Оружие юга (ЛП) - Тертлдав Гарри Норман (читать книги без .txt, .fb2) 📗
"Эй, осторожней!"
"Да остановите его кто-нибудь!"
За спиной Коделла тощий черный человек, одетый лишь в рваные штаны, быстро проскочил мимо него. Негр сжимал в руке разбитую бутылку виски. С яростным криком ненависти, он воткнул зазубренный конец в горло Андриса Руди.
Брызнула густо-малиновая кровь. Руди, задыхаясь, испустил крик и поднес свои руки к зияющей ране на горле. Но кровь струилась между пальцами у него изо рта и из носа. Он сделал пару неуверенных шагов, зашатался и упал.
Один из ривингтонцев схватил перевязочный пакет, такой же, как был у Бенни Ланга, и опустился на колени перед Руди. "Андрис!" - закричал он, а потом что-то еще на гортанном языке, которого Коделл не знал. Руди лежал неподвижно. Через минуту или две, ривингтонец поднялся, качая головой. Среди полос, нанесенных зеленой и черной краской, его лицо было бледным.
Негр бросил разбитую окровавленную бутылку. Он повернулся к конфедератам и сказал: "А теперь масса, вы все делать со мной что хотите. Я резать не человек, он быть белый дьявол. Он пить весь мой здоровье. Вот." Он провел руками вверх и вниз по его грудной клетке, которая было еще более тощей, чем у раба, с которым Коделл беседовал за пределами города. "И вот." Он повернулся, чтобы показать свою спину и шрамы, старые и новые, пересекающиеся по всему телу. "Я не быть ленивый, наглый ниггер, масса, клянусь Богом, нет, но дьявол Руди, он есть само зло. Я увидел его тут, и я не мог держать себя…"
Коделл и остальные солдаты в сером смотрели друг на друга в растерянности, не зная, что делать дальше. Черный, убивший белого, должен умереть; так гласил закон поколений. Но если белый был врагом Конфедерации Штатов, человеком, возглавлявшим бойцов Ривингтона, который был объявлен в розыск в связи с побоищем в Ричмонде, и человеком неимоверно жестоко истязавшем черных? Неважно, гласил закон поколений - черный все равно должен умереть. Обычаи и законы поколений превуалировали над обычным юридическим правом.
Тем не менее время шло, а никто из присутствующих не поднял оружия против негра. После долгой паузы, Коделл ткнул большим пальцем в сторону Ривингтон. "Тебе лучше убраться отсюда." Негр посмотрел, а затем скрылся так же быстро, как и появился.
"Какой- то кафр-негр -он только что убил безнаказанно белого," - яростно заверещал один из ривингтонцев.
"Заткнись, ты…," - четверо солдат прорычали на одном дыхании. Один добавил: "По всему, этот сукин сын сам напросился, ей-богу." Коделл думал то же самое, но наглости сказать это вслух, ему не хватало. Хотя было видно, что нынешний Юг действительно отличается от того, каким он был в 1861 году.
Двери особняка президента были широко открыты для приема, традиционно проходившего раз в две недели. Бабочки нагло порхали среди людей, но если закрыть двери, то стало бы слишком душно: вместе с июнем лето приехало в Ричмонд. Другие мотыльки бились в стекла окон, счастливо избегая шанса сгореть в газовых лампах.
Роберт Ли и его дочь Мэри стояли в прихожей, приветствуя прибывающих посетителей.
"Добрый вечер, дамы и господа… Как вы сегодня, сенатор Магоффин?… Здравствуйте, господин министр, что нынче привело вас сюда?"
Джефферсон Дэвис позволил себе тонкую, самоуничижительную улыбку. "Я просто зашел, чтобы увидеть, как этот дом существует без меня. И как мне кажется, очень даже хорошо."
"Ты также был не против послушать последние сплетни, насколько я помню," - сказала Варина Дэвис с огоньком в глазах.
"Я?" - Дэвис посмотрел на Ли. - "Господин президент, рассудите нас. Можете ли вы представить себе, что я мог произнести такое нелепое заявление?"
"Нет, но я не могу представить себе также вашу прекрасную жену, искажающую что-либо," - ответил Ли.
"Я никогда не подозревал, что вы такой дипломат," - воскликнул Джефферсон Дэвис, когда сливочного оттенка плечи Варины затряслись в веселье. Бывший президент продолжил: "Если бы вы проявили такой талант ранее, я бы послал вас в Европу вместо Мейсона и Слайделла."
