Балтийский ястреб (СИ) - Оченков Иван Валерьевич (книги полностью txt, fb2) 📗
И как только я это понял, внутри начала разгораться ярость, доставшаяся мне от прежнего владельца тела. Несмотря на весь свой показной либерализм, генерал-адмирал был вспыльчив, упрям и нетерпим к чужому мнению. В более спокойной обстановке хорошо знавший свои недостатки Костя умел смирять буйный нрав и гордыню, но стоило наткнуться на препятствие, как характер брал над ним верх, да так, что искры из глаз летели.
Но Константина тут нет, так что…
Начал совещание сам царь. Обведя всех присутствующих внимательным взглядом, от которого многим становилось не по себе, он заговорил, тщательно выговаривая каждое слово.
— Не могу выразить, до чего Мы обрадованы вестью славного Синопского сражения. Оно Нас осчастливило столько же важностью последствий, которые вероятно будут иметь на дела наши по Черноморскому побережью, но почти столько же потому, что в геройском деле сем вижу, что за дух благодаря Богу у нас в Черноморском флоте господствует, от адмирала до матроса. Уверен, что при случае, от чего, Боже упаси, но и балтийские товарищи не отстанут.
А вот это камешек в мой огород! Всем хорошо известно, что, по крайней мере, на Балтике после отбытия Меншикова заправляю именно я, так что все промахи и неудачи, буде такие случатся, станут моими. Так что надо отвечать….
— Могу заверить ваше императорское величество, что моряки приложат все силы для защиты отечества, с каким бы врагом им ни пришлось схватиться!
— Слышать это Нашему сердцу отрадно и утешительно, — благосклонно кивнул государь, после чего кивнул сидящему как на иголках канцлеру, дескать, продолжай.
— Между тем, несмотря на две победы над османами под Ахалцыгом и по дороге к Карсу, положение дел в Гурии и на Кавказском побережье вообще далеко не успокоительное, — скрипучим голосом поведал собравшимся Нессельроде. — И паче всего, внушает опасение, не побудят ли наши действия англичан и французов объявить о прикрытии турецких портов силами своих эскадр?
— Довольно ли у них на то сил? — в полголоса, но так, чтобы все слышали, хмыкнул военный министр князь Долгоруков.
— Вопрос не в том, хватит ли сил у них, а достанет ли нам возможностей тому противодействовать? — парировал канцлер. — Все же эскадра наша немало претерпела в бою и теперь нуждается в пополнении и исправлении.
Пока я слушал прения министров, у меня в памяти всплыла интересная деталь. Многие из них, как это ни странно, начинали службу именно во флоте. Даже у карлика Нессельроде первый чин на русской службе был мичман. А слывший поэтом князь Ширинский-Шихматов успел проделать несколько кампаний и дослужился до капитан-лейтенанта. Именно поэтому большинство из них свято уверены, что достаточно сведущи в военно-морских делах.
— Французскому и английскому кабинету объявлено, что любое вмешательство будет расценено как объявление войны! — пресек дискуссию император.
— Но что делать, если они все же решатся? — снова подал голос я. — Не лучше ли собрать имеющиеся боеспособные силы, а они всё еще велики, и провести внушительную демонстрацию у берегов Босфора, прежде чем враги придут к соглашению? Это напугает султана и покажет Европе нашу решимость.
— Это может быть очень опасно! — покачал головой канцлер. — Полагаю, того, что уже сделано, вполне достаточно. Чтобы не принимать неосмотрительных решений, следует дождаться известий из Парижа и Лондона, возможно, они вовсе не хотят конфронтации. И если нас поддержат в Вене и Берлине, то…
— С чего бы Австрии нас поддерживать?
— Франц Иосиф всем мне обязан, — нехорошо сузил глаза император.
— И мир еще содрогнется от его неблагодарности!
Судя по реакции собравшихся, это было с моей стороны сильное и до крайности неосмотрительное заявление. Все свое весьма немаленькое правление Николай Павлович придерживался союза с Габсбургами и Гогенцоллернами, и так прямо говорить ему, что он все это время заблуждался…
— Ты хочешь сказать, что Австрия может нас предать? — от голоса отца повеяло холодом.
