лейтенант уже в следующую пятницу приедет. Будут крахмальный завод запускать.

— Нет, отказал, говорит радикулит у него. Я с Гришей договорился.

— Вот паскудник! Так и не простил тебя за Сашку?

Пётр Игнатьевич фыркнул, разливая присутствующим. — Он не господь бог, чтобы прощать. Я, Даня, всё правильно тогда сделал, когда его брата в ГПУ сдавал.

— Никто не спорит. — Успокаивая занервничавшего Кошкина, Терентий заполнил возникшую паузу. — С органами шутить себе дороже, а Ковалевич знает, что это ты на его брата донос написал?

***

Проследив за этими гавриками из сельсовета, к своему удивлению понял, что не всё так плохо с народом. Двое за нас, двое ссученых, а пятый – неопределившийся крысёныш. Трусливый Николай прятал у себя в сарае раненого красноармейца. Пётр Игнатьевич, хоть и был крысой, а всё же деда Константина не заложил. Но Даниил меня удивил больше всех остальных. Сижу сейчас перед ним и отчитываюсь о проделанной работе. Судя по выражению лица руководителя местной подпольной ячейки, представляю какой у меня сейчас видок.

С подачи Даниила Титовича, проверил небольшой пакгауз под Толочином, куда, после двухдневной слежки, очень возжелал попасть. Длинное кирпичное здание, с плоской крышей из бетона. Окон нет, а ворота круглосуточно охраняются двумя солдатиками. Благодаря обходчику узнал об одной особенности этой постройки. Строители схитрили, не стали делать мощный фундамент с гидроизоляцией. Чтобы сохранить уровень пакгауза удобным для разгрузочных работ, под полом, вдоль всего здания, для отвода подземных ключей, был проложен кирпичный дренаж, через который я хотел проникнуть внутрь. Держа наготове подготовленный щит, весь день, потихоньку откапывал этот горизонтальный колодец, унося землю подальше. Пока отсутствовал, прикрывал яму щитом, замаскированным под куст. Самым трудным, оказалось проломить верх свода, приходилось ждать проходящих поездов. Кому-то могло показаться, что я сумасшедший, вытворять такое среди бела дня в оккупированном городе. Но, за последние недели, это было не самым безумным моим приключением. Я теперь, как ниндзя, меня не видно и не слышно, пока сам не захочу показаться. Наконец, отверстие было готово и я заглянул в прозондированные ранее внутренности. Всё, как и ожидалось. Стенки и пол сильно пропитанны влагой. Животности вроде крыс не наблюдается. Перекрестившись, спустился в яму, заложив за собой ход щитом. Предстояло проползти двадцать пять метров в узком, сыром канале. Достигнув нужного места и обмотав голову подготовленной тряпкой, принялся скоблить зубилом отсыревший раствор. Шаг за шагом освобождая первый кирпич. После, дело пошло легче, но жуткий холод и немеющие руки, затягивали процесс. Спина и задница хлюпали в сантиметровом слое склизкой воды. Час, пока я долбил выход на верх, показался мне вечностью. Последним препятствием были толстые шестигранные плитки. Сцепляясь друг с другом замками, эти чугунные соты являлись половым покрытием пакгауза. Хух! Готово! У двух плиток отломлены замки и я смог выпрямиться, по пояс показавшись внутри. Осматривать склад нужды не было, всё, что мне было нужно, высмотрел снаружи. Что либо брать тоже не стал. Передохнул, спустился обратно и, положив плитки на свои места, поспешил в село, до которого ещё четырнадцать километров топать.