"В таком случае, сэр, я рад, что прятал свой свет под колпаком," - сказал Ли, что снова заслужило улыбку от Дэвиса и смех от его жены.
Мэри Ли сказала: "Вы оба кажетесь счастливее, чем когда были хозяевами этого дома."
"Счастливее?" Джефферсон Дэвис серьезно задумался и через мгновение покачал головой. "Нет, я так не думаю. Легче, может быть. В том смысле, что полный груз ответственности сейчас лежит на широких и талантливых плечах вашего отца."
"Сейчас я не могу думать ни о чем другом, кроме жажды, охватившей мое нежное горлышко," - прощебетала Варина Дэвис. - "С вашего позволения, господа и Мэри, я, пожалуй, совершу набег на чашу с пуншем." Ее темно-бордового цвета юбки, жесткие с кринолином, зашелестели, когда она плавно и величественно направилась к столу с закусками, установленному у дальней стены комнаты. Раскланявшись, Джефферсон Дэвис последовал за женой.
После того, как он отошел за пределы слышимости, Ли сказал: "Хоть он и утверждает обратное, моя дорогая Мэри - я уверен, что ты права. Я не видел его таким цветущим со времен нашей юности в Вест-Пойнте."
Когда поток гостей практически иссяк, Ли сам прихватил кубок с пуншем и не спеша дрейфовал себе через толпу, прислушиваясь к разговорам. Это, по его мнению, было самым полезным в этих приемах: они позволяли ему почувствовать, что в Ричмонде думают, или, по крайней мере, о чем говорят - такой возможности он не мог иметь никаким другим способом. Две вещи, казалось, особенно занимают умы людей сегодня: недавняя сдача последнего оплота АБР в Северной Каролине и продолжающиеся дебаты в Конгрессе по законопроекту, ослабляющему рабство. Пухлый, процветающего вида мужчина подошел к Ли и сказал: "Послушайте, сэр! Если мы хотим сделать наших негров свободными, зачем тогда мы пролили так много крови, отделяясь от янки? Ведь мы могли тогда вернуться в Соединенные Штаты с тем же самым результатом."
"Боюсь, что я не могу согласиться с вами, сэр," - ответил Ли. - "Мы проливали нашу кровь за то, что хотели сами решать наши собственные дела, вместо того, чтобы молчаливо сносить ущемляющие нас законы США, которые были ими приняты вопреки нашим возражениям и благодаря численному превосходству над нами."
"Вау!" - иронически лаконично сказал тот, и попытался отойти.
"Сэр, позвольте мне сказать вам еще кое-что, если можно," - сказал Ли. Мужчина остановился; даже не соглашаясь с президентом, выслушать его он был обязан. Ли продолжал: "Когда я вошел в Вашингтон после того, как тот оказался в наших руках, Лорд Лайон, британский посланник в Соединенных Штатах, задал мне вопрос, который я никогда не забуду: какую нацию мы собираемся теперь формировать в Конфедерации Штатов?"
У человека был готовый ответ: "Такую же, как это было до войны, конечно."
"Но мы же стали совсем другими, чем тогда, и просто уже не сможем вернуться к прежнему," - сказал Ли. "Как отметил посланник, нам потребуется экономическое сотрудничество со всем миром, а война привела нас к краху и необходимости реформировать наши законы, в том числе в отношении рабства. Лучше предпринять небольшие шаги сейчас, дать неграм некоторые права на Юге - в в конце концов, это и их страна тоже - чем оказаться перед лицом неизбежных рабских восстании лет на десять или двадцать."
"Я бы не стал," - отрезал мужчина и ушел. Ли вздохнул. Сколько уже подобных разговоров было на этих приемах. Каждый из них огорчал его: как же много людей не могут и не хотят видеть дальше своего носа? И тут ничего нельзя было поделать. Он повеселел, когда конгрессмен из Миссисипи Этельберт Барксдейл подошел к нему и сказал: "Я слышал, последнюю часть вашего разговора с этим жирным дураком, господин президент. Он, конечно, не опасается, что ему самому придется драться с восставшими рабов. Судя по его внешнему виду, вряд ли он воевал во Второй американской революции, скорее всего просто откупился."