— Более того, я уверен, что она непременно это сделает при первой же возможности!
— А Пруссия?
Вопрос с подвохом. Августейшая матушка Кости — императрица Александра Федоровна — урожденная принцесса Прусская, а нынешний король, впрочем, как и будущий, ее родной брат, а стало быть, мой дядя. Но в политике нет родства!
— Пока нашим казакам до Потсдама ближе, чем французским спагам [1], мы вполне можем рассчитывать, по меньшей мере, на дружеский нейтралитет.
— Хорошо сказано, — не смог удержаться от усмешки немного недолюбливавший шурина отец.
Облегченно выдохнувшие министры тоже позволили себе короткие смешки, впрочем, тут же затихшие.
— Значит так, — принял решение государь. — От проведения демонстрации в водах Стамбула следует воздержаться. Равно как и от любого иного проявления враждебности по отношению к англичанам и французам. И если они все же войдут в Черное море, драться с ними не станем! Хотят наведаться к Севастополю, встретим их салютом!
На лицах собравшихся было написано — коли так, то и толковать больше не о чем!
— А если они, видя нашу пассивность, решатся высадить десант? — предпринял я еще одну попытку.
— Не думаю, что это может быть опасно. Но на всякий случай, пусть Василий Андреевич распорядится перекинуть в Крым дивизию с артиллерией.
— Лучше всего шестнадцатую! — с готовностью поддакнул Долгоруков.
— Согласен. Да, прибавь к ней кавалерийскую бригаду. Казаков или гусар, на твое усмотрение. И не задерживай!
— Будет исполнено!
— Э… а что ответить на просьбу Серебрякова?
Несмотря на вполне русскую фамилию, адмирал Серебряков — чистокровный крымский армянин. Командует сейчас всеми морскими силами вдоль побережья Кавказа и давно просит их усилить. Понять его можно, четырех парусных фрегатов с таким же количеством небольших пароходов совершенно недостаточно для контроля над подобной акваторией.
— Не знаю, стоит ли? — задумался Николай. — Если бы турки собрали большие силы в Батуми, следовало бы их разбить. Но сейчас… Каково твое мнение, генерал-адмирал? — повернулся он ко мне.
— Если есть возможность нанести туркам ущерб, то пренебрегать им не стоит, — развел я руками. — Но все же успех кампании будет решаться не на Кавказе.
— Отчего ты так думаешь? Разве англичане с французами не могут сделать высадку в тех местах, чая возможности присоединения к себе черкесских отрядов?
— Государь. Если наши враги будут столь безрассудными, чтобы сделать подобную глупость, я, пожалуй, буду стоять за то, чтобы им не мешать. Для тамошних горцев между нами и европейцами нет никакой разницы. И те, и другие в их понимании лишь чужаки, чье единственное предназначение быть источником доходов для гордых жителей гор. И даже если какая-то часть князей захочет присоединиться к новым завоевателям и будет вести себя как союзники, то ничуть не меньшая воспримет их как противников. И тогда меж ними неминуемо снова вспыхнет вражда, и без того почти не затухающая. Впрочем, как и ранее, куда более будет тех, кто, не присоединившись ни к одному лагерю, с удовольствием станет грабить всех подряд!
— Эко ты завернул! А что, господа, пожалуй, Константин прав, — в ответ члены совета не слишком уверенно закивали, выражая одобрение монаршего мнения. — Но, в таком случае, где они по твоему мнению могут нанести удар?
— Если бы сами, ваше величество, были на месте Наполеона, куда бы вы нанесли удар? Очевидно, враг сознает тщетность попыток победить нас на земле, зато в море за ними явное преимущество. Одной морской блокады и бомбардировок явно недостанет, чтобы заставить Россию принять требования Лондона и Парижа. Стало быть, будут и высадки десантов крупными силами. Или на острова, или на полуострова, удаленные от баз снабжения и напротив предоставляющие врагу удобство поставок морем. А поскольку вся война закрутилась вокруг Черного моря и нашего противостояния с Турцией, то именно разгром ЧФ и его главной базы — Севастополя — могут и должны стать основной целью неприятеля.
